Николай Глебов - В степях Зауралья. Трилогия Страница 39

Фельдшера точно подбросило.

— Буди командира, — засуетился он, собирая в санитарную сумку порожнюю посуду из-под спирта и какие-то склянки с жидкостью.

— А по шее не накостыляет? Выпивши ведь они легли… — фельдшер плюнул и торопливо зашагал к Воденикову.

— Яков Павлович, должно, беда, казаки шумят, — начал он, слегка дотронувшись до Воденикова, и, заслышав за спиной топот многочисленных ног, в страхе обернулся.

Леонов, пытаясь вырваться из цепких рук младшего Новгородцева, отчаянно ругался. Увидев перед собой суровое лицо Петра, стоявшего с шашкой наголо, фельдшер юркнул под широкую кровать Воденикова.

— Что это? Бунт? Вон отсюда! — полуодетый Водеников потянулся к лежавшему под подушкой револьверу и в тот же миг отлетел в угол, отброшенный сильной рукой Петра. Водеников дико озирался по сторонам в поисках спасения. Заметив окно, пнул сапогом тонкую раму и метнулся в темный пролет.

— Окружить дом! — распорядился Петр.

Казаки высыпали на улицу, но было уже поздно.

Вскочив на первую лошадь, стоявшую возле палисадника, Водеников скрылся.

Перед утром отряд казаков выехал обратно в Усть-Уйскую.

Поход на Троицк провалился.

В последних числах марта со стороны степного Тургая подул теплый ветер. Чувствовалось приближение весны.

В те дни, когда казаки ушли на Троицк, Словцов не знал покоя. В домике Егора Летунова, где он жил, было людно. Часто заходили Гриша Рахманцев, приехавший недавно от Русакова, инвалиды-фронтовики и казачки из Елшанки. Большая, просторная изба Егора была полна народа. Говорил обычно Виктор:

— Почему победила Октябрьская революция? Потому что трудовой народ понял, что дорога к лучшей жизни только в тесном союзе рабочего класса и крестьянской бедноты, только с партией большевиков! Где, в какой стране рабочий и крестьянин управляет государством? — Выдержав паузу, Словцов ответил четко: — Только у нас. Где женщина поставлена в своих правах наравне с мужчиной? У нас. Где фабрики, заводы и земля принадлежат трудовому народу? У нас. Так скажите, что нам дороже: или наша народная власть, или власть дутовцев, власть богатеев? Егор Максимович, — обратился Словцов к хозяину, — скажи, отчего разбогател Яшка Водеников?

— Известно отчего, напоил допьяна проезжего купца, выкрал у него деньги, а тот и удавился, — отозвался сидевший в углу избы Егор.

— А Леонов Иван?

— Он еще на действительной службе убил богатого еврея, оттого и разбогател.

— Атаман Сироткин?

— Этот по части «бычников» промышлял, которые приезжали на ярмарку для покупки быков… Ночью выедет в степь с дружками, угонят быков, да и хозяевам бока намнут…

— Значит, кто ваши управители?

— Воры да грабители, — вскочив с лавки, пылко выкрикнул Гриша Рахманцев.

— Терпимо ли это?

— Нет!

Среди казачек началось движение.

— У Воденикова не один год жила моя мать в работницах, выгнал ее, ни копейки не заплатил!

— Сироткин Тимофей покосы у вдов забрал! Найди-ка на него управу!

— Тын развалился и жердей не дают!

— Дров полена не выпросишь, весь лес богатые казаки забрали!

Когда шум утих, Виктор заговорил вновь:

— От вас, женщины, во многом зависит судьба станицы.

— И у нас будет власть Советов, вот только вернутся наши из Троицка, — послышался уверенный голос.

Казаки вернулись неожиданно. Ночью к Виктору пришел Петр Новгородцев. Усталый, но довольный, опустился на лавку и произнес с усмешкой:

— Отвоевали атаманы Троицк. Водеников сбежал. Леонов остался в Бобровке, наверное, клянчит у хозяев самогон.

— Настроение казаков? — спросил живо Виктор.

— Боевое.

— Хорошо. На завтра назначаем митинг и выборы Совета. Соберите бедноту и фронтовиков.

— А как со станичной верхушкой?

— Арестовать, — коротко ответил Словцов. — Там, где нужно, применим оружие…

Перед утрем предупрежденные кем-то богатые казаки вместе с семьями скрылись.

Открывая митинг, Петр Новгородцев поднялся на табурет, одернул военную гимнастерку и, подбирая нужные слова, произнес, волнуясь:

— Товарищи станичники! Власть полковника Дутова, власть атамана Сироткина, власть Водениковых и других богатеев кончилась. Наступила власть трудового народа. Теперь — кто был ничем, тот станет всем. Надо это почувствовать своим сердцем. И тогда каждый из вас скажет: «Да здравствует и живет вовеки Советская власть, Коммунистическая партия и вождь мирового пролетариата товарищ Ленин!» — Петр взмахнул папахой над головой и радостно выкрикнул: — Ура!

Многоголосое ура разнеслось по весенним улицам.

В тот день ласково светило солнце, заливая теплом дома, станичную площадь и на ней празднично одетых казаков и казачек.

После митинга началась демонстрация. Впереди с красным знаменем шли Словцов, братья Новгородцевы и группа фронтовиков. За ними двигались елшанцы и приехавшие с ближних хуторов батраки.

Вечером состоялись выборы первого Совета, председателем которого был избран коммунист Петр Новгородцев.

Весной земли и покосы богатых казаков были переданы бедноте. Оброчные статьи[9] отошли елшанцам. На станцию потянулись первые обозы с хлебом для промышленных центров страны. Неграмотные казачки учились на курсах ликбеза.

В конце мая, ночью неожиданно нагрянули чехи и белоказаки. К ним присоединились бежавшие из станицы дутовцы.

После короткой, но ожесточенной борьбы были схвачены в здании Совета Виктор Словцов, братья Новгородцевы, все сочувствующие большевикам и активисты станичного Совета. В момент ареста сына старую Рахманцеву хватил удар. Наутро, с трудом подвязав безжизненную руку, волоча за собой ногу, она направилась в станичное правление узнать о судьбе Григория.

Полуживую женщину атаман Сироткин встретил с издевкой:

— Твоего большевика мы сначала потешим, а потом расстреляем вместе с другими коммунистами.

Случилось необычайное: Рахманцева, высоко подняв голову, ответила:

— Вы бы на фронте показывали свою храбрость, а то воюете здесь с полумертвыми бабами. Моего сына стрелять не за что, он бычников не обворовывал!

На следующий день новый удар уложил женщину в могилу.

В полдень белогвардейцы обшарили все углы в доме Егора Летунова, заглянули в подполье. Взбешенные безрезультатным обыском накинулись на старика.

— Сказывай, где сыновья?

— Мои сыновья в Красной гвардии, бьют таких гадов, как вы, — гордо ответил тот.

Сильный удар в лицо свалил Егора на пол. Отбросив упавшую на тело мужа старуху, белогвардейцы выволокли Летунова во двор и двумя выстрелами покончили с мужественным стариком.

Вот и карательный отряд пришел в станицу с артиллерийской батареей, батальоном башкирских стрелков и пехотной частью головорезов Каппеля.

Созданная карателями военно-следственная комиссия принялась за свою грязную работу. Значительную часть местных коммунистов и фронтовиков вывели на окраину станицы, поставили возле вырытой ямы и расстреляли из пулемета.

Крики женщин, плач детей, рев скотины — все смешалось с треском пожара и смрадным дымом. Через несколько часов от Елшанки остались обугленные бревна, вздувшиеся трупы животных и уныло бродившие по пожарищу женщины и дети.

Виктор Словцов, братья Новгородцевы и часть арестованных усть-уйских казаков были отправлены в Челябинскую тюрьму.

Здесь Виктор Словцов и встретился с Ниной Дробышевой.

ГЛАВА 6

Весеннее солнце заливало сверкающим теплом котловину города Марамыша.

Легкий ветер приносил с полей еле уловимый запах свежих трав.

Накануне восстания чехов председатель уездного комитета Коммунистической партии большевиков Григорий Русаков сидел в маленьком рабочем кабинете и просматривал почту. Вести были тревожные: в Тургае появилась банда Бекмурзы Яманбаева.

Плохо было в Зверинке: задерживалась сдача хлеба.

Лупан ходил хмурый. Однажды он сказал Евграфу:

— Седлай коня и езжай в Марамыш к главному партийному человеку. Скажи, что уполномоченный упродкома на поводу у богатых идет. У Силантия Ведерникова днюет и ночует. Бедноте ходу не дает.

Лошадь Евграфа с трудом вытаскивала ноги из липкой грязи. Над озерными камышами стоял неумолчный гомон птиц, в тихой заводи плескалась рыба. От земли шел пар. Поля нежились под солнцем после суровой зимы. Кое-где на пригорках показалась первая зелень.

Евграф подтянул повод, приподнялся на стременах. Кругом лежали свободные от снега поля и луга. В далекой дымке яркого дня блестела водная гладь. За ней шли казачьи и мужицкие покосы.

«Придется часть лугов отрезать нынче донковцам, — подумал Евграф, — да и выпасами поделиться. Хватит всем…»