Владимир Орлов - Истощение времени (сборник) Страница 39

Самые обыкновенные зонтики, черные, на проволочном каркасе. Букварь подумал, что зонтики эти шьют, наверное, из крыльев летучей мыши. Разве могли богатыри в кованых доспехах, былые суздальчане, таскать над головой трусливую черную прорезиненную материю на деревянной палке с пластмассовой ручкой?

Еще Букваря расстроила тишина и то, что в Суздале ничего не происходило.

Через год Букварь влюбился в Чапаева, показанного кинопередвижкой, и мог уже смотреть из-под берез на Суздаль спокойно. Суздаль казался теперь ему вовсе и не городом, и не реликвией, а просто цветником. Золотые, белые и розовые цветы стояли по пояс в зелени, выросшей на жирной и сытной земле ополья.

И по суздальским улочкам Букварь ходил теперь спокойно, не возмущался зонтиками и велосипедами. Улочки были тихие, и машины ползли по ним черепахами, без сигналов, и рядом суздальские реки – Каменка и Мжара – не спеша, потихонечку несли свои воды. И в этой тишине, в успокаивающих ритмах, Букварю совсем не верилось, что когда-то Суздаль был столицей.

А он был столицей. Густым, отрывистым и мелодичным звоном переговаривались большие и малые колокола десятков колоколен. Великие безвестные мастера ставили на речных берегах деревянные храмы. Бились суздальские рати с татарами, с волжскими болгарами и новгородцами. И было это все в те давние времена, когда великий князь ростовский и суздальский Юрий Долгорукий еще и не поставил в устье реки Неглинки, в лесах, крохотной деревушки по имени Москва. И князя Юрия самого тогда не было.

Теперь Суздаль жил воспоминаниями. Он был похож на старика пенсионера, отдыхающего в сквере под тенистыми деревьями. Молодость у старика была бурная и богатая событиями, а сейчас ему оставалось часами просиживать на облезлой лавочке, прогревать старые кости.

Но Букварь видел, что старенький Суздаль, живущий воспоминаниями, притягивает и притягивает к себе паломников. По его улицам бродили бородатые студенты-художники с этюдниками, часами сидели у древних камней с открытыми альбомами. Шлялись по зеленым тротуарам восторженные и привыкшие ко всему иностранцы с великолепными проборами и огуречными шарфами.

Букварь пытался понять, чем притягивает их Суздаль. Так и не понял, пока не стал взрослым. А когда стал, когда учился уже в десятом классе, он открыл Суздаль для себя заново, влюбился в его камни и купола.

Понял, что без Суздаля нельзя понять культуры народа русского, души русской. Он видел Суздаль городом-заповедником, музеем, каким он будет.

Он мечтал о многих профессиях. А в десятом классе захотел стать историком и археологом. После уроков, пешком или на попутной, Букварь добирался до Суздаля. Торчал у каменных стен и спящих соборов. Сидел в суздальской библиотеке и листал книги. Книги были толстые, со множеством рисунков и фотографий. Они рассказывали о древнем зодчестве земли русской, о златоверхой Софии Киевской, о храмах Новгорода и Пскова, о белокаменных и красных Кремлях.

Девчонки из его класса в киоске «Союзпечати» покупали фотографии киноактеров. Киноактеры на этих фотографиях были похожи друг на друга, как шлакоблочные четырехэтажные дома, но девчонки их отличали и про каждого могли рассказать много невероятных вещей. И для Букваря каждый храм на фотографии стал знакомым. О каждом теперь он знал все подробности.

Букварь любил сравнивать храмы с людьми из старых былин.

Сначала такое сравнение показалось ему странным. Но потом Букварь понял, что оно возможно. Он считал, что древние зодчие, работая, поглядывали на человека как на модель. Человек тогда жил один на один с природой, со всеми ее фокусами, он еще не изобрел зонтиков и холодильников. И с врагами он жил один на один, рассчитывал только на свои мускулы и прочность меча. И здания, особенно каменные, были для него тогда не только жилищами и храмами, – они были бойцами и тружениками. Такими, как он сам.

Букварь был патриотом Суздаля, но ему больше нравились храмы Новгорода, старшего суздальского брата.

Новгородские соборы и церкви были похожи на воинов. Особенно те, что поставили в одиннадцатом и двенадцатом веках. Они высились каменными Васьками Буслаевыми. Ваську Букварь узнал из былин и видел в кино, в «Александре Невском», богатырем-громадиной с плечами в самую что ни на есть косую сажень.

Храмы новгородские были одноглавыми. Простые, не декорированные кубы. И от этого они еще больше походили на людей. Стояли в детинце, на холмах и по берегам Волхова статные и мощные каменные фигуры с богатырскими плечами и крепко посаженными головами в свинцовых шлемах. Охраняли Русь.

Клали соборы из больших, грубо отесанных камней неправильной формы. Склеивал их известковый раствор, розовый от примеси мелкотолченого кирпича, подрезанный по контурам камней. Не были соборы штукатурены, стояли грубоватые, как булыги, мощные и суровые. Суровые былинные воины.

Суздальские храмы были поизящней, помягче суровых новгородских, белые стены их клали тщательно и ровно, украшений каменных налепили. Головы храмов держались на тонких и длинных шеях, несли большие кресты, и шлемы их не были рассчитаны на те мечи, удары которых выдерживали шлемы новгородцев.

Храмы, устоявшие в Суздале, строили в шестнадцатом и семнадцатом веках. Было тогда на Руси поспокойнее, да и человек набрал побольше силенок. Каменными песнями славил и себя и землю, давшую ему жизнь.

Ездил Букварь часто во Владимир и в Боголюбово. Видел и во Владимире каменных воинов. Золотые ворота, широко расставившие богатырские ноги, величественный и простой Успенский собор с фресками Андрея Рублева, Даниила Черного и их товарищей.

Но стоял рядом с Успенским небольшой одноглавый куб. Княжий Дмитриевский собор, выстроенный Всеволодом Третьим. В одной книге Букварь нашел сравнение собора с величавым князем в белом церемониальном облачении, затканном выпуклыми изображениями невиданных чудищ.

Собор был князем, а церковь Покрова на Нерли казалась Букварю девушкой. Ее поставили на лугу, у впадения Нерли в Клязьму, и она стоит так века, в зелени, в траве и деревьях, смотрится в спокойную зеркальность воды, белая красавица в простом и богатом узоре.

Букварь часто гостил в Боголюбове у тетки и ходил смотреть на церковь во все времена года, в солнце и в лунные ночи, и никогда не мог насытиться каким-то непонятным чудом гармонии и простоты. Она стояла, нежная, красивая, как Купава, спокойная, сильная, как Ярославна. Олицетворение русской женщины, земли русской. Слава земли русской.

Суздальчане взяли за образец Дмитриевский собор и церковь Покрова и учились у их мастеров.

Букварь подъезжал и подходил к городу по всем дорогам, видел толпу церквей и башен с разных сторон. Но была у Букваря любимая, Владимирская, дорога.

Дорога эта совсем обычная, покрытая недавно асфальтом, бежит себе увалами, и три деревушки стоят на этой дороге, совсем обычные – Борисовское, Батыево и Павловское. Но Букварь-то знал, что по дороге этой девять веков назад шли обозы из Киева в Суздаль, знал, что село Борисовское принадлежало Ивану Калите и было завещано им сыну Симеону Гордому, знал, что в селе Батыеве стоял грозный узкоглазый хан, знал, что село Павловское куплено было женой Александра Невского. Букварь вспоминал об этом каждый раз, когда ехал Владимирской дорогой.

Букварь знал стихи о ленинградском Летнем саде, где «замертво спят сотни тысяч шагов врагов и друзей, друзей и врагов. А шествию теней не видно конца от вазы гранитной до двери дворца». В Суздале тоже спали сотни тысяч шагов. В Суздале, и на Владимирской дороге, и в Борисовском, и в Батыеве. Букварь очень хотел услышать эти шаги. Это было невозможно, но Букварь очень хотел. Иногда наступали минуты, когда Букварю казалось, что невероятное произойдет. В поле, на пашне, окруженной стенами леса, где все современное исчезало, Букварь воображал себя в двенадцатом веке и ждал, что из-за леса появится рать. Он слышал топот коней, их ржание, и звон металлических доспехов, и людские крики. Он ждал, волновался, а потом где-нибудь за Каменкой начинал тарахтеть трактор.

Он пытался услышать эти шаги в Покровском монастыре, где бывал Иван Грозный и где в склепах лежали опальные царицы. Он вслушивался в звуки у розовых стен Спасо-Евфимиевского монастыря, за которыми могильным камнем был прикрыт герой России Дмитрий Пожарский. Он хотел услышать спящие шаги для того, чтобы отчетливее уяснить себе связь времен и связь поколений.

Каждый раз, когда Букварь оставался один на один с древними камнями, он очень хотел увидеть людей всех веков, увидеть жизнь Руси, попасть во все времена и быть свидетелем боев, разговоров, просто каких-то молчаливых сцен. Он мечтал увидеть Святослава, Грозного, и Петра, и Пушкина, и миллионы других людей. Увидеть их не вместе, а в отдельности, каждого, чтобы уловить связь между ними, чтобы понять, как сменили друг друга поколения и почему так велик его народ.