Иван Абрамов - Оглянись на будущее Страница 39

— Ты не озирайся, золотко самоварное, — по-дружески посоветовал Никанор, светя фиксой. — Здесь никого не обижают, а хороших людей, вроде вот нас, очень даже уважают. Ты мозгой поворачивай, пока не окосел. Ты кто? Сварщик. Я кто? Тоже сварщик. Федор Пантелеевич наш лучший друг. Если мы вместе, нам черт не брат. Во! — вынул из кармана комок червонцев. — Были, есть и будут. Хоть печку топи. Хочу — вон ту рыжую куплю, — указал на соседний столик. — Хочу — во! Автобус! Э, Лиля! — поманил пальцем толстозадую. — Будешь меня любить, если по червонцу за раз?

— Сиди смирно, — благодушно, мило улыбнулась Лиля. — К нам тоже мальчики с повязками заглядывают. Кликнуть?

Но это она так, зачем кого-то кликать, если сидят люди и платят исправно. Гости.

— Понял? — продолжал Никанор урок с наглядными пособиями. — Ворон ворону глаз не клюет. Пей! Закусывай! Что душе угодно? Семужка? Пожалте! — указал на тарелку с ломтями драгоценной рыбы. — Икорка? Жри от пуза, — подвинул ближе к Сергею розетку с паюсной икрой. — А захочется, мы хоть молока птичьего закажем. Принесут, за деньги они хоть живого крокодила на стол встащат. Откуда червончики? Не воруем, нет! Скажи, Федя!

— Трудовые. Потелые, — неохотно подтвердил Мошкара. Он, оказалось, любитель и выпить, и закусить. Пока Никанор тары-бары, опорожнил графинчик, тарелочки перед ним тоже чисты. Мордень разрумянилась, глазки засветились, лягушачьи губы зашевелились, а ни слова. Хитер. Для речей тут Никанор.

— Ну, цистерна, ишь водяру качает, — умилялся Никанор, наливая Мошкаре в большой бокал. — Пей, Федя, пей! Пузом моря не вынесешь. И ты пей, не щупай карман с авансом. Цел будет аванс, мы не грабители. Во! — из другого кармана достал горсть разномастных денежек. — Нальемся, тройку наймем и до хазы. Тюфяк ты, Сережа. Давно тебе надо к нам прибиваться. Сунешь своим тиграм по сотняге в зубы, пока прожуют да проглотят, ты гуляй. Нет, скажи, а! Федя! Да ты пей, пей, сколь пузо вытерпит.

«Жулики, — начал догадываться Сергей. — Давно про них молва. Ну, сколько Никанохе на пятый попадает? Ну, две, две с половиной в месяц. А у него в левом с тыщу да в правом не меньше. Это же шальные деньги. Как же они умудряются?»

— Да не пыхти, не ерзай, — похлопал Никанор Сергея по плечу. — Что у нас, все наше. И у тебя будет не меньше. Хочешь? Да не таращи ты свои караулки! Никаких нарушений. Ты слышал, что такое непредвиденные работы?

Сергей не только слышал. Ему тоже кое-что иногда перепадало. А суть в том, что котлы до сих пор освоены не до конца. Есть в технологии пробелы. Кто виноват, но бывает так: поставили калорифер согласно чертежу и все, как надо, никаких отклонений, а места для дымососа не осталось. Снимай калорифер, срезай крепления, снова ставь на другое место, чтоб дымососу площадь выгадать. Или взять тот же трубопровод питательной воды, вовсе простое дело. Сварил Сергей трубопровод, испытали его на герметичность. Все. Плати денежку. Разобрали монтажники трубопровод после испытания, ставят по месту. А он не лезет. То угол изгиба велик, то плечо длинновато. Кто виноват? А черт знает. Может, виноватый в министерстве сидит, чеки подписывает. А в отделе график, в цехе план. Над цехом начальства — четыре этажа битком. Давай-давай! Ну и — непредвиденные работы. Разрезать длинное плечо, сварить, снова смонтировать под опрессовку, снова размонтировать и поставить по месту. Рубли. За дело. Но бывает и так: все хорошо и на месте, а наряд на непредвиденные работы выписан. Оформлен во всех инстанциях.

Но сотен Сергей не получал ни разу. И навострил ухо.

— Ну, знаю, темниловка еще та.

— Топор! — взъерошил Никанор Серегину жиденькую прическу. — Тебе какая забота? У тебя наряд. Подписи-печати, комар носа не подточит. Получи, распишись и кати хоть сюда, хоть прямо в столицу. Там с хорошими деньгами тоже привечают. Ну? Усек? Распишись и получи. Дошло? И в карман. По сотенке своим тигрицам… Ну, Феде, конечно. Он же хлопочет. У него на цугундере кто надо. Им тоже на понюшку. А как же, миром батьку бить и то ловчее. Да ты пей, пей! Пе-эй, колун! Тюфяк! Тебя не касается, у тебя наряд. С подписями-печатями.

«Так… а что? — подался Ефимов. — Наряд. С подписями-печатями. По закону. Непредвиденные работы. Поди, проверь, сколько там и чего. У денег ни глаз, ни языка. Они молчат. Вон сколько в Никанохиной горсти вмещается. Если с подписями…»

— Ну, чо? — притянул к себе Никанор рассолодевшего Ефимова.

— Так если… с печатями, если с подписями…

— Пять сотен в месяц, — уточнил Никанор. — Тебе. Остальное хорошим людям. Лады? — протянул руку ладонью вверх.

«Если с подписями, с печатями… А если Иван пронюхает?»

Даже в голове посветлело. Ну а если пронюхает?

— Ты чего ушки натопырил? — строго спросил Никанор. — Тебе деньги в руки суют, а ты нос воротишь?

— А если Иван?

— Что Иван?

— Пронюхает.

— Во куда он пусть меня понюхает! Мы ему уже создали условия. Федь! А? Скажи!

— Создали, — подтвердил Мошкара. — Надолго. А ты не будь козявкой, — посоветовал Ефимову. — Люди на готовый хлеб найдутся. По пять сотенок в месяц — это не фу-фу. Понял? Ну, вот! Пей! — и вылил в свой бокал остатки из второго графина.

— Ты что думал, мы вчера родились? — принялся за свое Никанор. — Мои работяжники за сотню в месяц молчат в тряпку. Я им кронштейники хитрые подсуну, они и вглухую. По сотенке — и будя. Тебе монету предлагают, понял?

«Почему мне? — хотел спросить Ефимов. Но сам и ответил: — А что я — хуже других?»

— Ты по заводу прогремишь, — выложил Никанор последний козырь. — Первейшим ударником зачислят. По триста процентов нормы. Портрет в аллею. В газетах пропечатают. Тебе тот же Носач первым здравствуй скажет.

«А что мы — хуже людей?»

— Так я что, я вполне, — согласился Ефимов. — Лишняя копейка никому карман не прорвала. Если подписи и… это… если…

— По рукам! — сжал Никанор ладонь Ефимова. — Но вот что напоследок. Не вздумай аля бу-бу, понял! Нигде и никому, понял?

— Не, что вы. Я за товарища… Не-э, грб! — еле ворочал языком Ефимов. — Если с печатями…

— Ну — отдыхать, керя, отдыхать, — помог Никанор встать Ефимову. Довел до дверей, помог спуститься с крутого крылечка, прислонил к фонарному столбу и крикнул: — Возщик!

Таксисты охотно увозили гостей.

29

Возвратившись за стол, Никанор опять поманил официантку и не попросил, приказал:

— Стул убери и никого сюда. — Сунул ей самый измятый червонец. — Посуду смени. Коньяк, лимон, кофе. Ему — боржоми, — указал на Мошкару.

— За каким хреном ты приволокся? — запротестовал Мошкара. — Я тебе сказал: доставь до места.

— Докатится, — пренебрежительно отмахнулся Никанор. — Рановато его ублажать, пусть сноровку покажет.

— А я тебе говорю!

— Вот что, повелитель! Сейчас девка принесет боржом, промой мозги, и поговорим о деле. А пока — молчи. Ну!

— Я трезвей тебя, — и правда трезвым голосом произнес Мошкара. Сунул от себя грязную посуду, смахнул на пол крошки, положил перед собой обе руки, посмотрел Никанору в глаза и продолжал: — Не рыпайся, малый! Ты меня знаешь, а я знаю о тебе.

— Да на кой хрен ты меня спаровал с этой сявкой? — спокойнее заговорил Никанор. — Продаст на первом базаре. Сгорим, Пантелеич. Синим огнем.

— Ты хотел на елку влезть и не поцарапаться? — ехидно усмехнулся Мошкара. — Чисто-блисто и карман пузат? А я, по-твоему, такой дурак? Учить меня вздумал? Командовать захотелось? Ты у дяди свово спроси: он-то мной командовал? А у него котелок не твоему пара. Стрельца боишься? А кого ты не боишься? А? Фролика своего и то боишься, к Зойке подступиться не сумел.

— Не лезь! — вспыхнул Никанор. — Наши дела — это наши, а мои — не лезь! Понял?

— Дур-рак! — как плевок, бросил Мошкара. — Телок! Так вот, слушай! Серега не пойдет жалиться Ивану. А мы за Иваном долго, нет ли, как за каменной стеной. Все знают: Серега вырос в одной дерюге со Стрельцом. Не тронут Серегу, не посмеют, пока он вглухую не завалится. Но до тех пор мы его, как миленького, отошьем. Хочешь, спроси у Носача, как мы прежде-то и не таких в навоз месили. Спроси, спроси.

И все же здорово окосел Мошкара. Трезвый он не болтлив.

— Так ты и меня, если что, в навоз? — зловещим шепотом спросил Никанор, близко наклонившись к Мошкаре.

— Ты — пострадавший. От культа, — хохотнул Мошкара. — Пока сердобольные придурки одумаются, мы с тобой вволю напотешимся. Да и не годишься ты в навоз…

— Тихо! Дружинники!

— А у нас чисто, — показал Мошкара на грязные тарелки. — Мы с авансика по стопушечке, мы тихо-мирно. Эй, братцы! — не очень громко позвал дружинников. — Мы тихо-мирно, мы по стопушечке. С авансика. Потелые пропиваем. Помаленечку.

Окосел, расслюнявился Федор Пантелеич. Да и с кем не бывает? На то и говорится: нет такого молодца, чтоб обманул винцо.