Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин Страница 39

Вот мы и остались одни, все из 122-й, Дновской, связанные единством военной судьбы. Я сидел на одной парте с Аркадием Мироновичем, за нами пристроился Павел Юмашев.

Смотрим на полковника. Он смотрит на нас.

— Я думаю так, товарищи, — начал полковник Шургин. — Протоколов вести не будем. Что нужно — и так запомним.

Услышав про протокол, я тотчас схватился за карандаш.

— Зачем тебе? — удивился Сычев.

— На всякий случай. Вдруг кто-нибудь чего-нибудь скажет, а я тут как тут. И вас я должен записывать, Аркадий Миронович.

— Разве ты меня узнал? — спросил он довольно.

— Кто же не знает вас в нашей великой телевизионной державе.

Он сладко поморщился:

— Смотри, не выдавай меня. Не люблю этой шумихи.

Итак, мой карандаш наготове.

Полковник Шургин. Что мы с вами сделали на войне, всем известно. А вот что нами сделано за последующие сорок лет, это предстоит выяснить. Начну с себя. Имею двух дочерей, трех внуков. Из армии был демобилизован в пятьдесят восьмом году, когда меня поразил инсульт. Четыре года провел в инвалидной коляске, но, как видите, воскрес, снова приступил к трудовой деятельности, имею шесть благодарностей и две почетные грамоты.

Теперь я проверю вас, мои дорогие солдаты. У кого за последние сорок лет имелись административные взыскания, прошу поднять руку.

Мы молчим. Никто не решается выступить первым. Наконец, в соседнем ряду поднялась робкая рука.

Полковник Шургин. Кто такой? Доложите.

Рука. Младший лейтенант Рожков Алексей Егорович. Получил выговор с занесением.

Он стоит перед нами с понурой головой, круглолицый, седой, в дорогом костюме.

Полковник Шургин. В каком году вы получили выговор?

Младший лейтенант Рожков. В 1975-м.

Полковник Шургин. За что получили? Доложите своему командиру.

Младший лейтенант Рожков. За то, что я публично обозвал своего начальника дураком.

Учебный класс содрогается от хохота. Алексей Рожков стоит в прежней понурой позе.

Полковник Шургин (качает головой). Ай-яй-яй. Выговор ты получил, Рожков. А вину свою осознал?

Младший лейтенант Рожков. Так он в самом деле дурак, товарищ полковник. Его через год сняли.

Полковник Шургин. Разве так положено отвечать своему полковнику? Еще раз спрашиваю: ты осознал свой проступок?

Младший лейтенант Рожков (вытягивает руки по швам). Так точно, товарищ полковник, осознал.

Полковник Шургин. Вот сейчас ты ответил правильно. Недаром у тебя на груди два боевых ордена. А если ты знаешь, что твой начальник дурак, утешайся тем, что ты умнее его — и молча исполняй работу. Мы свое дело сделали, победу завоевали для грядущих поколений. А теперь мы не начальники, мы ветераны, сидим на пенсии. А нынешним начальникам как раз по сорок лет, они дети победы. И если мы их начнем дураками величать, то у нас в стране порядка не станет, и мы сами разрушим то, что завоевали. А если попадется иной раз глупый начальник, ты же сам сказал, что с ним будет его снимут и назначат на его место умного. Правильно я говорю?

Младший лейтенант Рожков. Так точно, товарищ полковник.

Полковник Шургин. Можешь сесть. Продолжаю опрос личного состава. Кто был осужден по суду? Отвечайте честно.

Встает высокий худой мужчина со скошенным плечом и ярко выраженным синим носом с мраморными прожилками. Но глаз не прячет, обводя нас по кругу дерзким взглядом, словно мы виноваты в том, что его судили.

Синий нос. Автоматчик второго батальона сержант Снегирев по имени Иван. Статья 172-я, товарищ полковник. Халатность в особо крупных размерах.

Полковник Шургин. На каком же поприще, автоматчик Снегирев, была допущена вами данная халатность? Расскажите своим боевым друзьям.

Сержант Снегирев (шмыгает синим носом). Работал я в цехе кладовщиком, ведал инструментом. Тут снимают у меня остатки. И у меня недостает инструмента ровно на 783 рубля. Там победитовые резцы, очень дорогие. Как они пропали, ума не приложу.

Полковник Шургин. Пропали материальные ценности, принадлежащие народу, это очень прискорбно. Сколько же вам дали? Три года?

Сержант Снегирев. Так точно, товарищ полковник, четыре года. Отсидел срок честно, как на войне. Факт хищения установлен не был. Только халатность.

Полковник Шургин. Хорошо, автоматчик Снегирев, мы вам верим, что вы честный человек. Сейчас на пенсии?

Сержант Снегирев. Сто пять рублей четырнадцать копеек. Восемнадцатого числа каждого месяца доставляет на дом почтальон Катя. Мой день!

Полковник Шургин. Следующий вопрос, товарищи ветераны. Вот были мы на войне, проявляли чудеса храбрости, шли на танки, в штыковую. А в мирное время кто из вас струсил — поднимите руку.

Поднимаются сразу две руки, одна из них принадлежит Алексею Рожкову, заработавшему выговор по административной линии; теперь выясняется, что он еще и трус.

Полковник Шургин. Снова младший лейтенант Рожков. С одной стороны, отчаянный малый, не боится начальника назвать дураком, с другой стороны… Что ж, послушаем вас. Как вы стали трусом?

Младший лейтенант Рожков. Разрешите доложить. Струсил перед начальником.

Полковник Шургин. Надеюсь, перед другим?

Младший лейтенант Рожков. Так точно. Сейчас у меня другой начальник.

Полковник Шургин. Когда же вы проявили трусость?

Младший лейтенант Рожков. Ровно десять дней назад, в понедельник.

Полковник Шургин. Что случилось в этот день?

Младший лейтенант Рожков. Начальник вызвал меня к себе в кабинет и предложил мне, чтобы я записал его в соавторы по своему изобретению.

Полковник Шургин. И что же ты ему