Виктор Московкин - Потомок седьмой тысячи Страница 4

Анна ревнула, повисла на шее мужа.

— Что я без тебя делать буду-у…

Федор осторожно освободился, приговаривая:

— Дуреха! Он пугает тебя. Сегодня же приду. Я ничего такого не сделал. Правда, служивый?

— Там разберутся, — хмуро ответил полицейский.

— Видишь, — подхватил Федор. — Он — мужик с умом, сказал: разберутся — и выпустят. Заснуть не успеете — приду.

Анна невесело улыбнулась: раз Федор спокоен, шутит — может, и вправду ничего страшного нет, посидит ночь — и выпустят. Все-таки отрезала ломоть хлеба, смочила верх постным маслом, круто посолила. Отрезала еще ломоть, сложила их и, завернув в чистую тряпицу, засунула в карман пальто.

Федор переобувался — надевал валенки. Из угла расширенными с перепугу глазами смотрела на него Марфуша — в коротком платьице, голенастая, длиннорукая. Федор подмигнул ей:

— Нагнали на тебя страху? — Помедлив, добавил: — Береги мне жену с сыном, на тебя вся. надёжа.

Девушке показалось, что последние слова он сказал без усмешки, дрогнувшим голосом, и она кивнула в ответ.

2

В квартире служащего фабрики мистера Дента сидел гость. Гость был приятным, об этом говорил весь вид хозяина. Сухощавый, жилистый Дент доверху наполнял бокалы светлым вином, услужливо пододвигал закуски, просил отпробовать фаршированную щуку, аппетитно лежавшую на тарелочке, приправленную с боков зеленью.

Беседовали тихо, покойно, никто не мешал. Жена Дента, хорошенькая блондинка с пышным бюстом, ушла в боковую комнату: разговор касался мужских дел; служанка бесшумно копошилась на кухне.

Сам Дент не ел, не пил, вздыхал печально:

— Какая жалость… Какая жалость. Потеря мистера Кноопа… Кто мог подумать? Я удручен.

Гость налегал на закуски, поглядывал на часы — нужно было успеть к вечернему поезду. Холеными пальцами осторожно брал дольку лимона, положив на язык, от удовольствия жмурился.

— Хозяин ценил вас, мистер Дент…

— О, это был большой человек! — Дент облокотился на стол, старался заглянуть в бесцветные с напухшими веками глаза собеседника — ждал, когда сообщит о главном. И опять вздыхал: — Что теперь будет? Какая потеря…

Говорили о внезапной смерти главы крупнейшей фирмы Романа Романовича Кноопа. Совладелец ста двадцати двух предприятий, монопольный поставщик английского оборудования для текстильных фабрик, торговец иностранным хлопком — вот кто такой мистер Кнооп, взявший русское имя и отчество. В ходу была поговорка: что ни церковь — то поп, что ни фабрика — Кнооп… Смерть Романа Романовича не зря беспокоила Дента. Он был агентом — посредником фирмы. Заказы с местной фабрики шли через него. Дент оформлял их не без пользы для себя. Что-то будет теперь? Нежданный гость, представитель фирмы Кноопа, взволновал Дента: с добрыми или худыми вестями вошел он в дом? Почему так долго молчит, отделываясь пустячными замечаниями?

Тот наконец насытился, поблагодарил за радушие. Взгляд упал на пепельницу, пододвинутую Дентом: на дне свинцовой раковины изображение обнаженной женщины.

— Занятная вещица, — хмыкнул он. Повертел в руках, полюбовался и осторожно поставил перед собой.

— Изделие здешнего заводчика Оловяшникова, — пояснил хозяин. — Пользуется спросом.

Гость опустил горящую спичку на свинцовую красавицу, поднял осоловелые, тусклые глаза и впервые осмотрелся. Большая квадратная комната с высоким потолком казалась пустоватой, хотя по бокам стояли два громоздких кожаных дивана, тяжелые, мягкие кресла. Стол, за которым они сидели, был придвинут к простенку. Оборчатые белого шелка занавеси наполовину закрывали окна, и сквозь запотевшие стекла слабо проступали освещенные фабричные корпуса.

Его внимание привлекла узорчатая льняная скатерть на стене, заменявшая ковер.

— И это, полагаю, изделие местных фабрикантов, — сказал он, подходя ближе и с интересом разглядывая затейливый рисунок. На отбеленном серебристом полотне нежно вырисовывалась водная гладь с едва заметными рябинками от бегущего на полных парусах судна. Точно из воды поднимался перед кораблем сказочный замок — обетованная земля, желанное пристанище. Но это только на первый взгляд. Почему-то настораживают бочки, выброшенные на берег, якоря, наполовину занесенные песком. Не гибель ли ждет рвущееся к замку судно?.

Приезжий коротко вздохнул, возвращаясь к столу.

— У вас счастливый дар, мистер Дент: умеете находить то, что потом приобретает ценность. Я вам завидую.

Дент весело оскалился.

— Делать находки — моя слабость. Эту старую скатерть ткали давно-давно на здешней фабрике. О, тогда мастера были искусными художниками. Я купил ее у одной обедневшей вдовушки. Она прекрасно сохранилась… Нет, нет, не смейтесь. Я имел в виду скатерть.

— Понял, понял, мистер Дент. — Гость снова взглянул на часы. — Жаль уходить, у вас так уютно. Но поезд есть поезд — опоздавших не ждет. Мистер Дент, вас интересуют дальнейшие дела фирмы…

«О, он меня уморит!» — Дент судорожно сглотнул, ожидая услышать: «Нет больше надобности в ваших услугах. Мы извиняемся, но…»

— Потеря хозяина привела к серьезным осложнениям, но… — Представитель фирмы помедлил, подбирая нужное слово. Дент нервно сжал подлокотники кресла, смотрел не мигая. — …Но мы сохраняем свои дела. Это должно вас радовать. Не правда ли?

— О, да! — расцвел хозяин. — Я очень, очень рад!

— Просили передать вам. — Объемистый пакет, извлеченный из желтого саквояжа, стоявшего у ног гостя, лег перед Дентом на стол. — Фирма рассчитывает на ваше сотрудничество…

— Хочу быть полезным, — поспешно вставил хозяин.

— Это несомненно. — По губам собеседника пробежала легкая улыбка. — Один вопрос, мистер Дент. Много ли ваших соотечественников на фабрике?

— Трудно, трудно. — Хозяин мрачно побарабанил пальцами по столу. — Мои соотечественники покидают фабрику один за другим и не по своей воле. Находятся русские инженеры.

— И от этого ничего не меняется, фабрика работает по-прежнему, — досказал тот.

— Может быть… — согласился Дент.

— Вы крупный специалист. — Гость придавил окурок в пепельнице. — Очень, очень занятное изделие этого Оловянишникова… Без вас не обойдутся.

— Хотел очень надеяться. — Серые, глубоко запрятанные глаза Дента повеселели. — Паровая машина… Нет русских техников, чтоб знали ее, как я.

— Отлично, это нас радует. — И он стал одеваться. Дент схватил пепельницу и понесся на кухню — вытрясать окурки. Вышел оттуда и с улыбкой подал.

— На память о посещении здешних мест. Она вам нравится.

— Вы любезны, я охотно принимаю подарок. — Гость засунул пепельницу в саквояж. — Эта вещица мне в самом деле нравится. Неплохая фантазия у господина Оловянишникова. — И уже от дверей добавил: — Примите мой совет, дорогой мистер Дент: почаще бывайте с фабричными. Это не всегда приятно, но есть польза. Они за вас будут стоять горой. Поверьте, нам интересно, чтобы за вас стояли горой. Насколько известно, фабрика и в дальнейшем будет расширяться, пойдут крупные заказы. Суть в том, чтобы не упустить их.

— Я слушаю внимательно.

— В пакете есть специальная сумма для подарков желательным людям. Не скупитесь. Стеснять вас не будем. И еще, каждый промах русского специалиста повышает ваши шансы. Не так ли?

— Вы совершенно правы.

— Желаю успеха, мистер Дент!

— Спасибо! — Хозяин энергично потряс холеную руку гостя. — В таком случае русские говорят: за совет спасибо.

3

Мелкая снежная пыль переметала улицу, грудилась к сонным домам с черными провалами окон. Стегал ледяной ветер в лицо. Небо низкое, мутное — темень. В такую погоду собак выпускать жалко, а тут службу неси. На печку бы сейчас, под тулуп, дремать под вой ветра. Через неделю Герасим Грачевник (детишки ждут не дождутся, когда мать будет тестяные птички печь), а холода, будь неладны, не отпускают… И зачем только занесла нелегкая к шестому корпусу — на дворника нарвался: «Разбой наверху, остановить надыть». Пришлось подняться — не будешь спорить. И вот история! Положим, сам-то Бабкин отпустил бы Крутова и обыск делать не стал, а если хожалый сообщит по начальству? Скандал! Тащи теперь в часть — за провинность. А велика ли провинность — книгу читать! Господи, что только делается в твоих владениях!

Бабкин поднял воротник, пошел боком, чтобы ветер не так сек лицо. Федор на полшага сзади. Особенно не торопится: не на свадьбу, ночь длинная — еще насидишься.

— Закоченеть можно, — недовольно проворчал служитель. — Давай побыстрее.

Ему неуютно от долгого молчания, пытается расшевелить Федора. Пусть бы ругался, что ли, и то веселее.

— Про что книжка-то, а?

Миновали уже часовенку на площади, двухэтажный магазин Подволоцкого, шли по Ветошной, когда мастеровой запоздало ответил: