Николай Иванов - Разговор с незнакомкой Страница 4

Был последний день ноября. Начался он невесело. Позвонил из Хабаровска Пашка Середа, неизменный зам Александра Дмитриевича и практически единственный его подчиненный. Веселым, пожалуй, даже слишком бодрым голосом Пашка сообщил, что вторые сутки торчит в аэропорту, потом провалился куда-то на полминуты, Александр Дмитриевич хотел уже было повесить трубку, но голос Пашкин снова прорезался, по обрывкам фраз можно было понять, что «в кармане у него гигантский очерк, аж на два номера».

Потом сообщили из секретариата, что заболела младший редактор. Александр Дмитриевич походил по своему маленькому кабинету, поразмышлял, покурил да и принялся сам вносить в свой новгородский материал правку шефа, для чего пришлось вооружиться атрибутами младшего редактора — ножницами, клеем, ластиком.

Так прошло полдня. С трудом отмыв руки от едкого, резко пахнущего канцелярского клея, Александр Дмитриевич хотел было по пути в буфет заглянуть на «пятак», покурить на народе, но тут дверь широко распахнулась, и на пороге возник Арсений Степанов, однокашник Александра Дмитриевича по вузу, поэт-лирик, завсегдатай «пятака». Уже по тому, как Арсений остановился на пороге и постоял с полминуты, осклабившись и склонив голову набок, по тому, как шагнул он к столу, широко распахнув руки, Александр Дмитриевич понял, что визит его неспроста.

— Старичо-ок, сколько лет, сколько зи-им… — залепетал он, широко растягивая слова, точно начинал первую строфу своего нового творения.

— С прошлой недели, — ответил Александр Дмитриевич, пожимая его руку.

— А угада-ай, что у меня в папке? — хитро зажмурился Арсений, присев на краешек стула.

— Договор на новую книжку.

— Не-ет.

— Бутылка?

— Не-ет.

— Пластиковая бомба.

— Не-ет.

— Долг, который обещал отдать в пятницу?

— Не-е-е…

— Слушай, у меня времени нет. Пошли кофе попьем, иначе я не успею сдать вовремя материал.

— Успе-ешь… А теперь вот что: с тебя это самое (Арсений сделал выразительный жест), и никаких гвоздей! А долг подождешь… — И тут он расстегнул свою ветхую, замурзанную папочку и плюхнул на стол синюю, пестреющую серебром фольги на орнаменте обложки книгу. Александр Дмитриевич прочитал название на корешке, и сердце его глухо толкнулось где-то в боку.

— Ну, брат… — только и смог выговорить он.

— Мне, мне-е только доверили, как другу, твой сигнал, а я прямо из издательства — к тебе, не выдержал, мотор пришлось брать.

— Стоп, стоп… — остановил его Александр Дмитриевич и выдвинул нижний ящик стола. — Это — тебе! — он поставил на стол высокую узкую коробку с яркой размашистой славянописью по периметру. — Как знал, прихватил из Новгорода.

— Ну, ты даешь! — Арсений взял коробку, извлек из нее плоскую бутылку-штоф и вцепился было в пробку.

— Арсений, дорогой, ты меня не понял. Это — тебе. Понимаешь — те-ебе… — и, приобняв его за плечи, повел к двери.

— Старичо-ок, все понял. Все-все-все. Привет и поздравления! — Арсений, поспешно заталкивая коробку в папку, нырнул за дверь.

И тогда Александр Дмитриевич, дважды провернув ключ в двери, вернулся к столу и достал из-под газеты книгу.

Все остальное он делал машинально, как во сне. Отнес в секретариат подклеенный и выправленный материал, ответил на несколько звонков, выкурил кряду две сигареты и, не имея больше сил оставаться на месте, пошел к лифту.

Ноги, что называется, сами вывели его в знакомый переулок. «Осташков тупик», — прочел Александр Дмитриевич на первом доме. «Осташков, Осташков, Осташков…» — вместе с шагами ритмично позванивало в его голове новое слово. «А ничего звучит — Осташков! Очень даже ничего. Осташко-ва, например… Но почему тупик? Ну да — здесь ведь всего три дома по одну сторону (где живет Незнакомка) да два по другую. А упирается переулок в глухую стену. Вот и тупик. Так, рассуждая про себя, Александр Дмитриевич незаметно вошел во двор, пересек его и остановился возле четвертого подъезда. Глубоко вздохнув, он решительно толкнул дверь и вошел в теплый и влажный полумрак. Лестничные пролеты были непривычно широкими, с литыми чугунными ступенями, перила украшали узорчатые кружевные решетки. Поднявшись до третьего этажа, Александр Дмитриевич осмотрелся. Двери, обитые темным дерматином, тоже поразили своей величиной. «В два человеческих роста, — подумал Александр Дмитриевич, и прочел на одной из дверей: — «Д-р Добротин». Да, старина здесь, однако, дремучая».

Незаметно добрался до пятого этажа. Такие же высокие двери. Но в отличие от предыдущих этажей, где было по три двери, здесь Александр Дмитриевич обнаружил всего две. Витая металлическая лесенка вела на чердак. «Не живет же она на чердаке…» — растерялся он и, машинально взявшись за поручень лестницы, посмотрел вверх. Нет, маленькую оцинкованную дверь украшал огромный, едва ли не амбарный замок. Александр Дмитриевич на секунду представил себе, как нежная изящная женщина справляется с этим ржавым и, по-видимому, неподатливым гигантом, и ему стало не по себе. «И снова наваждение…» — подумал он, доставая сигарету, но, спохватившись, убрал пачку в карман. В недоумении хотел было уже спускаться вниз, посмотрел на дверь справа, потом на другую дверь и тут обнаружил то, чего не смог в полумраке заметить сразу — стена возле двери слева обрывалась, образуя проем, куда как бы сворачивал короткий здесь этажный коридор. Александр Дмитриевич нерешительно шагнул туда и сразу же наткнулся на небольшую, в полмарша, лестницу. Поднялся по ней на крохотную квадратную площадку и замер перед новой дверью. Дверь эта была поменьше, поскромнее, чем те, что на этажах, со старой неровной покраской охрового оттенка. Единственным украшением ее была резная бронзовая ручка. Александр Дмитриевич провел ладонью по светящейся отполированной поверхности ее и подумал, что каждый день пальцы Незнакомки сжимают эту ручку, затем невольно надавил на нее, и… дверь, едва слышно скрипнув, отворилась. Александр Дмитриевич отшатнулся от порога. Первое, о чем он подумал, это то, что она, несмотря на дневное время, дома. Но прошли какие-то мгновения, минута, и ни звука не донеслось из комнаты. Переступив порог, он потянулся было к ручке, чтобы осторожно прикрыть дверь, но взгляд его упал на полукруглое оконце с пестренькой занавеской, на лампу с зеленым колпаком, переметнулся к небольшому письменному столу, стоявшему чуть левее окна. На столе рядом со стопкой книг примостилась фотография в миниатюрной рамке из темного дерева. Не отдавая отчет тому, что делает, как в полусне, Александр Дмитриевич закрыл дверь и подошел к столу. С фотографии на него смотрела Незнакомка. Глаза ее ясные, большие, овал лица. Однако вглядевшись пристальней, Александр Дмитриевич понял, что это не она: рот, показавшийся ему надменным, и лоб, широкий, почти не женский, придавали лицу холодное, рассудочное выражение; волосы причудливыми буклями опускались вдоль тонкой шеи. А сам снимок, сделанный на коричневом, густом картоне, говорил о чем-то давнем, не теперешнем.

Подойдя к окну, Александр Дмитриевич посмотрел вниз, во двор и почему-то улыбнулся, увидев ворота, разлапистый тополь-инвалид, под которым он когда-то стоял, пытаясь определить окно Незнакомки. Потом повернулся и, прислонившись спиной к подоконнику, наконец осмотрелся.

Это была маленькая квадратная комната. Слева от входа, отгородившись от двери платяным шкафом, стояла узенькая софа, да два стула еще населяли эту комнату, — один возле софы, второй у письменного стола. Между письменным столом и окном уютно пристроились на стене две полочки с книгами. Книги аккуратными стопками были уложены также на шкафу.

Опомнившись, Александр Дмитриевич тихо, на цыпочках, точно боясь потревожить кого-то, вышел из комнаты, осторожно затворив за собой дверь.

Вечером в доме Александра Дмитриевича было небольшое застолье. Приехали Марина с Сергеем, навезли зелени, мяса, и из кухни уже через каких-то полчаса стали даже на балкон доноситься дразнящие пищевые ароматы.

Александр Дмитриевич, не допущенный на кухню, стоял облокотясь о перила балкона, рассматривая первые, одинокие еще снежины, повисшие в густом и влажном осеннем воздухе.

Вскоре позвали к столу.

— Саша, да ты ж последнее тепло выстудишь, закрой балкон! — Марина по-хозяйски суетилась между кухней и столом, приспособив вместо фартука яркое махровое полотенце.

— Братцы, я, право, не рассчитывал, все так неожиданно, и в доме ничего нет, кроме… — Александр Дмитриевич, приоткрыв створку шкафа, извлек красивую подарочную коробку, точно такую же, что презентовал утром Арсению, и керамическую бутылку с бальзамом.

— Так, это сразу же назад, оставь до Нового года, — забраковала Марина коробку. — А вот эта… а вот эта нам, как никогда, подойдет сегодня. У нас есть бутылка красного, плюс бутылка белого кавказского вина, плюс ба-альшой дефицит — корица с гвоздикой, и плюс, наконец, лавровый лист, который, надеюсь, есть у хозяина. Что получаем в сумме?