Константин Еремеев - Озеро шумит. Рассказы карело-финских писателей Страница 4

Слух о Тэллу прошел по округе, люди с жалостью рассказывали друг другу об удивительно умной собаке, так тоскующей по своему хозяину. На Тэллу приходили поглядеть, приносили ему еду, на которую он тут же с жадностью набрасывался. То, что Тэллу не отказывался от еды и, похоже, не собирался умирать голодной смертью, несколько роняло его в глазах людей, считавших его существом исключительно умным и преданным. Люди прониклись бы к нему еще большим состраданием и пролили бы над ним еще более горячую слезу, если б только он отверг пищу и околел с голоду.

Пристань теперь стала его постоянным жильем. Сюда привел его знакомый запах, и здесь Тэллу остался жить, оказавшись не в силах никуда уйти. Он никого не ждал, да и желаний никаких у него не было. Он просто жил, потому что не приходила смерть — впрочем, и смерти он хотел столь же мало, как мало умел дорожить жизнью. Если бок припекало солнце, он, высунув язык, вытягивал лапы и дышал часто-часто, испытывая блаженство. А когда шел дождь, Тэллу свертывался в комок и прятал голову в уютное тепло под мышкой. Все происходило машинально, само собой, — то были бессознательные акты природы, и Тэллу нимало не утруждал себя мыслью о самосохранении и удобстве.

Но в конце концов в жизни Тэллу произошла перемена. На пристани появился новый человек. Он не пинал и не ласкал, но что-то в нем показалось знакомым.

Тэллу приподнял голову и выжидающе посмотрел на человека, который тоже разглядывал его.

— Телу, Телу!

Далекое и смутное воспоминание, скорее инстинкт, подсказал Тэллу, что когда-то ему часто доводилось лаять на этого человека.

— Телу, ну!

Постепенно в голове у Тэллу возникла туманная догадка, что между этим человеком и очень далеким прошлым существовала какая-то связь. Тэллу вскочил на ноги, его лохматый хвост сам собой завилял. Человек потрепал его по шее, погладил кудлатую голову. И тут со спины человека упал на землю кожаный заплечный короб. Тэллу сразу признал человека. Ведь когда-то у Тэллу была привычка всякий раз отчаянно лаять на этого коробейника, как только он приближался к дому Пелтонена.

А теперь коробейник показался своим, он был единственным знакомым от прежних времен.

— Телу, Телу, — с мягким выговором звал русский. И когда он зашагал к деревне, Тэллу посчитал совершенно естественным последовать за ним.

Войдя в дом, коробейник опустил свой короб на пол. Пес устроился возле короба и внимательно следил за людьми в избе, рыча на каждого, чье приближение казалось ему подозрительным. Коробейник смеялся, и Тэллу понимал, что им довольны.

В собаке проснулось инстинктивное желание что-то стеречь, и теперь оно было удовлетворено коробом этого русского человека. А когда человек закинул короб за плечи, Тэллу вскочил и отправился в путь вместе с ним. Так появились у них общие заботы.

Новый хозяин был добрый и ласковый, позволял спать рядом с собою и кормил той же едой, которую ел сам. Но всякий раз, когда путь их проходил мимо знакомой пристани, Тэллу долго глядит на воду, открывает пасть и испускает протяжный, тоскливый вой.

1909 г.

Тобиас Гуттари

Родился в д. Муя Мгинского района Петербургской губернии в семье крестьянина. Окончил педагогический техникум в г. Гатчине, затем приехал в Карелию и стал учительствовать. Во время Великой Отечественной войны находился в рядах Советской Армии. Печататься начал в 1927 г. Более известен как поэт (псевдоним Леа Хело), но писал также рассказы и переводил на финский язык произведения русской классики и советской литературы. Т. О. Гуттари по праву считается одним из основоположников советской карельской литературы. Поэтическому мастерству у него учились многие известные в наши дни поэты Карелии.

Сапоги

Когда командир роты Сакари Сахвонен, герой многих сражений, человек, отдавший себя всего делу революции, увидел на ногах старого Роди сапоги из коричневой кожи с высокими голенищами, ему сразу же стало ясно, что следует предпринять в данный момент.

Старый Роди, посасывая носогрейку, восседал на своей бричке, и, казалось, события эпохи никоим образом не касались его. А у Сахвонена при виде сапог, голенища которых поднимались выше колен, сердце буквально кровью обливалось. Он думал о тех, кому приходится ходить в лаптях или совсем босым. Готовый к классовой схватке, Сахвонен сел на камень и сказал:

— Стой! Я полагаю, что сегодня мы с тобой поменяемся сапогами.

Роди остановил лошадь, зажал в ладони короткую трубку, открыл рот и, наконец, ответил:

— Я два года растил этого теленка, а чтобы выдубить кожу, потратил столько муки, что из нее получилось бы два здоровых каравая. А потом твои сапоги малы мне, к тому же они рваные.

— Гражданин старик, — невозмутимо сказал Сакари, левой рукой, поднимая свои сапоги, чтобы бросить в бричку, а правой расстегивая кобуру револьвера, — я советую тебе обуть босые ноги отважного воина (он взглянул на свои ноги и на ноги Роди тоже) в сапоги, сшитые из кожи твоего теленка. Ибо несправедливо, что я босой проливаю свою кровь, а ты разъезжаешь в новых сапогах и не собираешься ничем пожертвовать для общего дела.

Сакари был предельно серьезен: он знал, что стоит лицом к лицу с классовым врагом. И хотя Роди уже успел прожить семьдесят лет и зим, и хотя его белая борода опустилась ниже пояса, ему все же не хотелось расставаться с жизнью. Поэтому он расстался с сапогами.

Вскоре после того как Сахвонен прибыл на станцию, где находился штаб, туда же, свесив с брички босые ноги, прикатил старый Роди.

Босиком, с рваными сапогами под мышкой, он предстал перед командиром батальона и рассказал ему печальную историю о том, как поменялся сапогами с Сахвоненом. В качестве вещественного доказательства старик предъявил старые рваные сапоги Сахвонена.

Сакари немедленно вызвали в штаб, и он ничего не смог сказать в свое оправдание.

Таким образом сапоги снова оказались у прежнего владельца, а Сахвонен — в теплушке, временно служившей гауптвахтой.

Сидя в вагоне, он размышлял о случившемся и чувствовал, что с ним обошлись явно несправедливо. Его сердце сгорало от ненависти к классовому врагу — к старому Роди. И он ничем не мог себя утешить.

Потом Сакари вспомнил, что в революциях людям приходится жертвовать личными интересами ради общего дела, и от этой мысли ему стало легче. А когда чувство горечи от понесенного поражения окончательно рассеялось и густевший в теплушке сумрак стал клонить ко сну, Сакари сунул свои видавшие виды сапоги под свою немало испытавшую голову и заснул.

Ночью на подступах к станции вспыхнул бой. Пули во многих местах продырявили стенки вагона, но Сахвонен спал богатырским сном. Немало хороших парней уже сложили свою голову, еще больше выбыло из строя раненными. Когда погиб командир второй роты, в штабе батальона вспомнили о Сахвонене, приказали выпустить его из вагона и поручили командование этой ротой.

Сахвонен вышел из своего заточения, когда уже брезжил рассвет, но бой еще продолжался: пули то и дело посвистывали над головой.

Ему приказали принять командование второй ротой и напомнили, что о сапогах будет особый разговор, если, конечно, он останется цел и невредим.

Утром после боя Сахвонен, весь обмотанный бинтами, явился в штаб. Начальник штаба сказал ему следующие, полные большого смысла слова:

— За нарушение воинской и революционной дисциплины, выразившееся в форме грабежа сапог, вы, товарищ Сахвонен, понижены в комвзводы и до вступления на новый пост отбудете десять суток ареста. Вы согласны с приговором?

Сахвонен спокойно выслушал приговор и, примирясь со своей судьбой, сказал:

— Пусть будет так, раз уж эти коричневые сапоги старика Роди встретились на моем жизненном пути, а я в своих развалившихся опорках не смог пройти мимо них. Но я убежден, что революция, хоть она и ходит в рваных сапогах, все равно победит и разобьет всех классовых врагов, которые пока еще щеголяют в лаковых туфлях и в сапогах с высокими голенищами.

1928 г.

Арви Нумми

Родился в приходе Полиярви (Восточная Финляндия) в крестьянской семье. Участник финской революции 1918 г. После поражения ее приехал в СССР, в 1920 г. окончил военную школу в Петрограде. С 1921 г. жил в Карелии, участвовал в организации рабоче-крестьянской школы в с. Ухта, работал в системе просвещения. С 1921 г. печатал стихи и рассказы в финских газетах.

«Таежный волк»

— Показались бы, что ли, сволочи… — забеспокоился светлоглазый парень, всматриваясь в склон горы, поросший мелким ельником.

— Покажутся еще, чего спешить, — утешил его высокий плечистый мужчина. — Через границу они еще не успели перемахнуть и просто невероятно, чтобы стали возвращаться другим путем.