Иван Шутов - Апрель Страница 4

Каменные кружева готики, фонтаны, причудливо витой чугун решеток и ворот, пышные купола, золоченые шпили зданий — все, созданное в годы расцвета империи, теперь не вызывает интереса у солдат-туристов, прибывших в город из-за океана. Они собираются не у дома, где жил Моцарт, не у Гофбурга, не у фонтана «Волшебная флейта», не в залах картинной галереи. Их защитные блузы, широкие шаровары и белые гетры каждый вечер мелькают на плохо освещенной Кертнерштрассе. Здесь у витрины американского информационного бюро толпятся размалеванные проститутки. Центр витрины занимает грубо сработанная плакатная композиция, изображающая «добрые дела», творимые «Милитери полис»[1]. Вот полицейский срывает занавеску, за которой пируют разжиревшие спекулянты, вот помогает древней старушке нести вязанку хвороста. Эта пропаганда «благотворительной» деятельности заокеанских «ангелов с кулаками боксеров» вызывает со стороны большинства венцев только насмешливые замечания.

На витрине выставлена карта Европы. Весь правый ее угол занимает сплошное белое пятно. По нему скользят сани диковинной конструкции в оленьей упряжке. На санях — закутанная в меха фигура. Это белое пятно Европы — Россия. На нем не обозначены ни города, ни моря, ни реки. Единственное, что оживляет это пятно, — нефтяная вышка с надписью над ней «Майкоп». Очевидно, мечты мистера Герберта Гувера, бывшего хозяина картеля «Русско-Азиатская компания», водили рукой художника, создавшего эту мерзкую мазню, — мечты Уолл-стрита о потерянной навсегда для американского бизнеса русской нефти.

Ночью город освещается плохо. Да и что освещать? Груды неубранного мусора, развалины? Их немало. Тускло мигают лампочки у подъездов кинотеатров, кабаре и кафе. За огромными зеркальными стеклами кафе «Парсифаль» утром, днем и вечером все те же лица. Здесь постоянная публика. Посетители кафе долгие часы сидят на мягких диванах за стаканом лимонада, за чашкой эрзацкофе. Это выжидающие и спекулирующие. Первые, в ожидании «лучшего времени», отсиживаются от денацификации и проживают то, что сохранилось в военную бурю, вторые наживают. Американские офицеры — частые посетители кафе. Здесь «делают деньги».

В кинотеатрах показывают хронику «Испытание атомной бомбы в районе рифа Бикини» и уголовно-мистические фильмы: «Женщина ищет своего убийцу», «Убийство на Кетнерштрассе», «Моя жена — ведьма», «Вечное проклятие» — фильмы, в которых фигурируют призраки и трупы. В кабаре за столиками сидят английские и американские военные. Преобладают американцы. У них больше денег. Откуда деньги у простого сержанта, сидящего в компании трех респектабельных девиц? Он спекулирует бензином и делится прибылями с начальством. «Гости» приносят с собой в чемоданчиках и портфелях виски, коньяки, ликеры, шоколад и жевательную резинку. Пустые бутылки ставят под столы.

Наиболее любимое англо-американскими военными место — варьете «Бокаччио». Подвыпившие гости ведут себя здесь с непринужденностью колонизаторов. Тут покупают женщин и продают дефицитные продукты. Между этими — основными — делами гостей услаждают эстрадной программой. На сцене экзотический номер. Мулатка исполняет гаитянский танец; она полуобнажена, в соломенной юбке. Пьяный американский сержант взбирается на сцену и под дружное гоготание зрителей пытается заключить артистку в объятия. Конферансье обращается к присутствующим с шутливой просьбой не аплодировать, а вместо этого бросать на сцену сигареты. Артисты ведь тоже курят. Сидящие в первых рядах американцы бросают на сцену недокуренные сигареты. Смущенный конферансье разводит руками и объявляет следующий номер.

…Доблинг — пригород Вены. Здесь не живут воротилы черного рынка, нет ночных кабаре и шикарных ресторанов. Это рабочая окраина. На улице Святых мест высится облицованный красным туфом огромный с полукружиями ворот дом имени Карла Маркса. Только с приходом Советской Армии в Вену дом стали открыто называть его именем. При гитлеровцах это было строжайше запрещено. Во внешнем облике дома строгость и сила. Его возводили на городские средства и отчисления рабочих. В двадцатых годах, в день открытия дома, социал-демократы и правые социалисты немало написали статей и произнесли спичей о том, что «восточный вариант» неприемлем для Австрии, что социализм восторжествует на Западе без насилия и крови. Один из социал-демократических лидеров произнес на открытии речь, смысл которой сводился к тому, что им, вождям социализма, нет нужды призывать рабочих поливать свое дело кровью. Оно должно расти мирно, как дуб, нуждающийся только в воде и удобрении. К чему привело антиправительственное восстание в двадцать седьмом году? К потокам крови. Мы не пойдем по этому пути… Пусть с каждым поколением все тенистее будет этот дуб свободы и демократии…

Но прошло немного времени, и кое-кто из этих «вождей» первым подписал клятву австрийских нацистов — хеймверовцев, — в которой обещалось покончить со всякой демократией: большевистской и «гнилой западной».

В 1934 году весть о доме Карла Маркса облетела мир. Дом штурмовали правительственные войска, по нему била артиллерия, по окнам стреляли из пулеметов. Восстание рабочих было жестоко подавлено. Во дворе одна из стен дома густо изрешечена пулями. Здесь расстреливали восставших. Это дело хеймверовцы взяли в свои руки. «Дуб свободы и демократии» обильно полит кровью рабочих.

С открытой неприязнью посматривают нынешние хозяева города на рабочие окраины. Президент Австрийской республики Карл Реннер, тот, кого правые газеты угодливо называют «дважды спаситель отечества», все еще произносит тусклые слова о вреде для рабочих классовой борьбы. Но кто ему верит сейчас? У рабочих и их представителей в парламенте всегда находятся неприятные вопросы к президенту. Почему, например, до сих пор в Австрии действует введенный еще гитлеровцами закон, предоставляющий монопольное право торговли сельскохозяйственными продуктами только картофельным, молочным, плодовым и прочим объединениям? Почему, если в воскресенье рабочий купит за городом у крестьянина два килограмма картофеля или яблок, полиция отбирает у него все это под видом борьбы со спекуляцией? Почему правительством не преследуются настоящие спекулянты? Не пора ли национализировать в пользу государства предприятия, работавшие на «третью империю»?

Да разве старый социал-соглашатель Реннер ответит на эти вопросы? Ни слова не скажет он публично о той ориентации на заокеанскую державу доллара, которой придерживается австрийское правительство, о его желании продлить англо-американскую оккупацию как можно дольше. Реннер и его присные, как огня, боятся масс. Штыки англо-американских оккупантов — единственное, что пока ограждает Реннера от неизбежного политического краха.

Старый президент в своем кабинете — бывшей спальной императрицы Марии-Терезии — договаривается с агентами Уолл-стрита о роли Австрии «в борьбе с коммунистической опасностью», дает согласие на сооружение в стране военных баз, продает кровь и жизнь своих соотечественников, лживо клянясь в своей любви к ним.

Есть в городе честные, жаждущие труда и творчества интеллигенты, есть много старательных рабочих рук. Они могли бы возродить город, поднять его к новой жизни, влить в него свежую кровь, вымести изо всех углов коричневую пыль и паутину. «Труд, только ему ты будешь обязана жизнью, Вена!» — такая надпись появилась в апреле на стене полуразрушенного дома. Но заводские трубы окраин не дымят, скучающие в кафе спортивного вида молодцы выжидают, когда их призовут удушать «красную Вену», заокеанская пленка на киноэкранах навевает образы тления, смерти, гибели.

Судьба города и страны волнует сердца простых людей, тружеников Австрии. От зоркого их взгляда не скрыть стремления новых претендентов на мировое владычество превратить страну в плацдарм для новой схватки. Они настороженны и внимательны, простые люди, и многое, происходящее в городе, вызывает у них законную тревогу. Их возмущает антисоветское направление политики правительства Реннера — Фигля и правых социалистов, выслуживающихся перед американскими хозяевами, выступающих против мероприятий советского командования. А кому, как не простым людям, эти мероприятия дают труд и хлеб, вселяют надежду, что жизнь отныне на долгие годы войдет в мирное русло. Восстановление нефтяных промыслов в Цисерсдорфе, пуск ряда предприятий — все это стало возможным лишь благодаря помощи Советской Армии.

И вот — еще один мост на Шведен-канале. Восторг и благодарность, ненависть и злобу вызвало это новое строительство в разделенной на два лагеря Вене.

Творческий труд вложили советские воины в строительство нового моста в городе. Остатки старого долго торчали из мутной воды канала, над ними с резкими криками носились чайки. Это были груды исковерканного взрывом железа. Лишь уцелевшие каменные устои напоминали о том, что тут когда-то был мост.