Лидия Вакуловская - Пурга уходит через сутки Страница 4

Размышляя таким образом о неустройстве с питанием, а заодно и о своей неудачливой холостяцкой судьбе, Тарас Тарасович помешивал ложечкой сахар в стакане.

Потом поддел вилкой кусочек рыбы, положил на хлеб, поднес ко рту. Но откусить не успел: на стене затрещал телефон.

Редька встал, держа в руке бутерброд, подошел к телефону (телефон был допотопным, с железной ручкой), снял трубку с широким раструбом. Услышав голос дежурного радиста, добродушно сказал:

— Опять ты, золотце, меня тревожишь? Я позавтракать собрался… — Но тут же добродушный тон у него пропал. Теребя бороду, он кидал в трубку вопросы:

— Ветер?.. Норд-ост?.. Сила?.. Высота пассажирского?..

Спустя минуту Редька почти бежал к домику радиорубки.

Из-под рук радиста, извиваясь, плыла узкая лента бумаги. Лента несла тревожное сообщение: в Северный идет пурга. Все аэродромы на Северо-Востоке уже закрыты. Пассажирский самолет из Москвы в Прозрение надо посадить в Северном до того, как и здесь все закроется.

— Переходи на связь с пассажирским! — приказал Редька радисту и потянулся к телефонной трубке.

— Первый? — Убедившись, что на проводе первый, распорядился: — Готовьте полосу к приему пассажирского, дайте ему все огни. Ясно? Выполняйте.

Положил трубку, снова подхватил ее с рычагов:

— Третий?.. Третий, слушай меня внимательно. Через пятнадцать минут всякое хождение на аэродроме прекращается. Обеспечьте продуктами все дома с расчетом на десять дней. Садится пассажирский. Двенадцать пассажиров, плюс экипаж. Продукты на всех — в гостиницу. Склады хорошенько задраить! Поняли? Действуйте!

— Связь есть! — повернулся к Редьке радист.

— Веди его на полосу! — коротко бросил Редька и покинул рубку.

На дворе по-прежнему было спокойно и тихо. Поблескивали над головой звезды. Воинственно выбросив вперед тонкий рожок, по небу скользил развеселый задира-месяц. Мороз помягчал, и от этого легко и хорошо дышится. И никакого волнения в воздухе: ни ветерка, ни шороха. На посадочной полосе мигали ровные цепочки огней, издали похожие на толстую огненную нить.

Но вот где-то вверху послышался рокот моторов, и вскоре со стороны сопок выплыла машина. На темном небе самолет казался совсем черным. Он описал в высоте один круг, другой и стал медленно падать на землю. К самолету подкатили трап. Пассажиры сходили не спеша, поддерживая друг друга на ступеньках. Еще в воздухе они узнали, чем вызвана их вынужденная посадка, поэтому заранее настроились, как говорится, на волну затяжного ожидания.

К Редьке подошел молодой человек. Франтоватые усики, тонкий с горбинкой нос, загорелое до блеска лицо — типичный представитель горного Кавказа.

— Товарищ, скажи, пожалуйста, это поселок Северный? — как-то удивленно спросил он, открывая при этом рот, до отказа набитый крепкими белыми зубами.

— Он и есть, Северный, — ответил Редька, очарованный таким колоритным южным акцентом и обилием превосходных зубов. И кивнул головой в сторону рассыпавшихся вдалеке огней, — Вон он, поселок!

— А скажи, пожалуйста, сколько на вашем Севере поселков Северных: один, два, десять?

— По-моему, один наш.

Но молодой человек с усиками не успокаивается.

— Точно знаешь, что один? По географическим данным? — допытывался он.

Редька пригладил рукавицей бороду: признак того, что разговор начинал надоедать ему.

— Тогда скажи, пожалуйста, в поселке Северный больница есть?

— Есть, — уже с тревогой проговорил Редька. — Вы, что, заболели?

— Зачем заболел! — весело произнес белозубый южанин и снова метнул в Редьку вопросом — А врач Юля Плотникова в больнице есть? Высокая, очень красивая блондинка?

— Да, Плотникова Юля Павловна, — подтвердил Редька.

Он тут же попытался вспомнить, блондинка поселковый врач или нет, но так и не смог этого сделать. На всякий случай он сказал: — Пожалуй, блондинка она.

Белозубый пассажир легонько хлопнул Редьку по плечу.

— Ай, как хорошо! — почти вскрикнул он. — Юля Плотникова моя коллега! Первый московский медицинский вместе кончали, два года в одной группе были. Чемоданчик в гостиницу отнесу — к Юле пойду.

Редька бросил скептический взгляд на ярко-голубое демисезонное пальто южанина — удивительно: как это он еще не дрожит: — на его войлочные ботинки (все-таки потеплее обувку надел!), на узкие, кирпичного цвета брюки и строго произнес:

— Через десять минут пурга начнется.

Почему-то это строгое предостережение не произвело на молодого человека никакого впечатления.

— Пурга? Это когда много снега вперед спешит? — довольно беспечно спросил тот и затараторил: — У нас в Тбилиси солнце пятьдесят градусов жарит, кожа трещит а Ясон Бараташвили боксом идет заниматься. Ясон — это я, — уточнил он и закончил: — Ясон пургу теоретически знает, на практике не видел.

И, еще раз хлопнув Редьку по плечу, белозубый южанин, назвавшийся Ясоном Бараташвили, подхватил с земли свои спортивный чемоданчик и пустился догонять своих спутников, которые дружной стайкой двигались по направлению к светящимся домикам.

Редька покинул посадочную полосу последним и, на всякий случай, проверил надежность тросов, крепивших к земле самолет, потом обошел вокруг складов заглянул на бензоколонку, в радиорубку. И только убедившись, что везде полный порядок, отправился в гостиницу, то есть к себе домой.

Тарас Тарасович был удивлен, увидев, что дверь в комнату, где остановилась Бабочкина, настежь распахнута. Оттуда доносился ребячий писк и успокаивающий женский голос. Редька подошел к двери и едва не открыл от удивления рот. Какая-то женщина — конечно пассажирка — пеленала на кровати младенца. На краешке другой кровати чинно примостилась старуха в огромных валенках, в теплой кацавейке, повязанная темным платочком. Над младенцем склонился все тот же южанин и самозабвенно строил малышу пальцами чертиков. Словом, семейка расположилась как нельзя лучше.

— Граждане, — обратился к ним Редька, — эта комната занята, придется вам перейти в общую.

— Товарищ Борода… — вскинул на него невинные глаза южанин.

От такого обращения Редька поморщился.

— Я слышал, — продолжал тот, — что начальник аэродрома имеет не только редкую на весь мир бороду, а и редкое на весь мир сердце. Это же старая женщина, ее дочь и их маленький сын. Они везут сына папе, и папа еще не видел, какой на свете его сын. Им хорошо в такой маленькой отдельной комнате.

— Граждане, поймите меня, — сказал Редька. — Я не против отдельных комнат. Но у меня отдельных нет, и если сюда придут…

Ясон Бараташвили перебил его:

— Если сюда придут, мама, ее дочь и их сын пойдут в общую комнату. — И он приложил руку к сердцу. — Даю слово.

Тарас Тарасович принялся теребить бороду: ну что поделаешь с такими пассажирами? Вздохнув, ушел к себе. И едва успел раздеться, как в дверь постучали. На пороге стоял Ясон Бараташвили.

— Товарищ Борода… — начал он.

На этот раз Тарас Тарасович уже не морщился: если человек такой навязчивый — это пустой человек, a с такого взятки гладки.

— Скажи, пожалуйста, что мне надо делать, если я пойду к Юле Плотниковой, а по дороге начнется пурга?

Спасение принес резкий звонок телефона.

— Извините, я занят, — сказал Редька, многозначительно покосившись на допотопный аппарат-вертушку.

Ясон Бараташвили взялся за ручку двери:

— Понимаю. Я подожду в коридоре.

5

За полчаса, которые Ася Антонова провела в жаркой конторе торговой базы, на улице ничего не изменилось. Те же звезды в небе, та же синева вокруг, так же поблескивает под ногами снег, так же чинно и высоко вытягивается над крышами дым.

Прошло всего несколько часов, как она приземлилась в Северном, а уже можно собираться в обратный путь.

Ася представляет, как бы вытянулось и без того длинное лицо ее шефа, как бы увеличились его маленькие глазки, окажись она сегодня в редакции. «Вы не улетели?» — было бы его первым вопросом. «Представьте, улетела и вернулась». Короткая пауза, редактор глотает воздух и — снова вопрос: «То есть, как вернулись?». — «Очень просто. Анонимщик — кляузник и негодяй. Факты не подтвердились. Писать не о чем», — «По вашему, выходит…» Она опережает его: «Выходит, что сто рублей на билеты вылетели в трубу…»

Да, деньги на билеты вылетели в трубу: факты действительно не подтвердились. Анонимщик действительно оказался кляузником. Впрочем, это не так уж плохо, что скверные факты оказались ложью. Заведующий базой — отличный работник. «Энергичный, деловой, толковый», — так говорила о Тюрикове бухгалтер базы. Мало того, она подтверждала слова документами. Перед Асей веером рассыпались на столе эти документы. Четыре нарты, шесть, десять… Упряжки с продуктами для оленеводов аргишем уходили в тундру. Сорок упряжек с продавцами побывали за полгода в тундре. Сорок упряжек!..