Виктор Конецкий - Том 4. Начало конца комедии Страница 47

А в Балтиморе купил «Четверг верхом на мотоцикле». Это странная и грустная книга. Промышленный шпион обречен на разоблачение. Он знает об этом и знает, что на допросах его ждет мучительство. И вшивает себе ампулу с ядом. Она сработает, если на клапан подействуют определенные звуковые частоты и мелодия — «Реквием» Моцарта. И вот когда герой засыпался, то говорит мучителям, что откроет все секреты, если ему дадут послушать «Реквием». И ему дают…

1966-1976-1978

НА ОКОЛОНАУЧНОЙ ПАРАБОЛЕ

(Путешествие в Академгородок)

Парабола — кривая, каждая точка которой равно удалена от одной точки и одной прямой. Еще — иносказание, притча, небольшой иносказательный рассказ нравственно-поучительного содержания.

Профессор Сейс и судьба Альфы Ориона

Любая сверхистина обязательно должна поместиться в мозгу отдельного человека вместе с ее началом и концом, то есть вместе со всем ее доказательством. Не может быть так, чтобы сознания отдельных людей, объединившись, создали нечто вроде высшего «интеллектуального поля», где будет сформулирована истина, которую каждый мозг в отдельности вместить не способен.

Вскоре после возвращения из морей я получил предложение выступить перед читателями Дома ученых сибирского Академгородка.

Я был польщен и растроган. Городок этот с самого момента рождения окутан покровом таинственных истин и откровений. Это своего рода Мекка, куда нет входа неученым неверным. Потому я решил потянуть с ответом на приглашение. Будучи кристально честным человеком, я всегда помню, что все мною написанное есть «пасквиль по невежеству». Теперь следовало невежество закамуфлировать. Я подписался на журналы «Знание — сила», «Наука и жизнь» и приобрел кучу сборников «Человек и Вселенная». Кроме этого я запретил себе чтение художественных книг. Из зрелищных мероприятий в меню был оставлен только телевизор.

Я ушел в науку.

Я ушел в науку, как уходят в море.

В научном рейсе мне помог Адам Незуагхнюм. Когда-то я перевел рассказ этого автора. Необузданность веры в светлое будущее человечества, мужество, с которым он глядел вперед, — все это ставило Адама на одну доску с ведущими просветителями. Лем в «Трибуна люду» называл Незуагхнюма «лучшим из новых». А Бредбери в «Вашингтон пост» определил его талант как «искрометный».

Помню, что я работал над переводом новеллы «Профессор Сейс и судьба Альфы Ориона» с увлечением, хотя язык Адама не всегда казался мне идеальным. Я думал, что некоторая скупость и сухость языка — это специальный прием, при помощи которого автор доносит до нас атмосферу жизни и умственный уровень людей эпохи «теплового голода».

Чем дальше и стремительнее развивается научно-техническая революция, тем меньше человечество бросает слов на ветер. С этим фактом мы сталкиваемся каждый раз, когда читаем современную газету. Этот факт подтверждает и новелла Незуагхнюма, ибо он написал ее за десять лет до начала топливного кризиса.

Профессор Сейс вышел на веранду, чуть покачиваясь. Семисуточная ночь тяжело действовала на него. Слабый свет искусственного спутника «Денер» заливал окрестности серебристым туманом. «Денер» заметно двигался на фоне совершенно черных облаков поглощающего газа. Облака клубились. Изредка в них мелькали синие бесшумные молнии.

«Очевидно, еще не включили отводящую систему», — подумал Сейс.

Искусственную ночь создавали при помощи мощной пелены газа, который аккумулировал энергию Солнца, сохраняя ее для будущих поколений.

Сейс посмотрел на датчик силоса и присвистнул. Контрольные огоньки не горели.

— И когда это кончится? — со вздохом спросил из комнаты женский голос.

— Это ты, Мэйв? — спросил Сейс. Он вздрогнул, но не обернулся на голос.

— Да.

— Почему ты не спишь? — сурово спросил Сейс.

— Ты позавтракал? — сквозь соблазнительный зевок спросила Мэйв.

Сейс не ответил. Через сорок минут он должен был выступать на Кольце Выхода из Теплового Тупика, а датчик силоса 606 не сработал. Голодное животное, когда предстоит проехать на нем тысячу двести миль за полчаса, — не самый безопасный вид транспорта.

— Наши предки были чрезвычайно недальновидны, — пробурчал Сейс.

— О чем ты?

— Спи, ради Разрушения Времени и Пространства! — выругался Сейс. Это ругательство разрешалось применять только членам Кольца. Жена раздражала Сейса. Мэйв отбилась от рук после того, как он добился для нее внеочередного омоложения. Сколько раз он давал себе слово не использовать связи в Большой Науке для родственников! И вот опять…

— Как тебе не стыдно думать об этом! — крикнула Мэйв.

— Я думал только о кенгуру! — брякнул Сейс и со злобой щелкнул тумблером защиты от телепативной связи. Он забыл его включить. Вечная рассеянность ученого!

— И от таких растяп зависит судьба миллионов будущих людей! — с презрением сказала Мэйв из темноты комнаты.

— Я не считаю, что предки должны были сохранять для нас жираф или крыс, — сказал Сейс, машинально следя за спутником. — Но могли же они сохранить хотя бы пару кенгуру!

Средняя мощность загипнотизированной кенгуру, по его расчетам, могла достигать половинной мощности антигравитационного планера. Если бы на Земле остались кенгуру, все было бы по-другому. И не было бы этой проклятой Ночи и черных волн Поглощающего газа над головой.

— За что ты решил голосовать? — спросила Мэйв. И Сейс опять услышал, как она зевнула.

— За то, чтобы сегодня же прекратили Ночь!

— Тебя обвинят в паникерстве, милый.

— Я докажу, что проблема Бетельгейзе будет решена мной в самом скором времени!

— Лучше воздержись, милый! — сказала Мэйв. В ее голосе была тревога и ласка. «Она меня все-таки любит, — подумал Сейс. — Конечно, ей трудно. Если женщина прошла омоложение раньше срока, а тебе еще ждать двенадцать лет, то… Хватит! — приказал он себе. — Надо ехать. Нельзя вечно оттягивать неизбежное!»

— Прощай, Мэйв! — сказал он и спустился с веранды.

— Постарайся достать новую свинку для Кэт! — донеслось вслед Сейсу. — Девочка все время опаздывает на лекции!

«Денер» исчез за горизонтом на востоке. И сразу же на западе взошел спутник СИРШ-9.

Это был более яркий спутник. При его свете Сейс увидел ровные ряды застывших в неподвижности деревьев. Только дубы чуть трепетали кончиками листьев. На время Ночи растениям делали уколы консервации. Это он, Сейс, добился ассигнований. Иначе здесь не было бы ни единой травинки.

Проходя к планеангару, Сейс потрепал рукой кусты тамариска.

Планеангар был стандартный. Раньше в нем свободно помещалось шесть индивидуальных антигравитационных планеров, а теперь стояла одна корова № 576419 и три постоянно загипнотизированные свинки, на которых ездили в колледж дети Сейса.

№ 576419 встретила Сейса голодным, но доверчивым мычанием. Профессор подключил контрольную аппаратуру и бросил взгляд на циферблаты. Кровяное давление коровы было хорошим, давление внутренних органов — удовлетворительным, потенциалы двигательных мышц — выше нормы. На стене планеангара зажглось световое табло: «Разрешается начать гипноз!» И двери ангара стали медленно откатываться.

Ceйc вздохнул с облегчением — он боялся, что автоматика запретит выезд, обнаружив нарушение режима кормления. Кормить же гипнотизируемых животных перед самой дорогой категорически запрещалось.

Сейс привычно сунул проводник от своего гермошлема в розетку на лбу № 576419 и подал усиление на первый каскад гипнозного внушителя.

Датчики, показывающие кратность усиления мышечных тканей, плавно склонялись к цифре 100. Корова засыпала нормально.

Средняя мощность одной-единственной загипнотизированной коровы часто достигала тысячи лошадиных сил, причем затрата ею энергии под влиянием внушения оставалась такой же, как и у телки, спокойно пасущейся па лугу. Это явление обнаружил и предложил использовать еще академик Гельденбург пятьсот лет назад. Но тогда человечество мало думало о будущем и тратило энергию Солнца совершенно разгильдяйски, расточительно.

Когда наступила эпоха Теплового Голода, академик Блюмберг вторично открыл гипнозный эффект, который с тех пор носил название «Парадокс Гельденбурга — Блюмберга».

Теоретическое обоснование парадокса так и не было найдено, что, впрочем, не мешало его широкому практическому применению. Так как к этому времени на планете не осталось никаких животных, кроме коров и свиней, то «Парадокс Гельденбурга-Блюмберга» не смог полностью возместить затраты энергии на индивидуальные антигравитационные планеры, и они были запрещены на всей планете под страхом Приживления Хвоста. Эта высшая мера наказания накладывалась на тех, кто нарушал Закон Сохранения Энергии для Будущих Поколений. Хвост нарушителю приживлялся на различные сроки. Скрывать хвост под одеждой запрещалось. Отменить наказание могло только Кольцо.