Николай Борискин - Туркестанские повести Страница 47

Лейтенант, посланный в КГБ, возвратился и передал пакет. Что было в нем, Майков не знал. Скворцов быстро вскрыл пакет. Из Центра сообщали:

«…По предположениям, в ваш район заброшен иностранный агент под кличкой Авиатор…»

Петр Ильич пока не счел нужным говорить об этом молодому офицеру. «Придет время, — рассуждал он, — скажу. А сейчас… сейчас надо решать, задачу с четырьмя (и четырьмя ли только?) неизвестными».

— Давайте-ка, друг мой, — сказал Скворцов, — подумаем вот над чем. — Он подал листок бумаги с информацией Нечаева. — Кто адресат? Почему молчит? Где он сейчас, если не отвечает на запрос? Что означают цифры «2» и «15», что такое «первый, третий и последний»? Слово за вами. — Полковник с любопытством посмотрел на Майкова своими голубоватыми с прищуром глазами и предложил ему сесть.

— «Два», «два», — повторял Володя, что-то колдуя на пальцах.

— Допустим, — помог ему полковник, — «два» — это буква «б». Что она может означать? Начало какого слова, близкого к тем предметам, той обстановке, которые окружают человека в Песчаном?

— Бухара…

— Далековато. И потом, почему сразу «бу»? Надо все делать последовательно. В данном случае, стало быть, следует начинать анализ с «ба».

Лейтенант пробежался по алфавиту:

— Б, в, г… и, к, л… п, ррр…

— Заело? — Полковник рассмеялся. Потом заметил всерьез: — Тут ведь и логика, лейтенант, нужна, не только механическая подстановка.

Повторяя букву «эр», Майков сказал:

— По логике может быть слово «бархан».

— Допустим. Ну и что же? — Петр Ильич внимательно посмотрел на Володю, поощряя первые шаги его несложной аналитики.

— Допустим, «Бархан», — это позывной сигнал радиостанции, — уже смелее произнес молодой офицер, — сигнал адресата, находящегося в энском направлении.

— Вполне возможно, — согласился Скворцов. — Дальше, дальше.

— Заинтересованное лицо обеспокоено отсутствием связи и пытается наладить ее, — развивал свою мысль Владимир.

— Будем считать, что все именно так и происходит, хотя это может быть лишь в идеальном случае, — улыбнулся полковник. — Так, значит…

— Значит, — подхватил лейтенант, — тому, кто находится в районе Песчаного, выход на связь пока затруднен.

— Продолжайте версию.

Майков говорил о предполагаемой периодичности радиопередач, ориентировочно называл их числа, связывая все это с подготовкой к предстоящим учениям. Слушая своего собеседника, Скворцов молчаливо кивал, то ли соглашаясь, то ли ожидая дальнейших доказательств. Иногда он прерывал Владимира, дополнял его аргументы или возражал ему. Не согласился и с предположением о порядке приема информации:

— «Бархан» не настолько глуп, чтобы идти на связь три раза в неделю. Такая периодичность недопустимо наивна. Следовательно?

— Следовательно, «Бархану» и его адресату известен какой-то интервал времени, в пределах которого и должны производиться передачи.

Скворцов согласился с этим доводом. Во всяком случае, он принимал его как один из многочисленных вариантов туманной пока комбинации.

— Что же касается «обычных часов», то они остаются неизвестными в квадрате. — Полковник тоже приготовился загибать пальцы. — Чтобы установить их, надо, во-первых, определить этот самый временной интервал и, во-вторых, организовать в районе Песчаного круглосуточную засечку.

Полковник пристально посмотрел на Майкова. Тот был весь внимание.

— Главное здесь — открыть тайну временного интервала, — продолжал Скворцов. — Допустим, что это — срок предстоящих учений… Значит, связь адресата с «Барханом» планируется на семнадцатое, девятнадцатое числа и на день подведения итогов… Что ж, лейтенант, — заключил он, — возьмем эту гипотезу за основу.

Отпустив Владимира, полковник погрузился в глубокое раздумье. «Версия. Так ли уж она верна, как обосновал ее лейтенант? И при чем тут лейтенант? Майков слишком молод, чтобы делать безошибочные выводы. За разработку плана предстоящих действий отвечаешь ты, Петр Ильич. А план этот, как тебе известно, должен быть обоснован, точно рассчитан, иначе не надейся на успех дела. Не надейся, — повторил он. — Тут, пожалуй, не обойтись без первичных материалов… Надо запросить их у Нечаева».

Приняв такое решение, полковник отдал необходимые распоряжения секретарю и вновь прочитал документ, присланный из Центра:

«…По предположениям, в ваш район заброшен иностранный агент под кличкой Авиатор. Примите необходимые меры…»

— Авиатор, — произнес вслух Скворцов, перебирая небольшую стопку бумаг, относящихся к событиям в Песчаном. — Допустим, что адресатом «Бархана» является Авиатор. Кто скрывается под этой личиной? Судя по условному наименованию, — специалист по авиации. Натренировался… Ну по-го-ди, по-го-ди! — Карандаш полковника забарабанил по настольному стеклу. — Сдернем с тебя таинственную маску, поглядим, что ты за птица…

Звонкой трелью залился телефон.

— Да… Добрый день! Почему добрый? Кое-что проясняется. Хорошо, обязательно проинформирую. Пеленгацию? И не думаю прекращать… Поисковую группу? Снял… И у вас новости? Непременно приеду.

Полковник положил трубку. «Так, еще одно «нечто существенное». Факты работают на нас, господин Авиатор, — мысленно пригрозил он агенту, пряча папку с документами в сейф. — На нас!»

Утренние треволнения немного улеглись, Петр Ильич даже попробовал петь.

— Тру-дись, мечта, мой вер-ный во-ол, — импровизировал он. Песня явно не получалась, но Скворцов, подбадривая сам себя и прислушиваясь к своему голосу, брал штурмом музыкальнее искусство. — Я сам тру-жусь, и ты ра-бо-о-тай…

Снова зазвонил телефон.

— Да. Анютка? Ты чего?.. Соскучилась? Сходила бы в парк Космонавтов. Одной не хочется? А ты знакомого прихвати… Неужели так ни с кем и не знакома? Вот беда… Ну ладно, все! Скоро приду. Что делаю? Пою… Не веришь? Вот слушай: …и ты рабо-о-тай… Ничего, не со слезой во взоре! Мужественная песня… Ладно, дочка, готовь ужин, потом сходим в кинотеатр.

Полковник положил трубку, но все еще как будто слышал голос дочери. Пришла из консерватории. Одна. Скучает. Надо бы больше уделять ей внимания, да и мать в отъезде. Но все недосуг. Впрочем, уже взрослая, скоро девятнадцать исполнится. Он, полковник Скворцов, в девятнадцать-то уже на Халхин-Голе воевал, обходился без родительской опеки. А все же. Что «все же», он так и не додумал, махнул рукой и снова переключился на служебные дела.

«Ну-с, что заставляет Авиатора, если песчановский агент и есть тот самый Авиатор, о котором получено предупреждение из Центра, — что его заставляет торопиться, вызывать «Бархан», напоминать о своем существовании? Какие-нибудь определенные сроки радиосообщений, заранее обусловленное задание? Все это пока неясно. Ясно одно: где-то притаился враг, и его надо срочно найти, чтобы предупредить нежелательные последствия».

Скворцов проверил, послан ли запрос Нечаеву на те материалы, которых ему так недостает, чтобы сделать окончательные выводы и доложить генералу Плитову, затем вышел из кабинета и направился домой. Но и шагая по тенистым аллеям авиационного городка, он продолжал думать все о том же.

Глава седьмая

Родион шел по дальней границе аэродрома, «прозванивал» линию связи — нет ли обрыва или другой какой неполадки. Важная, очень важная должность у Родиона — следить за исправностью проводки. Ничуть не хуже, чем у Виктора Петрова, хотя тот гордо бьет себя кулаком в грудь: «Локатор — глаза командира!» В следующий раз Кузькин удивит земляка сравнением: «Связь — это уши командира. То, что увидишь ты, Витек, на своем экране, надо еще передать в штаб или на КП. Попробуй-ка сделать это без меня, линейного надсмотрщика!..»

Нельзя сказать, чтобы в роте старшего лейтенанта Семкина Родион был лучшим солдатом из молодых. Нет. Однако он довольно в короткий срок освоил специальность линейного надсмотрщика, полюбил свое дело и неплохо справлялся с ним. Больше того, ему было не чуждо чувство хорошей служебной ревности, если можно так сказать. Убедившись, что ефрейтор Петров и в самом деле разработал принципиальную схему дистанционного управления радиолокационной станцией и что эту схему майор Манохин уже демонстрировал в действии, Родион призадумался.

На прошлом комсомольском собрании: Кузькин дал слово, что он тоже внесет свои рационализаторские предложения. Что это за предложения, он не сказал: то ли из-за скромности, то ли из-за того, что еще не продумал всех деталей своего усовершенствования.

— Очень хорошая инициатива, — похвалил Семкин.

Да, поддавшись, как говорят, общему порыву, Родион дал слово. А слово, известно, не воробей: вылетит — не поймаешь. Тут еще комсорг: «Ну смотри, Кузькин, не подкузьми!»