Николай Балаев - Ураган «Homo Sapiens» Страница 48

Человек, лежавший у крайней лунки, дернул рукой и, вскочив на ноги, широким махом выбросил на лед подергушку с крупным хариусом. Рыба, проколотая в брюхо, неуклюже забилась, волоча тяжелую стальную снасть и брызгая на лед кровью. Человек придавил ее валенком с наросшей на носке красной ледышкой и выдернул снасть.

— Только что два сорвалось, но этот хорош, бродяга! А? — возбужденно крикнул он подошедшим и замер, увидев, что это чужие.

— Здравствуйте, — глухо сказал Михаил. — Инспекция рыбоохраны.

— Ка… какая инспекция? — парень явно ошалел.

— Государственная, — сказал Генка. — Слышал что-нибудь о государстве и его законах? Э-э, слышал, знаю: во втором ряду на лекции сидел, вопросы задавал. Теперь я буду задавать. — Генка лег на лед и глянул в лунку.

— Кто старший? — спросил Михаил.

— А чего тебе старший? — буркнул парень. Он уже понял бесповоротность случившегося и начал успокаиваться. — Тут все старшие… — Секунду помолчал и даже попытался шутить: — Ты же знаешь, инспектор, на рыбалке один начальник — фарт. А помощник у него тот, кто больше поймает. Хе!

«Контакт есть, — облегченно подумал Михаил. — Пройдет без…»

— Посмотри, что там творится! — подскочил Генка. — Надо же — гады! — Он дернул торчавший в лунке шнур. На конце его оказалась лампа, наглухо закупоренная в стеклянный плафон. Генка с силой крутанул ее на шнуре и швырнул в сторону. По льду брызнули осколки.

— Прекрати, Нагишев! — крикнул Михаил, сознавая, что опоздал.

— Ты-ы ш-што-о… — прошипел парень и моментально взъярился. — Што ломаешь?! — Он бросился к лежавшему лому. — Звездану по кумполу, тогда поломаешь!

Лом примерз, но Михаил еще прижал конец ногой. Парень дернул, раз, другой и завопил: «Ре-бя-ты-ы!»

Михаил огляделся. Со всего плеса бежали люди. В руках одного блестела короткая пешня.

Инициатива. Не упустить инициативы, иначе все может случиться сейчас, сию минуту, секунду, на этом залитом кровью, истерзанном гусеницами льду.

— Инспекция рыбнадзора! — резко крикнул он, когда набежавшие, разбираясь в обстановке, замерли перед решительным действием. — Старшего требую ко мне, остальным предъявить документы!

Так. Внесена ясность, а она всегда на горячие головы как холодная вода. Подбежавшие затоптались вокруг, кто-то неуверенно сказал: «Сам-то документ имеешь? Покажь, не боись».

— Смотрите, — Михаил, не задумываясь, отдал удостоверение. Этому его научил еще Михеев. Выигранные минуты гасят возбуждение. Удостоверение обязательно посмотрит каждый. Оно пройдет по цепочке нарушителей и подействует как успокоительный бальзам; тут-то собрались не рецидивисты, а простой рабочий народ. Читают внимательно, вплоть до сроков действия. А за это время бесконтрольные инстинктивные порывы гаснут.

«Вроде, пронесло», — второй раз облегченно подумал Михаил, и тут сзади взревел мотор. Вездеход рыбаков рванул с места и, набирая скорость, полетел по зеленому, в брызгах небесного пламени, льду. Михаил хотел рвануться к своей машине, но тут же одумался. Пусть бегут. Здесь четверо нарушителей, орудия лова, сам улов. Оставшиеся расскажут, кто удрал. Да и не догнать на нашей тихоходке ГАЗ-71.

Однако бегство всколыхнуло остальных парней, они явно расценили это как предательство и снова взъярились. Но убежавшие были уже далеко, и злость задержанных переключилась на первопричину — инспекторов. Первым завопил хозяин разбитого фонаря:

— А струмент об лед можно? Какие права имеешь?! — он схватил лопату. Рультын поймал черенок, и тут же парень с пешней взмахнул ею над головой оленевода. Генка метнулся к нему. Еще миг — и драку не остановить. Михаил рванул из-за отворота полушубка револьвер и трижды выстрелил вверх. Выстрелы в морозной пустоте прозвучали жидко и как-то несерьезно, но и этого оказалось достаточно. И первый с лопатой, и другой — с поднятой пешней, оглянулись и замерли, увидев в руке инспектора револьвер. Держи он в руках ружье — оружие обычное, гражданское, имеющееся почти у каждого северного жителя, — оно бы только больше озлило людей, как злит применение запрещенного приема. А это оружие сразу поставило за спиной его обладателя государство и право, моментально напомнило об ответственности за любой поступок, направленный против закона.

Воткнулась в лед пешня, прозвенела отброшенная лопата, и повисла гнетущая тишина.

— Товарищ Нагишев, проводите нарушителей в балок и приступайте к оформлению документов, — стараясь говорить спокойно, приказал Михаил. — Товарищ Рультын, соберите браконьерские орудия лова и сам улов. А вы, граждане, назначьте одного от себя на контроль за просчетом и на сбор снаряжения.

Официальный и уверенный тон окончательно отрезвил парней. Они пошушукались, затем трое пошли к балку, четвертый направился к дальним лункам. Теперь вроде все.

— Эх, Нагишев, Нагишев, — устало сказал Михаил.

— Осознал, начальник, — покаянно сказал Генка. — Не повторю.

— Ладно, иди. — Михаил огляделся. Километрах в двух тускло плясало пятно от фар удиравшего вездехода. Там Горец. А может, и Сучков? Повадка — враз бежать — его. «Эмоции, брат, эмоции», — всплыл в сознании голос Глебова. Да, вот как они вредят, Гена… Но как без них-то… А?.. Подожди, Афалов же на связи!

В наушниках звучали шорохи и треск. На космическом фоне попискивала морзянка: какая-то полярка стучала метео.

— Слушаю, — выплыл голос Афалова. — Что там, Комаров?

— Серафим Капитоныч, вездеход ушел, а на нем, боюсь, очень нужный мне человек. По реке удрали, через поселок теперь, ясно, не пойдут. Остановите? А мы сейчас следом.

— Попробуем. Давно удрали?

— Пять минут. Через час будут против «Светлого», там ворота, в них можно перехватить.

— Тебе помощь не нужна?

— Управились. Людей возьмите больше — они возбуждены.

— Я поднял внештатных, — сказал Афалов. — Дежурят у бильярда.

После разговора Михаил взял один из конфискованных фонарей и обошел лунки. На дне среди камней повсюду лежала дохлая рыба. Больше пятидесяти процентов срываются и, изуродованные подергушкой, падают на дно, глубина метров десять, ничем не достанешь. Яма протухнет, продукты разложения вода понесет вниз, по другим-зимовалкам, а хариус — рыба нежная. Ну, поймали мы одну компанию, завтра последует другая. А до прииска, между прочим, около ста километров. Ни пешком, ни на лыжах никто сюда браконьерничать не побредет. И если бы государственная техника была на строгом учете, в данном случае не было бы самого факта браконьерства. Вот он, государственный трактор, третьи сутки жжет государственное горючее. И по району каждый праздник не менее сотни таких вылазок. Значит, амортизация техники, плюс горючее, плюс уничтоженная зимовальная яма… Дорого… Надо все собирать и систематизировать, выяснять причины, способствующие уничтожению природы. И пока в папку. Оружие в кабинах, нормативы на рейсы, использование государственной техники, превращение праздничных дней в дни массовых грабежей природы.

— Закончили, — скупо оповестил Рультын.

— Сейчас едем. Спасибо тебе за помощь.

— Какомэй! Тебе спасибо — бережешь угодья совхоза.

Из балка вышел Генка и крикнул:

— У меня все!

— Пусть едут, — махнул Михаил, — «Точильщика» нет?

Генка отрицательно помотал головой. Ясно. Где-то в другом месте. У браконьера сто дорог, у инспектора только след, да и то если вовремя найден.

Они остались на льду опустошенной ямы одни. Сполохи вились жутким космическим пожаром, от взрывных вспышек по тундре метались неземные тени, мир терял реальность.

— Кытыйгын, — сказал Рультын. — Ветер будет.

Небесные огни не достигали дна узкого каньона. Свет фар высекал в граните мириады цветных искр, стены сходились все ближе, лед между ними выгнулся горбом. В самом узком месте, «воротах», фары высветили стоявший вездеход ГАЗ-47. Рядом обрисовалось другое пятно, распалось на отдельные тени. Люди… Три… Шесть… Семь… А браконьерской машины нет. Удрали.

Михаил тормознул метрах в двадцати. От группы пошел к ним человек. Афалов. Опоздали мы, значит, Серафим Капитоныч…

— Сидят, — сказал Афалов. — На Севере бегать умеючи надо.

— Наледь?

— Полость.

— Живы хоть?

— Живы, живы. Живая рыба — с икрой! — Афалов, смеясь, покачал головой: — Улов у тебя сегодня, инспектор! И смех и грех! Молодец, конечно, но лучше бы его не было: потом изойдешь, пока его обработаешь.

— Кто там? — спросил Михаил.

— Двое, а кто — смотри сам.

Среди знакомых ребят со «Светлого» Михаил заметил высокую фигуру в медвежьей дохе и не поверил глазам своим, узнав Антона Максимовича Редько, председателя поселкового Совета. Рядом стоял низенький полный человек в бараньем полушубке и лохматой собачьей шапке, с широким красным лицом.