Николай Борискин - Туркестанские повести Страница 49

— Летчик не летчик, а тоже молодчик! — козырнул он, подмигнув карими чуть навыкате глазами.

— К лицу, право слово, к лицу, Савельич, — улыбалась Егоровна, не скрывая своей симпатии к Потехину.

Потупившись, словно застеснялся похвалы, шашлычник заторопился под брезентовый навес, где дымилась продолговатая жаровня, сплошь покрытая алюминиевыми шампурами с нанизанными на них кусочками баранины вперемежку с дольками репчатого лука.

— Добрый день, Федот Савельич!

— Здорово, хозяин!

— Привет! — всякий на свой манер здоровались с Потехиным любители «перекусить палочки по две».

— Здравствуйте и процветайте, — приподымая козырек фуражки, приветствует Потехин свою клиентуру, — да меня не забывайте. Первый сорт шашлычок, малахитовый лучок, сдобные лепешки — не уронишь крошки…

Смех под сенью «Цветущего каштана» стал как бы дополнительным блюдом, и посетители, неторопливо наслаждаясь мастерски приготовленным шашлыком, похваливали импровизации кулинара.

Майков, разделяя беседу с компанией, сидящей с ним за столиком, смеялся, подзадоривал и без того отменного шутника.

— Рассказал бы ты анекдот какой-нибудь, — попросил кто-то Савельича.

— Пожалуйста, — не заставляя себя долго упрашивать, охотно согласился он. — Как-то случилось мне быть в большой геологической партии в местах, не столь отдаленных отсюда. Подошла зима, и мы начали собирать для топлива всякую всячину. Начальник партии дал телеграмму в центр: мол, так и так, трудновато с топливом, даже используем терескен. И что вы думаете? Приходит ответ: «Прекратите бесхозяйственность. Стволы этой ценнейшей породы используйте как строительный материал. Отапливайтесь отходами». Ну, сами понимаете, сколько было смеху: терескен-то — это трава…

— Давай накручивай! — хохотали клиенты.

Володя Майков, не переставая слушать Потехина, как бы случайно бросил взгляд на соседний столик, за которым сидел Митяй Жук. Молчаливый странный парень вызывал у лейтенанта тревожные предположения. Есть же здесь и другие гражданские лица — мужчины, женщины, но они не в счет…

Вечером Майков зашел к Скворцову.

— Вы запросили Нечаева? — спросил полковник у секретаря и одновременно приветственно кивнул Владимиру.

— Да, еще вчера, — ответил тот.

— Ну и что?

— Вот. — Секретарь подал конверт и вышел.

Скворцов распечатал пакет и вынул из него сложенную вдвое узкую полоску бумаги, затем еще какой-то лист и, наконец, небольшой бланк. Предложив лейтенанту сесть, он неторопливо прочитал содержимое пакета, бегло пробежал глазами по строчкам второй раз и, достав из сейфа папку, в которой находились документы, знакомые лейтенанту под условным названием «Песчановское дело», заклеил эти строки и крупно надписал: «Авиатор».

— Понятно? — спросил Петр Ильич.

— Приблизительно, товарищ полковник.

— Приблизительность в нашем деле не годится. Познакомьтесь…

Когда Майков дочитал последнюю строчку, Скворцов спросил:

— А сейчас расскажите, товарищ лейтенант, о своих наблюдениях за последнее время. Что нового?

Майков доложил о «Цветущем каштане», о веселом шашлычнике, о разговорчивых клиентах и молчаливом Митяе Жуке.

— Откуда он вынырнул?

— Я не интересовался, Петр Ильич, но можно узнать. Остановился же он где-нибудь, не под забором спит, — неопределенно ответил лейтенант, чувствуя на себе недовольный взгляд полковника.

— Та-ак, — протянул Скворцов гласную «а». Никогда он не устраивал разносов своим подчиненным, но это протяжное «а»… Лучше уж разнос…

Не повышая голоса, полковник продолжал:

— А комитетчики-то фитиля нам вставили…

— Так у них же возможности другие, — попытался Майков отвести обвинение.

— Возмо-ожности, — снова начал растягивать слова Скворцов, однако вовремя спохватился и, подобрев, закончил: — В общем, мы должны все узнать об этом Авиаторе, или как его там, будь он трижды неладен, который собирается действовать в районе Песчаного. Связь с майором Нечаевым поддерживайте обязательно. Ну, домой, домой, Владимир Павлович. Я только поговорю с генералом да съезжу в Комитет, потом тоже отдохну…

По дороге лейтенант думал о «резиновых» гласных, о фитиле, о предстоящей работе. У поворота от офицерского клуба к внешней проходной ему повстречалась Аня Скворцова. Майков поспешил к ней.

— Куда держим путь? — спросил Владимир.

— В парк Космонавтов. А вы?

— Если не помешаю, то хотел бы пойти с вами. Время есть.

Майков познакомился с Аней с легкой руки Нечаева. Володе дали небольшую комнату в шестнадцатиквартирном особнячке для офицеров. В первый вечер, приняв душ, Володя устроился поудобнее на диване и взял книжку. Однако перевернуть ему удалось лишь две-три страницы: неожиданно раздался телефонный звонок.

— Лейтенант Майков слушает… Поручение майора? А кто это говорит?.. Товарищ Скворцова? Лечу!

Володя внимательно посмотрелся в зеркало, вылил на себя остатки «Шипра» и со всех ног бросился к проходной.

— Лейтенант Майков! — щелкнул он каблуками.

— Аня, — представилась темноволосая зеленоглазая «товарищ Скворцова». Она была немного выше плеча Володи, но это нисколько не смутило его: если бы она доставала всего лишь до места крепления будущих орденов, он все равно бы выполнил «важное поручение»…

— Вам приказано сопровождать меня до парка Космонавтов и обратно, — покачиваясь на носочках миниатюрных белых туфелек, сказала она.

— Если бы такие поручения были каждый вечер…

— То? — лукаво прищурилась Аня.

— Они выполнялись бы без пререканий, точно и в срок!

— В таком случае имейте в виду это и на завтра.

— Слушаюсь! — И Володя взял девушку под руку.

…Вечер был посвящен воспоминаниям. Володя рассказывал о себе, Аня — о своей жизни. Сегодня девушка уже знала, что он бывший фэзэушник, токарь. В прошлом году окончил училище. Майков теперь тоже кое-что знал об Ане: дочь полковника, студентка консерватории, любит свою скрипку, сливочное мороженое, нарциссы и стихи Василия Федорова.

— Нарциссы, нарциссы! Кому нарциссы? — предлагала цветочница у входа в парк.

Аня вопросительно посмотрела на лейтенанта, а лейтенант на цветочницу.

— Сколько стоят все?

У женщины округлились глаза.

— …надцать, — неразборчиво и торопливо выпалила она.

— Сумасшедший! — расхохоталась Аня и сама выбрала из огромной охапки свежих цветов три самых ярких нарцисса. — Большое спасибо.

— Пожалуйста! — одновременно произнесли продавщица и Владимир.

Цветочница понимающе улыбнулась и покачала головой: ай да пара, любо-дорого!..

Проезжая мимо парка, Петр Ильич не поверил своим глазам: его Анютка вышагивала рядом с лейтенантом Майковым. Володя ожесточенно жестикулировал, а она смотрела на него как загипнотизированная… «Ах, Аня, Аня…»

— Будете выходить? — второй раз спросил шофер задумавшегося полковника.

— Уже приехали?

— Да.

— Ты подожди, я минут через двадцать, — пообещал полковник, захлопывая дверцу машины. Поднимаясь в Комитет по белым ступенькам лесенки, он думал: «Жених… Тьфу ты, дьявол! Адресат еще неизвестен».

Весело переговариваясь, Майкой и Аня шли по нарядно освещенным аллеям парка, и люди провожали их светлыми взглядами.

— Присядем? — увидев под ветвистой акацией свободную решетчатую скамейку, сказала девушка и легким нажимом руки на Володино плечо подтвердила свою просьбу.

Лейтенант с удовольствием подчинился своей спутнице.

— Как хорошо здесь! — восторженно произнесла Аня и блаженно опустила длинные ресницы. — Если бы я была поэтом, написала бы стихи об этом вечере, о парке. А вы любите поэзию? Да? Прочтите что-нибудь.

Майкову вспомнились подходящие для этого случая стихи. И он прочитал их Ане:

Горят огни зеленые,Малиновые, синие,Да шепчутся влюбленныеВ душистом белом инее.Парнишка зачарованноГлядит на синеглазую,Чьи губы нецелованы,А косы лентой связаны…

Автор получил за эти строки три рубля двенадцать копеек в радиокомитете и головомойку на семинаре молодых дарований. Но если бы он видел, как студентка консерватории потеребила розовые бантики в черных косах и опустила красивые зеленые глаза, как благодарно погладила она рукав кителя Володи, он считал бы семинарскую головомойку своих витийствующих коллег недоразумением.

Почувствовав прикосновение Аниной руки, лейтенант твердо уверовал, что любовь, как и радиация, всепроникающа…

…Часу в двенадцатом ночи Петр Ильич разогревал на газовой плите остывшую манную кашу и строил самые различные предположения по поводу ночного моциона своей Анютки.