Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките Страница 5

Когда она закончила, Медучин взял с подоконника фонарик и вышел с Анфисой на улицу.

— Кыш, дьяволы! — разогнал он с крыльца собак. Отдал фонарик Анфисе.

— Идите вон в тот дом, там мы живем с Бровиным. Третья койка свободна, кукуль есть, расстелите его — и спите на здоровье. А завтра устроимся. Идет?

— Ага, — весело сказала она, — до свидания!

— Спокойной ночи!

Медучин вернулся в дом.

— Ну, что делать будем? — спросил он.

— Хорошая баба, простая, — рассудил дед. — Пусть живет, не увозить же назад!

— Где ты ее взял, Бровин?

— В Ост-Кейпе, где же? Прошлый год она кухарила у геофизиков, база у них в Ост-Кейпе была… А сейчас свободная…

— Обещал чего? — спросил Шкулин.

— Да ничего вроде… поедем, говорю, жить будешь. Вот и поехала… Да ты не тушуйся, Наука! Не говорил я ей, что тебе везу.

— Ещё чего! Очень надо…

— Мы ее научим в жмурки с медведем играть! — захохотал Шкулин.

— Я вот что скажу, ребяты, — начал дед Тимофей. — Ты, Петро, не бодрись, рановато еще… Баба должна быть не для разладу, а для порядку. Мы не в городе, неча вольности разводить. Кто ей придется, пусть с тем и живет. У одного она должна быть… ежли захочет… Домов пустых много, вот и будут вдвоем… ежли захочет… А баловство ни к чему. И еще, уговор надо соблюдать, чтоб в выражениях потише. Женский призор за нами кругом нужен, без него к зиме совсем в леших превратимся.

— Женщина облагораживает, — охотно поддержал Медучин.

— Да и то дело, — согласился Бровин, — и постирает, и пошьет. Проведу я ее поварихой, в совхоз напишем — рассчитают ей за месяц или сколь будет. Чай, не обеднеем, уловы хорошие, а?

— Знамо дело, с поварихой лучше, чего уж там, — согласился Шкулин.

— Дело ваше, — сказал Медучин. — Я тут не начальник. По-моему, правильно. Только не попрекать ее ничем, не обижать.

— Конечно, оговоренная ложка рот дерет… надо по-человечески, — сказал дед.

— Пусть она живет у тебя, а, дед? — спросил Медучин. — А Шкулин переселится к нам. Пусть будет у тебя, от греха подальше.

— Мне баба без надобности, так что я согласный, — засмеялся дед. — Хорошая она, справная. У ей лицо веселое. Надоело мне на ваши рожи смотреть! Чего ржете, кобели?!

Легко стало Медучину, будто камень с души свалился. Но по лицу Шкулина видно было, что не ждал он такого поворота. Дед это сразу понял:

— А Петро-то наш навострился, не спросившись. Эх ты, хрен столовый! Допрежь всего о человеке надо заботу проявлять. Который человек о другом без заботы — пустой он, нехороший. От него одно зло… Не серчай, Петро, правду я тебе говорю.

— Это тебе показалось, дед. От ревности.

— Не скажи!

Стали расходиться.

— Одну бутылочку я вам спрятал, — сказал дед, — утром пригодится. Давайте ко сну.

— Да, — сказал Медучин, — хорошо, будем считать пионерский сбор закрытым, поскольку всем все ясно и вопросов нет.

Он кликнул Верного, тот спрыгнул с крыльца и пошел следом.

Осторожно, чтобы не разбудить Анфису, разбрелись Бровин и Медучин по своим кукулям. Медучин зажег огарок. Анфиса спала. Он прикурил от свечи и задул ее. Бровин похрапывал, а Анфиса, что-то бормотала во сне, разговаривала.

«У нее сегодня слишком много впечатлений, и нервы не совсем в порядке», — подумал он. Медучин вспомнил, как несколько лет назад подошел к своему товарищу — спящему геологу, прислушался к его сонному бормотанию. Оно было довольно связным, и он взял его левую руку, нащупал пульс и задал вопрос голосом той же тональности и о тех же событиях, которые геолог переживал во сне, и тот ему ответил, и этот странный диалог продолжался почти полминуты. Так можно вызнать сокровенное, у некоторых людей это получается, и у Медучина как раз наступило, «это», чему он не знал названия, он испугался и оставил геолога в покое.

Ему захотелось подойти к Анфисе и сделать то же, но она разговаривала во сне по-чукотски, а чисто по-чукотски говорить он не мог, да и смутно чувствовал, что настроиться на ее волну ему не удастся.

Медучин очнулся от шума. Ему показалось, что где-то неподалеку кружит вертолет. Он прислушался. Было тихо, под порывами ветра шумели лиственницы.

«Показалось, — подумал он. — Это у меня шумит в голове».

Искать его еще рано, это он знал. Спохватиться должны дней через пять. А вертолетом и того позже: пока ребята дадут знать на аэродром — пройдет неделя. Но все-таки в душе копошилось: «а вдруг?»

Хорошо, если б вдруг опустился тут вертолет и вылез бы из него Юра Филатов. То-то радости было бы! Юра часто помогал рыбакам и ихтиологам, его любили, он очень надежный, не было такого, чтоб он подвел. Все таежники вокруг его знали.

«Хорошо бы, Юра прилетел», — подумал Медучин.

Последний раз они виделись две недели назад Юра приземлился прямо в Избяном и сказал, что у него свободный целый день, даже два, в поселок может вернуться только завтра к вечеру. Сели обедать тут же, на улице — на пеньках да на ящиках. У Анфисы мясо было готово, а Бровин рыбы принес, свежей и вяленой.

— Как ловится? — спросил Юра.

— Хорошо. Лучше и не надо. Возьмете какой надо — вон мешки. Петро! — крикнул Медучин Шкулину. — Возьми в первой камере, там свежая!

Петро собрался в ледник.

— Не спешите, — сказал Юра. — Времени у нас много, да и по другому делу мы.

— Что за дело?

— У-у, секретное! Какая у вас рыба?

— Ну, вам-то самую лучшую, — чиры, нельма, три осетра есть, пелядь. Какую хотите…

— А караси есть?

— Этого добра не держим! — рассмеялся Медучин.

— И зря.

— Почему?

— Караси нам нужны.

— Что за напасть?

— Понимаешь, прислали ребята из Магадана бочонок сметаны. А к сметане что надо? Правильно — карась… А вы, знаю, почему-то считаете его несерьезной рыбой. И у вас ее нет.

— Нет, конечно… Придется половить. Есть тут несколько озерец.

— Половим, времени достаточно. Ну, а пока по первой, чтоб ловилась большая и маленькая.

Шкулин уже разлил давно, он свое дело знает. Анфиса, как и подобает хозяйке, все лучшее гостям. Вертолетчиков она знала. В прошлом году они обслуживали геофизиков, там и встречались.

— Ну, за встречу!

— Дай бог не последнюю! — чокнулся со всеми Шкулин.

Бровин принес мешок с сетями, закинул их в вертолет и тоже присоединился к пирующим.

А потом, вытащив из планшета карту и расстелив ее прямо на земле, Филатов отмечал озерца и протоки, которые показывал ему Медучин, и составлял оптимальный вариант облета их всех на тот случай, если в одном месте рыбы не будет, а в другом ее будет мало. И потом, взяв Медучина, вертолет ушел на юг, и мотался с озера на озеро, и гонял Медучин по тундре этот вертолет, как подвыпивший северянин московское такси, и только на следующий день вернулись ребята в Избяное с двумя мешками крепких коричневых карасей.

…А сейчас больной Медучин лежит в занесенной снегом палатке, и тепло ему от этих воспоминаний. «Хорошо бы, Юра прилетел».

Но Юра не прилетит.

Медучин вспоминает, не должен ли чего ему. Нет, не должен.

— Ай лав ю и зай гезунд! — кричал, прощаясь, Юра и махал рукой из вертолета.

Просьбу ребят Юра выполнил, и на другой день на косу села «Аннушка», затем вторая, а потом еще они возвращались, и вся рыба была вывезена, и ледник очищен. А рыбы-то всего восемь тонн, это капля в море для горняцкого поселка.

— Мало рыбы, ребята, — сказал командир последней «Аннушки». — Надо больше, в поселке одни консервы. На консервах далеко не уедешь. А ваша рыба только в садик да в ясли.

— А что делать?

— Не знаю, придумайте. У нас собираются даже создать бригаду для отстрела медведей и лосей, нужна свежатина. А забой оленей будет только в ноябре. Навигация в этом году поздняя, сами понимаете, картошку и то еще не привезли… сначала генгруз… Ну, я полетел… Приду дня через три, Чукотторг возьмет все, что вы наловите. И чем больше, тем лучше… Ребята на прииске озверели — попробуй-ка пожить на консервах! Ну, чего-то я разговорился. А Юре привет передам. Он сейчас геологов вывозит. Караси были хорошие, спасибо.

Самолет улетел.

— Чего решил, Наука? — спросил Шкулин.

— Ничего.

— Ну и зря. У нас план есть…

— Что за план?

— Надо ставить загородку.

— Так, — крякнул Медучин, — так. Гм…

Шкулин молчал, выжидающе глядя на Медучина. Подошел Бровин. Теперь они стали молчать втроем.

Рыбаки знали, что Медучину известен не только режим реки в разные месяцы, ему известны притоки и проверенные им самим даты наиболее полного осеннего хода, когда рыба скатывается в реку, а оттуда в море. У Медучина карты и дневники двух лет исследований. И наука должна им помочь. Но дело в том, что способ, предложенный рыбаками, — браконьерский. И они знали — Медучин на это не пойдет, и не потому, что он облечен правами и рыбинспектора, и охотинспектора, он человек науки — и это все, и, сколько бы они вместе ни съели таежной каши и таежной соли, — ничто не поможет Медучину идти против себя.