Владимир Богомолов - Особое задание Страница 5

— Это мысль, — согласилась Маша. — Пошлите нас с Изольдой за ранеными в губчека. Срочно.

— Она тоже из наших? — удивленно уставился на девушку комиссар.

— Она из них.

— Вот стерва! — грохнул кулаком по столу однорукий. — Так я и чуял.

Скоро от центрального подъезда госпиталя отъехал автофургон с большими красными крестами на бортах, а через полчаса двухэтажный дом на Астраханской был оцеплен сотрудниками ЧК. Но, увы, Угрюмова там уже не было.

Доставленная в отдел Наталья Сергеевна на вопросы о местонахождении мужа твердила одно и то же:

— С тех пор как он выехал из Царицына, известий о нем не имею.

Изольда держалась высокомерно до наглости.

— Зря время теряете, гражданин начальник, — безапелляционно заявила она, даже не присев на предложенный стул. — У нас с хозяйкой был заключен джентльменский договор: меня не интересуют ее гости, ее — мои…

— Но она же наша тетя.

— Такая же, как Луи Филипп ваш дядя.

На повторном допросе, когда ей сказали, кто эти дни жил с ними под одной крышей, Изольда даже оскорбилась, точно знала об этом прежде чекистов. Повторив, что ее никогда не волновали гости хозяйки, она потребовала своего немедленного освобождения или листа бумаги для подачи протеста советскому прокурору.

— Бумагу мы вам дадим, — пообещал начальник отдела. — Через сутки. Но имейте в виду, гражданочка, к этому времени господин Угрюмов будет здесь. И нам не понадобятся ваши показания. Так что идите и хорошенько подумайте, прежде чем написать «во первых строках»…

Когда смеркалось, в отдел доставили старика в железнодорожной форме, который «случайно» зашел в дом Угрюмовых, перепутав его с соседним. Но так как его уличили в незнании даже фамилии соседа, он, утирая скупые слезы, признался, что послан начальником узнать, может ли тот прийти в свой дом.

Через полчаса доставили второго связного, еще через полчаса — третьего. Это была девочка-подросток, разносчица телеграмм. Все они клялись, что хозяина дома никогда в глаза не видели и, где он находится сию минуту, не знают. Но посылал их один и тот же человек — помощник начальника станции.

Выехавшие за ним сотрудники не обнаружили его на станции. Операция оказалась под угрозой срыва.

Снова пришлось вызвать на допрос хозяйку. Когда она обессиленно опустилась на стул, в кабинет вошла Маша. Наталья Сергеевна с ужасом посмотрела на девушку и спросила:

— И вас не пощадили?

— Знакомьтесь, — представил ее следователь, — Мария Николаевна Казанская, сотрудник особого отдела.

Он еще не договорил до конца фразу, а хозяйка с онемевшим от ужаса лицом и оловянными глазами, готовыми вылезти из орбит, грузно сползла со стула, теряя сознание.

Когда ее привели в чувство, она, глядя в угол кабинета, сказала:

— Боже, если и ты на их стороне, я покоряюсь воле твоей.

И она попросила записать свое признание. Ее муж полковник царской армии Фридрих Финстер, известный советским товарищам под именем Федора Федоровича Угрюмова, в настоящее время должен находиться у сторожа кладбища за Голубинской улицей.

Уже в полной темноте чекисты обложили сторожку — небольшой каменный домик, прижавшийся к ажурной ограде возле калитки. На стук долго не отвечали. Наконец зашаркали то ли валенки, то ли галоши, и недовольный голос поинтересовался, кого принесли черти в столь поздний час.

Начальник отдела сжал плечо Марии. Та, подделываясь под разносчицу телеграмм, зябко шмыгая носом и переводя дух, начала объяснять сторожу, что она никакой не черт и не сатана, а служебное лицо и послана сюда сообщить, чтобы его гость в дом на Астраханской показываться не смел, потому как там засада.

— Мели, мели, Емеля, твоя неделя, — насмешливо произнесли из сеней. Там снова воцарилась тишина, подобная кладбищенской.

— Так ты понял, дед?! — крикнула Маша, приложив губы к замочной скважине. И, не ожидая ответа, добавила — Ну, я побегу обратно, а то боязно тут у вас…

— Погодь! — потребовали из сеней, и в приоткрытом дверном проеме показалась голова сторожа. — Одна?

— Одна, — жалостливо проголосила Казанская.

— Ну, заходь, — сторож утонул в темени коридора.

Маша шагнула туда, как в пропасть, и шепотом произнесла:

— Чего заходить-то? Я все передала, что Виктор Назарыч наказывал.

— Ступай в светелку, самому скажи, — распорядился сторож, открывая дверь в комнату, освещенную подвешенной к потолку лампой.

Не успела Маша сделать шага к порогу, как за ней с грохотом распахнулась дверная створка, сторож отлетел в угол, зазвенев кучей лопат, и мимо нее промелькнуло два сотрудника. Но, очевидно, в комнате были готовы ко всяким неожиданностям. Первым же выстрелом из-за печки была погашена лампа, тут же звенькнули стекла окна. Из другого угла палили прямо в темноту дверного проема.

С улицы тоже раздалось несколько выстрелов. «Значит, сумели выскочить, — подумала Маша. — Неужели он?» Она выбежала из сеней и крикнула:

— Не стреляйте!

— Не в кого уже стрелять, — успокоил ее начальник отдела. — Бородатого взяли, а того, кажется, пришили к стенке.

Он направился к сеням, обращаясь к невидимому сторожу!

— Иди в комнату, старик. Зажги другую лампу или фонарь. — Повернулся к углу дома, позвал: — Сергеев, веди задержанного.

Сторож, глубоко вздыхая и приговаривая про грехи наши тяжкие, засветил другую лампу. Маша взглянула на убитого. Это был не Угрюмов и даже не каптенармус. Она стала ожидать задержанного. И, как только в тусклом свете показалась высокая статная фигура бородатого человека, девушка ощутила страшную усталость. Если бы она не прислонилась к стене, ноги не удержали бы ее. Бородатый сделал шаг, поднял голову и… застыл. Несколько секунд Угрюмов глядел на Машу, а затем со злой иронией произнес:

— Старый идиот. На какого живца клюнул…