Карпов Васильевич - Портрет лейтенанта Страница 5

Всем хотелось поскорее выполнить этот приказ.

У выхода из полкового городка стояли женщины и дети. Женщины успели надеть нарядные платья, наспех причесались - соблюдали традицию. Когда полк уходил на учения или возвращался с высокой оценкой, было принято семьями выходить к воротам, в лучших платьях, с цветами. Хоть и мало было времени, хоть и тревожно было на душе, все же решили и сегодня провожать полк, как всегда.

Александр крикнул матери:

– Не волнуйся, к вечеру будем дома!

Ему энергично замахали мальчишки и девчонки, а некоторые женщины почему-то заплакали. «Молодой ты мой петушок, - с трудом сдерживая слезы, подумала Лидия Максимовна. - Где уж там к вечеру. Хорошо, если через неделю вернетесь. А ты, со своей горячностью, как бы там навсегда не остался…»

Александр шагал торопливо, на душе у него было тревожно и торжественно. Он был уверен, что сегодня обязательно отличится в бою, все узнают о его храбрости. Ему хотелось только одного - чтобы это произошло побыстрее.

Однако на первых километрах марша случилось непонятное. На полк вдруг один за другим стали пикировать самолеты. Бомбы завыли так, словно небо рушилось на землю. Вой этот был настолько незнакомый и страшный, что сердце замирало и останавливалось. Земля дрожала от мощных взрывов. Черные всплески вскидывались выше деревьев.

Закричали раненые. Выворачивая дышла, давя людей, помчались обезумевшие от страха лошади.

А над всем этим в выси сияло яркое праздничное солнце. Александр увидел это солнце потому, что лег на спину. Так полагалось при налете авиации: чтобы удобнее стрелять вверх. Он взял винтовку у одного из своих красноармейцев и стал искать глазами цель. Но самолеты валились на полк прямо из солнца. Стрелять было невозможно. Солнце слепило, и слезы застилали глаза. А пикировщики все падали и падали из огненного диска. Казалось, что их сотни.

Когда бомбежка прекратилась и Александр немного пришел в себя, только тогда он почувствовал страх. Ни взрывы, ни свист бомб, ни окровавленные люди, ни тела убитых его не испугали. Страшно стало оттого, что понял: враг совсем не такой, каким он его представлял! Это умные и умелые вояки. Как они ловко использовали солнце! Летая по кругу, немецкие летчики девяткой создавали видимость многочисленности. Пикируя со стороны солнца, они лишали возможности стрелять прицельно. Да, нелегко, очень нелегко будет воевать.

Словно подтверждая эти невеселые мысли лейтенанта, сразу после бомбежки, не успели собрать рассеившиеся по полю и кустам колонны, начался артиллерийский обстрел. Немецкие орудия били точно по дороге, значит, артиллеристы уже видели их колонну. А где находятся они сами, Александр определить не мог. С тыла, оттуда, где считается самое спокойное место на войне, - из обоза, вдруг донесся рокот моторов, и пролетело из уст в уста короткое и грозное слово: «Танки!»

Александр растерялся. Он не видел еще ни одного живого фашиста, а полка, как ему казалось, уже не существовало. Было обидно до слез, что со всех сторон лупят, но не на ком показать, что и они тоже умеют драться.

Наверное, поэтому, когда на дороге показались мотоциклисты в касках и зеленых мундирах, Александр очень обрадовался. Он вскочил, выхватил из кобуры пистолет и радостно закричал:

– Вот они! Бейте их, товарищи! За Родину! Ура!

Лейтенант кинулся вперед, и со всех сторон поднялись с земли и побежали за ним красноармейцы. Мотоциклисты остановились и начали из пулеметов бить по атакующим.

Александр не слышал рокота пулеметов, он только видел зеленых, приникших к оружию врагов, которых надо было бить. И он бежал изо всех сил, даже забыв, что нужно стрелять из пистолета. Просто чудо, что его не убили. Он добежал до крайнего мотоцикла и что есть мочи ударил фашиста между вытаращенных от ужаса глаз. Немец упал. Александр, не выстрелив в него, побежал дальше. Он был уверен - фашист мертвый. Раз он его ударил с такой силой, значит, убил. Но вдруг сзади хлестнула автоматная очередь. Пули щелкнули по стоящему рядом мотоциклу. Красноармеец, бежавший слева, опрокинулся на спину. Оглянувшись, Александр с изумлением увидел: стрелял немец, которого он только что ударил! Стрелял! Тут только лейтенант опомнился; два года учился, получал отличные оценки на стрельбищах и в тирах, а в первом же бою забыл, что надо стрелять! Теремов вскинул пистолет, поймал на мушку ненавистное лицо со знакомыми уже голубыми глазами и выстрелил. Гитлеровец выронил автомат и повалился на бок.

После этого лейтенант стал действовать более осмысленно. Он быстро огляделся и обнаружил вокруг множество мечущихся в общей свалке зеленых мундиров. В ушах его вдруг отчетливо прозвучал голос училищного командира взвода: «Не дергай курок, спускай плавно!» И Александр давил на курок плавно. После каждого нажима зеленая фигура гитлеровца вздрагивала и падала. Все происходило как во сне, лейтенант даже не слышал звука своих выстрелов, только отдача била в руку. Вокруг стоял неимоверный гвалт рукопашной, трещали короткие очереди, хлопали одиночные выстрелы винтовок, рвались гранаты, истошно вскрикивали напоровшиеся на штык, рычали и матерились еще живые…

После первого боя роты собрались у дороги. Вынесли на обочину убитых и раненых. Двинулись, как было приказано, к пограничной реке. Но через несколько минут снова началась бомбежка. В тылу действительно оказались танки. А по шоссе навстречу неслась механизированная колонна немцев. Полк сошел с дороги. Залег. Стал окапываться. А к вечеру, так и не дойдя до пограничной реки, откатился в лес, где еще вчера стоял лагерем.

Семьи командиров отправляли в тыл под пулеметным обстрелом. Женщины, у которых не было маленьких детей, оставались в полку медсестрами и санитарками.

Надела военную форму и Лидия Максимовна. Ей некуда было уезжать. Все самое дорогое для нее было здесь, в полку: и муж, и единственный сын.

Когда стали отходить под нажимом врага, Александр испугался за отца. Может быть, только его полк так позорно отступает? Может быть, другие уже давно выбили врага с советской территории и только на этом участке произошла такая неприятность? Не хотелось в это верить. Александр и сам, и по отзывам других знал, что отца очень высоко ценят как командира. Но тогда почему не выполнили приказ? Почему отошли?

Позже, когда узнал общую обстановку, беспокойство насчет своего полка улеглось. Началась большая война, отступает на восток весь фронт. Только одного не мог понять лейтенант - почему отступает?

Он был приучен к мысли, что Красная Армия не отступает. Из газет и сообщений по радио о боях на озере Хасан, на Халхин-Голе, в войне с белофиннами он знал одно: победа всюду бывает за нами. И вдруг такой неожиданный отход!

Лейтенант утешал себя: неудачи временные, скоро все изменится, и мы фашистов разобьем вдребезги.

Однако отступление продолжалось неделю, месяц и другой. Измотавшись в непрерывных боях, усталый, а иногда и голодный, Саша недоумевал: «Как это могло произойти? Говорили: ни одного вершка своей земли не отдадим, будем бить врага на его территории, воевать малой кровью… и вдруг все наоборот: и крови много, и враг нас бьет, и отступаем по своей земле…»

Трудно было Александру понять происходящее. В те дни мало кому было известно, какие огромные силы врага обрушились на страну. По молодости и горячности лейтенант ожидал быстрого и решительного отпора фашистам, ему никак не хотелось мириться с затянувшимся отступлением. Несмотря на усталость, он готов был повернуться лицом к врагу и броситься на него, бить, крушить, гнать до границы и дальше. Лейтенанту казалось - нужна только общая команда, чтобы все сразу, одновременно повернулись и ринулись на врага. Но такой команды почему-то не подавали. В том, что она вот-вот последует, Александр ни на минуту не сомневался.

А пока он ненавидел себя и всех окружающих за то, что они пятились. Говорил со всеми зло, раздраженно. Особенно невзлюбил он Антона Косогорова. Этот здоровенный детина вроде бы олицетворял происходящее. Хвастался: «Когда надо, себя покажем!» А теперь вот ни силы, ни удали нет.

Однажды под жарким обстрелом Косогоров, уткнувшись лицом в землю, царапал ногтями траву, пытаясь сделать хоть небольшую лунку, чтобы спрятать в нее голову.

Александру было противно смотреть на животный страх большого и сильного человека. Забыв об опасности, он подошел к Косогорову, пнул его в широкий зад и свирепо сказал:

– Лопатка для чего дана? Чего скребешься, как жук в г…? Окапывайся!

Косогоров поднял лицо. Глаза у него от ужаса были белые. Увидев стоящего перед собой командира, Косогоров опомнился. Вытащил из чехла лопатку и торопливо, не приподнимаясь над землей, заковырял перед носом.

– Когда надо, себя покажем! - презрительно передразнил Александр и вернулся на свое место.

Лидия Максимовна, чтобы находиться поближе к сыну, попросилась в батальонный медицинский пункт. Когда позволяла обстановка, приходила в Сашину роту. От раненых, а иногда по телефону узнавала о сыне: жив ли?