Мариэтта Шагинян - Кик Страница 5

P. S. О странном приключении в нашем отделе объявлений напишу после.

Эпизод второй

Сегодня арестован местными властями явному недоразумению непрерывно служил победе советского дела кровью стихами прозой автор двадцати книжек наиболее известны Роза Содома Летающий Голландец умоляю оказать помощь

ТО В. СТ. ГЕН. КАРПОВУ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ

Уважаемый и глубокочтимый тов. Карпов, вот уже три дня, как я тщетно пытаюсь вызвать Вас на свидание и узнать наконец, за что, за какие непостижимые для меня прегрешенья я лишен свободы и заточен в тюрьму? Сегодня у меня сильно скакнула, температура и начались боли в сердце. Пищу тут дают ужасную, хотя два блюда, но при моем колите есть баранину — значит обрекать себя на язву желудка. И это за то, что пять лет работал, не щадя ни здоровья, ни сил, рискуя ежеминутно быть убитым белогвардейцами или же затравленным заграничною эмигрантской прессой. Несмотря на ряд предложений, крайне для себя выгодных, ни разу не покинул Россию — и вот результат! Что же это такое, Степан Геннадиевич? За что? Спасите меня!

Следователю ГПУ

тов. АСЛАНБЕКОВУ

Уважаемый тов. следователь!

Вот уже 4 дня, как я по роковому недоразумению арестован и переведен, без суда и следствия, из ГПУ в тюрьму. Меня еще ни разу не вызвали на допрос, что могло бы сразу установить мою полную непричастность к гнусным проискам белогвардейцев. Это пребывание в полной неизвестности сильно действует на мое здоровье и нервную систему. Ввиду того, что тюрьма — бывшая больница и стены между камерами очень тонки, слышал весь разговор от начала и до конца в соседней от меня общей камере, где сидят арестованные из «Красных Скал». Разговор мог бы сообщить Вам на допросе, если б Вы меня вызвали. В нем есть интересные моменты. Убедительно прошу дать мне возможность посильно помочь делу советского правосудия.

Бывш. письмов. военной канцелярии Н-ского полка Красной Армии, рабкор центральных и местных газет

Следователю ГПУ

тов. АСЛАНБЕКОВУ

Несмотря на мое обращение к Вам, тов. следователь, от Вас до сих пор не последовало ни ответа, ни какого-либо распоряжения о смягчении моей участи. Я близок к нервному помешательству и могу при случае наложить на себя руки, будучи сыном алкоголика и нервной матери, лечившейся почти половину своей жизни гипнозом. Если в факте моего ареста играет какую-нибудь роль случайная встреча моя с Жозефиной Эдмундовной Пшанской, которую знал с детства в городе Волочиске, то категорически протестую против всех оговоров, какие может сделать на меня под влиянием страха или истерии (она с детства истеричка!) означенная женщина. Увидя ее перед собой так неожиданно, я не успел сообразить, каким образом она могла появиться у нас, будучи эмигранткой и женой белого активиста. Если тем не менее я на нее не донес, то в силу своей неуверенности, была это она или не она, и не желая очутиться в смешном положении. Что Жозефина Эдмундовна Пшанская и есть та самая девица в «шляпе с перьями», которая сдала объявление в нашу газету, об этом догадываюсь лишь теперь. Полагаю, что во всем вышеизложенном нет по кодексу законов никакого состава преступления. Свою преданность советскому Октябрю я неоднократно доказывал пером и подтверждаю ее еще раз. Прилагаемое к письму добавление на отдельном листе есть точная копия разговора, о котором я намеревался довести до Вашего сведения лично. Не получив ответа, все же считаю долгом совести и гражданина помочь Советской власти в ориентировке этого дела и послужить своим наблюденьем к правильной характеристике арестованных.

Приложение

РАЗГОВОР В ОБЩЕЙ КАМЕРЕ *

Разговаривают: старческий тенорок, самоуверенный бас, хриплый баритон и женщина. О чем говорилось вначале, не слышал. По-видимому, речь шла о Главнауке, к которой намеревался обратиться старческий тенорок за защитой. Тема: невыносимые условия для научной работы в Советской России. В виде примера: рассказ о каком-то приятеле тенорка, который изобрел новый дешевый способ изготовления горючего для автомобиля. Его изобретение больше полутора лет держали под сукном и отписывались, а когда он продал его во Францию, все вдруг зашевелились и нашли время и силы, чтоб травить его. Вывод: «Всегда находят время на травлю, а на все другое — заняты». Хриплый баритон в разговоре ведет свою линию: тон вызывающий, выражения резки, контрреволюционны.

Хриплый баритон. За последние пять лет первый раз засну спокойно. Тюрьма — единственное место для честного человека у большевиков. Вернее, для меня это единственное место, где я себя могу чувствовать свободным.

Женщина. Что вы называете «свободным»?

Хриплый баритон. Имею в виду свободу от впечатлений. На пресловутой «свободе» меня побеждает однообразие советских впечатлений. Я все-таки при крайнем индивидуализме животное социальное — уши, нос, глаза, рот у меня, как у прочих. Я не могу не слышать, не видеть, и в результате — это однообразие долбит меня: например, я новую орфографию принципиально не признаю и не пишу по ней, но когда вас с утра до ночи допекают газеты, книги, адреса на конвертах, афиши, вывески, вы невольно, наперекор себе, привыкаете. Мне все трудней и трудней бороться против воздействий. В тюрьме я, по крайней мере, избавлюсь от необходимости воспринимать.

Самоуверенный бас. Ничего подобного, напротив, напротив. Разве вы не читали на вывеске? У нас не тюрьма, — «исправдом», здесь стенгазета, кружки, выборы, местком, культком, физкультура, лекции по политграмоте!

Женщина. Вы, значит, считаете «свободой» — чувство сопротивления себе самому?

Хриплый баритон. Не себе, а среде. Если что было в истории стоящего, так оно родилось из сопротивленья среде. Сам Ленин родился из антитезы среде. А марксизм для меня величайшее уродство, безобразие, чушь, — именно потому, что учит солидаризироваться со своей средой. Возьмите новое слово «социальный заказ». Разве не ересь? Когда, где, при каких условиях искусство отвечало на рыночный спрос? Искусство отталкивается от рынка, растет наперекор. Всех творцов считали разрушителями. Бетховена даже Гёте в свое время не мог выносить, а сейчас его играют на Октябрьских торжествах. Работать на заказчика — все равно что плевать на свою голову. Это nonsens.

Женщина. Вы не так понимаете.

Самоуверенный бас. Наконец, кто вам сейчас и вообще мешает? Работайте по-своему, умирайте с голоду, Бетховен умер на клопиной постели. Вас через сто лет читать будут.

Хриплый баритон. Я и намереваюсь здесь работать.

Женщина. Над чем?

Хриплый баритон. Я хочу написать «нецензурную вещь».

Женщина. А я убеждена, что мы не сможем написать «нецензурную вещь». Помните Павлова с его «рефлексом свободы»?

Старческий тенорок. Вы, кажется, хотите, чтоб наше положенье окончательно ухудшилось?

Хриплый баритон. Я предлагаю каждому попробовать повести следствие… в литературной форме. Куда-нибудь да исчез этот их пролетарский генерал. У нас есть материал — два номера «Аманаусской правды». Есть собственные предположенья. Есть опыт — сидим в исправдоме, чего лучше. Пусть каждый попробует по-своему рассказать, куда исчез Львов.

Старческий тенорок. Знаете, вы соблазнили меня. Главнаука, конечно, не сегодня завтра положит этому конец, но маленькая историйка или научный фильм, это не плохо.

Женщина. А я убеждена — ничего у нас не выйдет.

Хриплый баритон. А я убежден — выйдет, и немедленно начинаю. Это будет посмертная вещь.

На этом разговор прерван. Добавлю, что все четверо допускали очень резкие выражения по адресу ГПУ, высказывали возможные опасенья и даже ругались. Но эту часть разговора, как совершенно бессвязную, я не зафиксировал. В настоящее время арестованных, по-видимому, рассадили.

При сем, согласно Вашего отношения за № 48, препровождается Вам четыре рукописи, отобранные у арестованных, под названием 1) Рди, 2) 13–13, 3) Кик, 4) Зио.