Анатолий Голубев - Мир без милосердия Страница 51

Мануэль захохотал, откинувшись назад всем телом, разбросав по сторонам тяжелые, мясистые ладони, все изъеденные бензином и маслами, в крупных шрамах от ссадин.

— Должен сказать, Дон, когда от смерти спасает хороший человек — это приятно вдвойне... А ведь я и впрямь, — он оглянулся на дверь, за которой скрылась хозяйка, разогревавшая на кухне еду для Дональда, — вчера чуть не отправился к праотцам. У меня паршивые легкие. Сжег в Африке, пропылил в Чили и застудил на горных дорогах Франции. Ходил с туберкулезом. Э, всякое было! Мы, матадоры двадцатого века, — он произносил эти слова с особой гордостью, словно ему по этому титулу принадлежала ни много ни мало половина Англии, — заглядываем старушке смерти в ее черные очи через два дня на третий. Но как вспомню, что мог умереть вот так, на улице, понимаю, что никогда бы себе этого не простил... Ты ешь, а я буду говорить. Не обращай на меня внимания... Когда сутками приходится торчать возле «телеги» или сидеть за рулем, когда вздохнуть некогда, потом поговорить досыта хочется. Так что это профессиональное.

Дональд начал работать ложкой. Хозяйка подсела к столу на крайний стул и, обидевшись на Мануэля, рассеянно слушала его разглагольствования. Она, сама любившая поговорить, без всякой охоты довольствовалась ролью слушательницы.

— Ты пишешь и, наверно, делаешь неплохие деньги. А вот я могу только рассказывать, потому что не умею писать. Механику кое-как освоил. А учиться толком грамоте было некогда. Вся жизнь так и прошла на колесах. За руль сел пятнадцатилетним сосунком. Мечтал о «Гран-при»... Дважды был вторым на чемпионате мира и один раз третьим. А приз получить не довелось. Зато всего, что лежит на дорожке к нему, насмотрелся! Столько друзей успел похоронить на трассах, а сам вот еще копчу небо.

Ну, да и веселого было немало. Но смешное у нас, гонщиков, как и жуткое, всегда коротко — секунда, две! И пронесло. Скорости не позволяют ни на дурном, ни на хорошем задерживаться.

Бывает, правда, и вся гонка в муку превращается. Помню, в Аргентине шли на северный «Гран-при». Стартовали в Буэнос-Айресе, потом через Северную Аргентину и Боливию гнали в Лиму — столицу Перу, а затем обратно в Буэнос-Айрес. Самый большой этап — тысяча триста километров. Идет роскошная скоростная дорога через пампасы. Настоящий трек, а не дорога. Высота порой до четырех с половиной тысяч метров над уровнем моря.

В самом начале гонки погиб механик, мой друг, с которым выступал много лет. Его хватил солнечный удар в перегретой «техничке», он потерял управление и разбился.

Да, был январь — время сатанинской жары. Я в тот день не стал гоняться за «собачьей грыжей» — так по-нашему лидерство называется. Отсиживался на средней скорости. А моторы соперников лопались, как орехи. Да и моя машина была что перегревшийся утюг. Рулевое колесо скользило в потных руках. Дышать нечем. И казалось, что временами терял сознание, а потом с удивлением обнаруживал, что машина еще шла по дороге, хотя и заваливалась к бровке шоссе. Только после гонки я заметил на ноге ожог. К металлу прикасалась. В пылу гонки и не почувствовал.

К счастью, в тот день машина и мотор выдержали, и все муки не пропали даром. А ведь у троих машины заглохли в полусотне километров от финиша.

Дональд принялся за второе, с интересом слушая Мануэля. Хозяйка уже затаила дыхание. В ее замкнутый мирок входили видения, которые ей и не снились. Между тем Мануэль рассказывал, меньше всего думая о слушателях. Ему хотелось излить душу.

— А это случилось на пятый день панамериканской гонки. Это была гонка с пассажиром. Мы потеряли уйму времени на вынужденных остановках и неслись через мексиканский лес со скоростью более двухсот километров в час. Живи я сто лет — не забуду этой истории. На такой скорости лес не лес, а сплошные зеленые стены по сторонам. И катишь себе, как по дну зеленого ущелья.

Покрытие дороги там не ахти какое добротное, и машину слегка водило. У меня тогда был трехсотсильный «мерседес-бенц».

Внезапный удар сотряс машину. Переднее стекло в куски, а «телега» заплясала на дороге, но я таки выровнял ее. Все произошло в какую-то долю секунды. Я провел рукой по лицу — на ладони кровь и перья. Проклятый гриф, спугнутый шумом мотора, врезался в машину. Я вспомнил о своем пассажире, взглянул — у него вся рожа в крови.

«Ганс, Ганс!» Он немец был. Не отвечает. Я остановил машину. В термосе горячий чай. Влил ему в рот. Ганс открыл глаза. А в них, ну прямо животный страх. Смотрит на меня и понять не может — в преисподней он или еще нет? Уж больно физиономия моя — окровавленная и в перьях — пугает его. Так он и не понял, по-моему, где находится.

Мануэль хотел приняться за следующую историю, но Дональд встал и поблагодарил хозяйку. Она спросила, будет ли он пользоваться полным пансионом и дальше, пока держится такая погода. Дональд согласился и отправился к себе, сославшись на работу. В душе он был уверен, что «серый убийца» еще даст ему возможность послушать Мануэля. Тот, явно недовольный таким невниманием, вновь повернулся к хозяйке, но она опередила его. Начала рассказывать новости, которые успела понадергать из газет. Последними словами, донесшимися до Роуза, были: «За этим туманом и рождества не увидишь!»

Туман стал рассеиваться лишь к вечеру третьего дня. И за время своего вынужденного заключения в отеле Дональд по-настоящему оценил спасение Мануэля: он помог скоротать нудно тянувшиеся часы.

Истории из Мануэля летели, как он сам говорил, «подобно выхлопным газам». И три блокнота, которые набил Дональд записями рассказов, могли стать основой для интересной книги о жизни автогонщиков.

Наутро Дональд, наконец, смог отправиться на Оксфорд-стрит.

Здание компании возвышалось над остальными домами не только своей алюминиево-стеклянной коробкой, диссонирующей со старыми, вычурными особняками всех эпох, но главным образом тремя гигантскими буквами, сверкавшими в небе.

Он постоял с минуту у подъезда. Стеклянные двери светились изнутри странным приглушенным светом. Стекло и металл словно жили. Не замирая ни на секунду, крутилась автоматическая дверь, поглощая или выплевывая очередного посетителя. Непрерывной лентой подходили легковые машины. Мальчики-курьеры сновали от одной к другой, исчезали в вестибюле и улетали на лифтах к верхним этажам.

Когда он назвал портье свою фамилию, тот любезно поздоровался и подозвал к себе рассыльного.

— Проводите мистера Роуза к административному директору.

— Прошу вас, сэр, — пропел мальчишка-рассыльный и двинулся вперед, как только могут ходить рассыльные — впереди и все-таки сзади, спиной к вам и в то же время вполоборота.

Алюминиевый склеп лифта стремительно взлетел вверх. Дональду показалось, что не остановись они еще мгновение, и кабина, пробив крышу, врежется в сверкающие гигантские буквы.

Когда они подходили к кабинету директора, Дональд вдруг впервые подумал, что находится в щекотливом положении. С одной стороны, он как бы косвенно отстаивает интересы компании. Или, точнее говоря, невольно помогает компании. С другой — он много лет был пресс-атташе клуба, и кто знает, — могли рассуждать в дирекции БЕА, — какую роль играет бывший «рейнджерс» в этом нешуточном процессе. Когда дело касается четверти миллиона фунтов, можно ждать всего, в том числе и подвоха.

В первые же минуты беседы Дональд почувствовал холодок настороженности. Мистер Эрик Белл, административный директор компании, не спешил расспрашивать Роуза о цели его визита.

— Мы были приятно обрадованы, когда нашелся честный человек, который не побоялся взять на себя труд выступить против официальной точки зрения своих руководителей. Смело, очень смело! Конечно, мы понимаем, что ваша мужественная борьба нам весьма полезна, и есть смысл обсудить все аспекты вашей деятельности.

Он посмотрел на Дональда долгим, изучающим взглядом. Несколько удивился безучастности Дональда к словам «все аспекты», которые он довольно явственно подчеркнул. Откинувшись в кресле и покачиваясь из стороны в сторону, продолжал:

— Наша фирма стала объектом беспрецедентного судебного иска со стороны дирекции вашего клуба. Конечно, катастрофа была ужасной. Увы, от несчастья никто не застрахован. Мы сделали все, что могли, в те трудные для клуба дни: бесплатно перевозили родственников пострадавших, ускорили оплату страховых полисов... И были крайне огорчены новыми претензиями господина Мейсла. Естественно, выплата такой большой суммы не может не отразиться на делах компании.

— Мне бы не хотелось говорить о материальной заинтересованности сторон. Мне кажется, неплохо иногда людям вспоминать и о гражданском, общечеловеческом долге.

— Вы можете не сомневаться, мистер Роуз, вашу точку зрения мы внимательно изучили. И то, что вы писали, и то, что говорили, — он положил свою сухую руку с массивным золотым перстнем на папку, раскрытую перед ним, — и то, что нам изложил ваш юрист...