Олесь Донченко - Золотая медаль Страница 53

Сын глянул, слегка улыбнулся — мать была большая чайовница. Не существовало, наверное, такого сорта чая, которого бы она не попробовала.

— Спасибо, мам. Это что? Индийский или китайский?

— Грузинский, «экстра», его надо уметь заваривать.

— А цейлонский как?

— Разочаровалась.

— Но и горячий же твой чай! Ничего, приятно. Из меня до сих пор холод выходит. На дворе таки настоящий мороз! Если и завтра так… Но все равно шапку не надену. Кепка — и все…

Он выпил чай, отодвинул стакан.

— Ну что же, теперь можно и Флобера!

Виктор встал из-за стола, поцеловал мать, ущипнул за шею сестру — так что она вскрикнула, и пошел с отцом в кухню. Здесь в уголке стоял винтовой станок для сшивания и лежала аккуратная груда листов «Огонька».

В прессе была закреплена уже сшитая книжка…

Виктор с удовлетворением поставил пресс, взял нож и плавно провел им по краю книжки. Нож был круглый, похожий на колесико, из-под острого лезвия легко посыпались на пол узкие полоски срезанной бумаги.

— Не очень нажимай! Спокойно! — подсказывал Степан Яковлевич, сидя за станком и привычным движением пальцев ровняя стопку листов…

30

Нина Коробейник не помнит такого несчастливого дня. Еще утром настроение испортилось от того, что Вова Мороз пришел в школу вместе с Варей Лукашевич.

«Теперь уже никаких сомнений, — подумала Нина. — Вова подружился с этой молчальницей».

Самолюбие девушки было глубоко уязвлено. Она уверяла себя, что ничего не случилось, ей никакого дела нет до того, с кем дружит этот «художник». И вообще, еще неизвестно, выйдет ли из него талантливый художник.

«О чем же он может разговаривать с Варей? Что она понимает в искусстве?»

Но настоящая неприятность ждала Нину позже. В коридоре ее встретила старшая пионервожатая Зоя Назаровна.

— Я тебя ищу, Нина. Ты уже, конечно, знаешь про Сухопару?

У Нины екнуло сердце.

— Что случилось?

— Как?! — воскликнула Зоя Назаровна. — Ты вожатая в пятом классе и не знаешь, что там произошло? А помнишь, я говорила, что этот Сухопара, которого ты расхваливала в стенгазете и вообще на всех собраниях, подставит тебе ножку? Вот и подставил, полюбуйся им!

Оказалось, что сегодня на уроке Николай Сухопара пустил бумажную стрелу, и она упала перед учительницей на классный журнал.

— Иди сейчас же к классному руководителю, к пионерам, — посоветовала Зоя Назаровна, — принимай меры. За такие вещи… знаешь?

Нина пошла в учительскую комнату и сразу же увидела огорченное и обеспокоенное лицо Зинаиды Федоровны.

— Вот хорошо, что вы пришли, — сказала она Нине. — Уже знаете? Николай наш снова «сорвался».

От нее Нина узнала о поступке Николая Сухопары. Зинаида Федоровна вызвала его отвечать урок по арифметике. Тот ничего не знал, и учительница поставила ему двойку. Занятие в классе продолжалось. И вдруг Сухопара пустил бумажную стрелу. Она пролетела над головами учеников и упала на стол учительницы.

— Вы понимаете, Нина, — говорила, волнуясь, учительница, — это месть за двойку.

— А вы что? Что вы ему сказали? — спросила Нина, чувствуя, что часть вины Сухопары лежит и на ней, вожатой.

— Я ему приказала: «Сухопара, немедленно выйди из класса». Ну, он вышел, но так громыхнул дверью, что зазвенели оконные стекла.

В тот же день состоялся пионерский сбор отряда. Юля Жукова послала туда и Марийку.

— Послушаешь, посмотришь, — сказала она. — Ты же член комитета, и мы должны знать, как работает Коробейник. Возможно, ей надо помочь. Кажется, у нее в отряде в последнее время не все обстоит благополучно.

— Я тоже это заметила, — сказала Марийка. — Была у нее на собрании, с пионерами разговаривала.

— Ну, вот, пойди и сегодня.

Нина вошла в класс вместе с Марийкой и Зинаидой Федоровной. По сосредоточенным лицам школьников, по напряженной тишине Нина увидела, что пионеров очень волнует поступок их товарища, и этот сбор должен быть необычным.

Сухопара сидел на последней парте. Опираясь подбородком на ладонь, он смотрел вниз, словно у него перед глазами на парте лежала книжка. Нина хотела встретиться с ним взглядом, но школьник не поднимал глаз. Зато взгляды всех пионеров были сейчас прикованы к Нине, и она ощущала, как напряженно ждут они ее слова.

Зинаида Федоровна и Марийка сели сбоку на свободной парте. Коробейник подошла к столу. Она заранее приготовила короткую речь, которой хотела начать сбор, но сейчас не могла вспомнить ни единого предложения. Припоминать дальше или готовить новую речь было поздно, надо уже начинать.

Чтобы выиграть несколько секунд и тем временем сосредоточиться, Нина потянулась за тетрадью, в которой Кочетков аккуратно отмечал, что происходило на каждом сборе отряда. Тетрадь лежала на другом конце стола, заботливо завернутая в газету. Нина положила ее перед собой и там, где рукой Кочеткова было выведено «Что было на сборе», прочитала заголовок «События в Корее».

Она подняла голову, захваченная внезапной мыслью.

— Это было совсем недавно в Южной Корее. Горной тропой шел корейский мальчик. Звали его Ким. Американские самолеты разрушили село, где он жил. От бомбы погибла вся его семья. Ким убежал в горы, к партизанам.

Серые, голубе, карие детские глаза застыли в напряженном внимании. Нина говорила медленно, но уверенно, она уже видела перед собой худого, босоногого мальчика.

— Когда он спустился в небольшой овраг, до него долетел грохот машин и человеческий говор. В долине расположилось войско чужеземцев-захватчиков. Мальчик пополз между колючими кустами. Ему надо было разведать, сколько у врага танков и пушек. Когда он хотел уже возвращаться к партизанам, его схватил вражеский патруль. Мальчика пытали, но он не сказал ни слова. Тогда его привели на берег реки и привязали к шее тяжелый камень.

Тридцать мальчиков и девочек, затаив дыхание, слушали. Нина поняла, что маленький Ким должен жить, жить, невзирая ни на что. И в самом деле, мальчик не утонул, так как камень в воде отвязался, а Ким плавал как рыба. Дети легко вздохнули, а Нина продолжала:

— Была поздняя ночь, и Ким, обессиленный, лежал на берегу реки. Болело побитое тело, плескались волны. Вверху между тучами светила луна. «Как высоко она висит в небе! — думал мальчик. — С такой высоты ей, наверное, видно и Москву, и весь Советский Союз. Хотя бы одну минуту побыть в школе, где учатся советские дети, посидеть с ними на одной парте, сказать им, какие они счастливые, что у них нет войны, что они ходят в школу…» Ким заснул, и ему приснился советский школьник. Он был очень похож на одного паренька…

Нина замолчала, ей показалось, что она сделала ошибку, что сейчас все рассмеются, и тогда весь ее рассказ пропал…

Но нет, никто не смеялся, все были под впечатлением рассказа.

— «Как тебя звать?» — спросил Ким. — «Николай, — ответил советский школьник. — Смотри, какой красный галстук на мне! Я пионер, я учусь только на пятерки и четверки, я глубоко уважаю и люблю своих учителей, которые не жалеют сил, чтобы воспитать из нас борцов за такую замечательную жизнь, которого еще никогда не знали люди на земле! Я пионер, и я не разрешу себе ни одним словом обидеть учителя, так как это был бы позорный поступок для юного ленинца!»

Нина смотрит на Николая Сухопару и вдруг видит, что он встал.

— Ты потом скажешь! — замахал руками Юша Кочетков, но Сухопара, не обращая на него внимания, громко, захлебываясь, воскликнул:

— А что если мне… если мне неправильно поставлена двойка!

Это восклицание сразу разорвало напряженную тишину. Возник шум, гам. Несколько школьников разом требовали слова. Оля Лукошко встала и подняла руку. Она не кричала, только умоляющими глазами смотрела то на Юшу, то на вожатую. Нина шепнула Кочеткову:

— Дай ей слово!

— Пусть Сухопара объяснит, — сказала Оля, — почему он думает, что Зинаида Федоровна поставила двойку неправильно.

— А потому, — сразу же начал Сухопара, — что я не понял объяснения! А если не понял, то разве за это сразу — двойку?

И снова поднялся страшный шум. Все говорили вместе. Напрасно Кочетков стучал пеналом о стол.

Из галдежа Нина улавливала только отдельные восклицания:

— Почему все поняли, а Сухопара — нет?

— Он не слушал объяснение!

— Он стрелы делал!

Нина искоса глянула на Зинаиду Федоровну и Марийку. «Не умеет, — скажут, — установить порядок на сборе». Но с радостью видела, что весь отряд возмущен поступком Сухопары, и что этот сбор в самом деле не похож на другие, и не похож тем, что все «ее» пионеры так единодушно осудили поведение товарища. Было только по-настоящему больно, что Сухопара снова «сорвался». А Нина ведь думала, что парень окончательно исправился и что это она так сумела его перевоспитать.