Владимир Богомолов - Повесть о красном Дундиче Страница 53

Неожиданно из ближайшего переулка показались всадники. Дундич резко свистнул. Это был сигнал опасности. Его бойцы тут же приладили погоны, вскочили в седла.

Подъехавший офицер представился начальником патруля и распорядился: отряду есаула помочь обозникам генерала Улагая, которые едут на погрузку соли.

— Его превосходительству мы никогда не отказываем в помощи, — озорно подмигнув своим товарищам, согласился Дундич и попросил поторопить обоз.

Как только белые отъехали, Дундич сказал:

— Придется задержаться. Не будем же мы с плотвой возвращаться, когда можем доставить к корпусному столу стерлядку.

Скоро у ворот шахтоуправления стояли двое часовых в погонах ставропольского казачьего полка, над входом появилась фанерная вывеска: «Комендатура», а на дверях кабинета бывшего управляющего трафарет: «Комендант».

В кабинете сидело несколько человек, одетых в белоказачьи мундиры. Дундич, довольно потирая руки и хлопая по плечу Казакова, приговаривал:

— Привезем целый-целый обоз соли. Хлеб — соли, борщ — соли, чай — соли. Красота!

Со склада шахтоуправления бойцы принесли несколько кусков мороженого мяса, пару буханок хлеба, кочаны капусты, и сейчас же в кабинете жарко затрещала круглая железная печь «буржуйка». Где-то достали кастрюлю. Заварили щи.

Во дворе ординарец Дундича готовился к встрече гостей. Чтобы сразу же поразить воображение приезжающих, Шпитальный развесил на веревке на самом видном месте два кителя с полковничьими погонами.

Через час к шахте подъехали легкие сани с двумя офицерами. Увидев вывеску, белые спросили, где можно найти коменданта.

Дундичу доложили о первых охотниках до соли. Он послал Казакова навстречу офицерам. Казаков, в накинутой на плечи черной венгерке, отороченной белым мехом, и надвинутой на затылок белой высокой папахе, похожий на только что испеченного прапорщика, выскочил на крыльцо и хлебосольным хозяином начал приглашать господ офицеров на шулюм из телятины. Белые поблагодарили прапорщика, но спросили, где же соль, которую они должны срочно погрузить, пока на станцию не ворвались буденовские головорезы.

— Не волнуйтесь, господа, — успокоил их Казаков. — Соль под вами. Мы стоим на соли.

Офицеры недоверчиво поглядели себе под валенки, но, кроме снега, ничего не увидели. Николай начал им разъяснять, что это он выразился фигурально. Но соль действительно есть. Она в шахте. Если господам поручикам угодно спуститься в шахту, они увидят несметную кладовую.

— Но, — предупредил гостей Казаков, — прежде всего разрешите ваши полномочия.

Офицеры, задетые недоверчивостью молодого голубоглазого прапорщика, предъявили удостоверения и распоряжение на отпуск соли.

Прапорщик ввел их в кабинет коменданта, у двери которого стоял гвардейского телосложения казак. Дундич неторопливо протянул руку за документами, которые передал ему Казаков. Посмотрев их, поднялся и оглядел вошедших.

— Двести пятьдесят пудов соли, — сказал Дундич, кладя в папку распоряжение, — это много господа. У нас есть пудов сто, не больше.

— Но это приказ его превосходительства, господин комендант, — возразил поручик. — Кроме того, нам велено взорвать шахту после загрузки обоза.

— Это мы сделаем без вас, — жестко сказал Дундич, приглаживая широкой ладонью светлые волосы. — Где такой приказ?

— Это устный приказ господина Улагая. Вы разве не знаете, что красные уже рыщут вокруг станции?

— Кто это вам сообщил? — недобро усмехнулся Дундич.

— Наша разведка.

— А наша разведка что сообщает, товарищ Казачок? — повернулся к Николаю командир.

Услышав слово «товарищ», поручики потянулись к оружию, но на них уже смотрело несколько стволов. Дундич приказал им положить пистолеты и вести себя благоразумно, выполнять приказы не генерала Улагая, а командира буденовской разведки.

— Первое, что я вам прикажу, — сказал Дундич, — спуститься в шахту и добыть своими руками по одному пуду соли. Потом вы дадите расписку, что теперь и во веки веков не будете воевать против Советов. Только тогда я обещаю вам сохранить жизнь.

— Еще едут, — доложил Казаков, глянув во двор.

— Проводи господ офицеров в шахту, — приказал Дундич Николаю, а сам снова сел за стол. — Скирда, — позвал он бойца, стоящего у двери, — зови сюда всю охрану обоза, а пропускать будешь по одному. И чтобы документы готовили, они нам пригодятся.

Пока Дундич принимал солдат и младших офицеров из охраны обоза, во двор въехало десятка два саней.

Всех возниц тоже пропустили через кабинет коменданта.

Каждого вошедшего обезоруживали и приказывали тихо, без шума спуститься в шахту и добыть мешок соли.

Когда было поднято на-гора около сотни мешков, Казаков сказал, что к шахте скачет тот самый начальник патруля, который направил их сюда.

— Встретим как лучшего друга, — весело сказал Дундич. — Но на всякий случай всем быть готовыми.

— Что за ерунда, господин есаул? — с порога начал возмущаться начальник патруля, за которым вырос, как гора, Иван Скирда. — Кто вам разрешил именоваться комендантом? Я приказал убрать всю эту декорацию, но ваши люди не подчиняются. Я вынужден арестовать вас и препроводить в комендатуру.

— Господин капитан, одну минуту, — спокойно сказал Дундич, удобно усаживаясь на край стола.

Возмущенный наглостью есаула, начальник патруля потянулся за пистолетом, но Скирда так сдавил его руку, что офицер застонал.

— Что все это значит? — грозно спросил капитан, глядя, как Дундич играет маузером.

— А то, господин золотопогонник, что не вы меня, а я вас арестовал. И быть тут комендантом мне разрешил Буденный. Он же приказал мне поступать так, как я найду нужным. Особенно это относится к пленным. Вы понимаете, господин капитан, что всех пленных мы не можем увезти с собой. А оставлять вас здесь опасно.

Офицер стал клясться, что он не доброволец, его мобилизовали деникинцы.

— Хорошо, — принял решение Дундич. — Положите оружие. Вы поедете с нами. На заставах будете называть пароль. Помните, малейшая неточность в поведении может до срока оборвать вашу жизнь. А сейчас вы отправите весь патруль в обратный конец города.

Уже стемнело, когда к последней заставе подъехали два всадника. Один — молодой энергичный есаул, другой — немного растерянный медлительный капитан. За всадниками тянулась длинная вереница саней, охраняемая полсотней казаков.

На требование часового капитан назвал пароль. Есаул предъявил разрешение на вывоз соли, подписанное генералом Улагаем. Часовые пожелали всадникам счастливого пути, и скоро обоз скрылся в ближайшей лощине, а затем растаял в заснеженной безбрежной степи.

Даешь Ростов!

Четвертой кавдивизии во взаимодействии с шестой было приказано первой войти в Ростов. Едва ускакал порученец Буденного, комдив-четыре Ока Иванович Городовиков стал советоваться со своими штабными: кого послать в разведку?

— Для этого дела лучше Дундича не подберешь, — сказал начальник штаба.

— Знаю, знаю, — согласился Городовиков и с сожалением добавил: — Но Дундич теперь назначен командиром дивизиона для особых поручений при командарме. Да к тому же он еще из госпиталя не вышел.

— Уже вышел, — раздался радостный окрик с порога.

Все повернулись к двери. Там стоял улыбающийся Дундич.

После ранения под Воронежем, когда он в густом тумане напоролся на казаков из охраны генералу Шкуро, Ивана Антоновича не видели в штабе четвертой дивизии.

…В то утро улицы освобожденного Воронежа, словно реки в половодье, бурлили от шествий ликующих горожан, а Иван Шпитальный с группой бойцов в тревоге и тягостных раздумьях переезжал от полка к полку, от лазарета к лазарету, надеясь что-то узнать о своем командире.

Дундича они нашли в беспамятстве на узкой аллее парка, сбегающей к Вороне. Он привалился к заиндевелому карагачу, очевидно пытаясь подняться. Но сил не хватило. Шпитальный еще издали узнал огненно-рыжего Мишку. Верный конь, продрогший за ночь, продолжал стоять над недвижным Дундичем, согревая его своим дыханием. А вокруг, пугаясь людских голосов, понуро бродили длиннохвостые лошади, чьи хозяева еще вчера лихо гарцевали перед генералом и господами офицерами, клянясь не пустить красных кавалеристов в Воронеж. И вот сегодня они бездыханно лежат на припорошенной колючим снегом жесткой земле. Шпитальный с товарищами насчитали двадцать четыре трупа. Это было невероятно, сказочно. Они знали, что их командир вступал в бой с пятью, шестью, даже с десятью кадетами, но чтоб один против двадцати четырех — в такое не верилось.

И тем не менее, это было так.

А через день, когда в госпитале побывал корреспондент губернской газеты «Коммуна», о подвиге легендарного серба узнали все.