Владимир Монастырев - Рассказы о пластунах Страница 54

— Работал ты до сего дня хорошо. И дальше работай. Статеек я никаких не читал. Слов от тебя никаких не слыхал. Что можно — сделаем. Чего нет — не взыщи.

— Ставок посмотри, Фрол Кондратыч, — ровно, будто ничего не произошло, проговорил Панков. — Пересыхает ставок, свиньи без воды остаются. Дай трубы.

— Я ж тебе один раз сказал — нет труб. — Гуменюк снял картуз, ладонью вытер влажный околыш.

— Есть трубы. Для клуба заготовлены.

— Клуб не тронь, — висюльки на председателевом ремешке дрогнули.

— Временно просим. К осени вернем.

— Не дам. Сами жалитесь, что культуры мало, а клуб готовы по камушку разнести. Не дам!

Повернулся председатель, надвинул картуз на лоб и пошел к машине. Панков насупился и сказал ему вслед:

— В райком пойду. Пусть там нас рассудят, Фрол Кондратыч. Вот оно какое дело.

— Грозишься? — усмехнулся Гуменюк, открывая дверцу машины.

— Не грожусь — предупреждаю, чтоб знал.

— Давай иди в райком. Вали на Гуменюка, у него шея крепкая, выдюжит, — председатель похлопал широкой ладонью себя по шее. — Забыл ты, я вижу, как в пятьдесят третьем в колхоз просился. Кто ты был тогда? Никто. А сейчас заведующий фермой колхоза-миллионера. Давай жалься на Гуменюка. Хучь в Совет Министров, — с удивительной для такого грузного тела ловкостью председатель нырнул в машину и крикнул сердито: — Поняй!

Шофер с места взял вторую скорость, развернулся и помчал к шлагбауму. Мимо Федьки, мимо Ани и Зои, которые шли в контору. Машина вылетела на проселок и скоро скрылась, будто растаяла в степи. Только облачко пыли осталось над дорогой.

Вместе с Игнатом отпросилась в станицу Варвара Ковалева — за продуктами.

— Ладно, поезжай, — разрешил ей Панков. — Кстати, узнай, как там наша Феня, скоро ли будет.

Феня Жмурко вторую неделю жила в станице: матери сделали операцию, и она ухаживала за больной.

Приглашал Игнат и Зою, но она осталась на ферме. Домой ее не тянуло — возле Ани она чувствовала себя легко и покойно.

— К вечеру сама приду в станицу, — ответила она Игнату, предлагавшему место в кузове. — А может, и еще заночую. Если не прогонят, — и глянула на Аню.

Та улыбнулась.

— Живи. Можем тебя даже на работу определить.

— А смогу?

— Сможешь, — заверила Аня.

Машина ушла. Степь велика, дорог на ней много, где-то разминулся Игнат с председателем и зря прождал его в конторе до обеда. Потом сбегал домой: набил вещевой мешок провизией, нарубил матери хворосту, повозил на плечах Катюшку и пустился в обратный путь. Заглянул еще раз в контору — Гуменюка все не было. Вышел к старой кузнице на окраине станицы, где условились встретиться с Варварой.

Варвары у кузницы не было. Вместо нее поднялась с бревнышек навстречу Игнату Феня Жмурко. Она похудела, остренький носик еще больше заострился, веснушки обозначились резче.

— Здравствуй, Игнат, — сказала она, пожимая ему руку. По тому, как она оказала эти слова, как заглянула ему в глаза, он понял — тяжело приходится Фене. Девушка улыбнулась, а губы оставались скорбно сжатыми. Игнату стало жаль ее, захотелось чем-то ободрить и утешить, а чем — он не знал.

— Как мама? — спросил Игнат.

— Плохо, — ответила Феня. — А как там у вас?

— Варвара не рассказывала? Она была у тебя?

— Была. Она и место это мне указала.

— Сама-то Варвара где?

— Где-то бегает. Ты ж ее знаешь, у нее тут знакомцев полным-полно… Председателя-то не застал?

— Нет.

— Его застать трудно. Я три дня караулила: машину просила мать на консультацию отвезти.

— Дал?

— Дал. Свою «Победу». Он неплохой человек, — словно оправдывая Гуменюка, сказала Феня, — машину там или что для больного никогда не откажет.

— Да-а, — протянул Игнат, — давай сядем, что ли.

Они сели на бревнышки.

— Вот если бы он еще и к здоровым, как к больным, относился, — проговорил Игнат, — цены бы нашему председателю не было.

— К здоровым? — переспросила Феня. — Здоровых-то вон сколько, всем «Победу» не дашь.

Сказала она это без улыбки, а Игнат рассмеялся.

— Ты чего смеешься?

— Да так, смешное вспомнил.

— Соскучилась я по ферме, — сказала Феня. — Там была — в станицу тянуло. А сейчас на ферму тянет. — В чем же дело… — начал Игнат и осекся. И опять ему стало жаль эту маленькую востроносенькую девушку.

— Мне, пожалуй, пора, — он поднялся. — Семке одному там трудновато.

Игнат вскинул на плечо вещевой мешок, посмотрел на дорогу. Тень от кузницы уже спустилась в кювет.

— Варвару не будешь ждать? — спросила Феня.

— Сколько можно ждать! Пойду.

— Я провожу тебя, — и Феня вышла с ним на шоссе.

Они прошли вместе до первых лесопосадок и стали прощаться.

— Ты не горюй, — Игнат положил руку на худенькое Фенино плечо, — все обойдется, будет полный порядок.

Девушка благодарно улыбнулась.

— До свидания.

Повернулась, чтобы идти назад, и увидела Варвару, — поднимая пыль босыми ногами, та быстро шагала по дороге.

— Насилу нагнала, — сказала она, приблизясь. — Идут себе, голубки, воркуют.

На Варваре пестрая широкая юбка, мужская трикотажная рубашка-«бобочка» с застежкой-«молнией». В руке узелок с провизией, на шее связанные шнурками тапочки. От быстрой ходьбы, от солнца щеки у нее пылали, глаза горячо поблескивали.

— Пойдем, что ли, — кивнула она Игнату.

— Пойдем, — Игнат помахал Фене рукой и зашагал не оглядываясь.

Варвара чмокнула подругу в щеку, догнала его и пошла рядом.

— А председатель к нам ездил, — сказала она, попав с Игнатом в ногу.

— Откуда ты знаешь?

— Полчаса назад Клепиков, кукурузный бригадир, встрелся. Председатель с фермы к ним заезжал. Злой, говорит, как тот сатана.

— Незадача, — подосадовал Игнат.

— Фу, жарко, — Варвара дернула замочек «молнии». Под «бобочкой» была на ней синяя майка с глубоким вырезом. Бронзовый клинышек на груди подчеркивал ослепительную белизну тела. Игнат с трудом отвел глаза и заставил себя смотреть на пшеницу.

— И чего ты все близко к сердцу принимаешь, не пойму, — Варвара или не замечала, или делала вид, что не замечает смущения парня. — Больше всех нужно тебе, что ли?

— Не все такие беззаботные, как ты.

— Беззаботные! — фыркнула Варвара. — Да я из последнего опороса ни одного поросенка не потеряла. Я свое дело знаю, всюду нос не сую.

— А я вот сую, — разозлился Игнат. — Если мы не будем свой нос всюду совать, кто же будет? «Моя хата с краю» — знаешь, чья песенка?

— Ух ты, храбрец какой!

— Храбрец не храбрец, а люблю правду и шаляй-валяй работать не умею. Мы кто: хозяева колхоза или нет, скажи?

— Председатель — хозяин, а мы — колхозники. Чего он скажет, то и робим. Хозяин! — засмеялась Варвара. — Федька с облупленным носом тоже хозяин. Насмешил!

— И не смешно. Дура ты, если над этим смеешься.

— Не дурей тебя, — обиделась Варвара.

Долго шли молча. Уже стали видны машины, бегущие по бетонке, когда Варвара сказала:

— Давай передохнем.

— Давай, — миролюбиво согласился Игнат. Скинул с плеча мешок и скомандовал: — Привал!

Они сели под стену пшеницы, Варвара развязала узелок.

— Пообедаем.

— Я не голодный, — отказался Игнат.

— Ешь, не дуйся, — Варвара протянула яйцо и кусок хлеба.

Игнат взял. Потом запустил руку в свой мешок, достал кусок пирога и половину дал Варваре.

Ели не торопясь, по очереди запивали из бутылки молоком.

Завязав мешок, Игнат вытянул из нагрудного кармана гимнастерки сигареты, пестрый мундштук из пластмассовых колец — память о службе в армии — и хотел закурить.

— Покажи, — протянула руку за мундштуком Варвара.

— Мундштука не видела, — Игнат вставил сигарету и полез в карман за спичками.

Варвара резко подалась вперед и схватила мундштук. Игнат привстал.

— Отдай, не балуй!

Варвара толкнула его, и он упал. Вскочили оба одновременно. Варвара бросилась в пшеницу. Игнат нагнал ее, схватил за плечи, и они рухнули на землю. У Игната перехватило дыхание, и на несколько мгновений он потерял власть над собой. Руки его напряглись, стали вдруг непослушными. Но все это длилось только несколько мгновений, пока он не увидел лица девушки. Оно поразило Игната и сразу привело в чувство: губы у Варвары чуть раздвинулись в насмешливой полуулыбке, сквозь прищуренные веки с холодным любопытством смотрели голубые глаза.

Игнат резко приподнялся. Варвара его не удерживала. С дороги послышалось шарканье ног. Игнат помедлил секунду и встал во весь рост. Подминая густую пшеницу, выбрался на дорогу.

Прохожий задержал шаг и внимательно посмотрел на Игната.

«Знакомое лицо», — подумал Игнат. И тотчас вспомнил: это же музыкант из духового оркестра. Чего ему тут надо?