Владимир Богомолов - Повесть о красном Дундиче Страница 55

— А что там за стрельба?

— Так это наши бьют врагов.

— Споспешествуй вам бог в делах, — пожелал священник и только тут заметил красную полосу на папахе всадника. Кажется он сообразил, с кем встретился: обе его руки медленно начали подниматься вверх.

— Брось эту штуку, — потребовал Дундич, показывая на наган. — Не к лицу тебе, святой отец, ходить с пистолетом. Лучше пойдем богу помолимся. Веди нас на колокольню.

Спешившись, Дундич подтолкнул онемевшего попа. Только они вышли из-за угла, вновь загрохотал, ослепляя вспышками, пулемет Священник было попятился, но Дундич, держа его за шиворот толкал вперед. Тот воздел руки кверху и во всю мощь легких закричал:

— Окаянные! В кого… В кого стреляете…

Не прошло и пяти минут, как с колокольни был сброшен пулемет, а затем раздался резкий короткий свист.

Из-за церковной ограды выехала группа всадников. Присмотрелись — лошади куцехвостые. Оказалось, это разведка двадцать второго полка, шедшая с севера. Не успели перекинуться короткими сообщениями, к ним подбежали двое парней в рабочих спецовках Казаков спросил:

— Кто такие?

— Рабочие с табачной фабрики Асмолова.

— Куда бежите?

— Домой.

— Белых здесь много?

Рабочие переглянулись и промолчали.

— Не бойтесь, товарищи, — пришел им на помощь Казаков. — Мы красные. Из Первой Конной. Слыхали про такую?

И вдруг, не сговариваясь, парни сорвали с головы шапки и ликуя, начали кричать:

— Ура! Ура!

Что за шум? — подбежал Дундич. — Не надо так громко. Но рабочие, приплясывая и обнимаясь, продолжали кричать «ура». Из-за низких ларьков показалась целая толпа мужчин и женщин. Со слезами начали они обнимать и целовать разведчиков и их коней. Пожилой мужчина прерывисто говорил Дундичу:

— Не теряйте время. Скорее к кафешантану. Там у беляков совещание…

— Какой шайтан? Где он? — нетерпеливо натянул повод горячий Негош.

— Не шайтан, голубок, а кафешантан. Это клуб такой, где собираются буржуи, чтобы повеселиться, — охотно объяснил рабочий.

— Где это? — поднимаясь в седло, спросил Дундич.

— Мы вас проводим. Тут недалеко.

Через два квартала остановились, окружив большой дом с высокими ярко освещенными окнами. Часть бойцов спешилась и вместе с Дундичем устремилась к двери. Настойчивый стук не пробудил тишину в доме.

— Именем Красной Армии! — громко потребовал Дундич.

Но там словно все вымерло.

— Ничего, — успокоительно сказал пожилой рабочий. — Мы знаем другие ходы в здание.

Но в это время дверь внезапно распахнулась, и буденовцев ослепил залп. Вслед за тем на крыльцо выбежало несколько офицеров. Стреляя перед собой, они кинулись к сараю, где стояли оседланные лошади. Раздался треск и звон разбитого стекла: белогвардейцы начали прыгать из окон в сугробы. Но их быстро и ловко обезоруживали и отводили в сторону.

Через несколько минут во дворе все стихло. Десятка два беляков лежало возле крыльца, на заснеженной клумбе, около коновязи. Остальные, злые и перепуганные, плотно жались к стене длинной конюшни.

Когда вышли на Боготяновский проспект, услышали беспорядочную стрельбу впереди, в стороне Садовой. Поспешили туда. Но не проехали и сотни метров, как увидели большую черную автомашину, устремившуюся к железнодорожному вокзалу. Автомобиль, буксуя, шел тяжело, словно вез не пассажиров, а ящики со свинцом. Объехав квартал, Дундич с бойцами перекрыл дорогу и, нацелив наган на водителя, крикнул:

— Стой! Стреляю!

Слабо взвизгнули тормоза. Шофер повернул голову к сидящему рядом офицеру, укутанному в дорогую меховую шубу. Тот сдвинул со лба папаху и высокомерно спросил:

— Кто такие? Что вам нужно? Кто приказал нас задерживать? Не видите, машина командования?

Офицер кивнул шоферу, давая этим понять, что разговор со встречными всадниками окончен и они могут следовать дальше. Мотор взревел, машина дернулась и тут же застряла в сугробе.

И сразу же зло и решительно клацнули затворы карабинов.

— Стой! — властно потребовал Дундич. — Ну-ка, господа офицеры, вытряхивайтесь к чертовой матери, раз не понимаете слов.

Кроме водителя, в автомашине было три офицера и две женщины. Сидевший впереди офицер сбросил шубу, и разведчики увидели погоны полковника. Его усталое, и глубоких складках лицо теперь выражало наигранную радость.

— Зачем же столько шума, господа? — начал он несколько укоризненно отчитывать стоявшего перед ним Дундича. — Мы же сами едем к вам. Учли, так сказать, обстановку, поняли, что продолжать борьбу бесполезно, и решили перейти на вашу сторону добровольно.

В это время одна из женщин, выпростав руки из меховой муфты, возмущенно крикнула:

— Что вы говорите, Дмитрий Петрович! Это же хамы, голодранцы, босяки. Они убьют нас.

В окружившей машину толпе загудели, кто-то насмешливо произнес:

— Ничего, барыня, мы скоро оденемся.

Но женщина, не замечая ничего вокруг, продолжала истерически кричать:

— Да что же это такое? Караул!

Под смех бойцов Дундич сказал:

— Вы угадали, мадам, перед вами караул красных конников. И он сопроводит вас в целости и сохранности до места назначения.

— И чем скорее, тем лучше, — настоятельно попросил полковник. — Мы дадим вашему командованию ценные сведения.

Пока полковник усаживался, набрасывая на плечи шубу, один из офицеров, прикрывавший лицо меховым воротником, резко выпрямился. В его руке блеснуло дуло маузера. Но выстрела не последовало — шашка Негоша, молнией скользнув из-за плеча белогвардейца, выбила оружие в снег. Тот с повисшей рукой откинулся к спинке сиденья, и Дундич без труда узнал в офицере Благомира Джолича.

Почему-то он всегда верил, что когда-нибудь их пути-дороги сойдутся. И Джоличу придется ответить за предательство в Бахмуте. Но встреча рисовалась ему где-то в отдаленном будущем, а тут вдруг — как выстрел в заповеднике. Какие-то две-три секунды бывшие однополчане успели посмотреть друг другу в глаза, но сколько было сказано!

— Петро, — поразительно спокойно обратился Дундич к Негошу, — дай ему свою шашку.

Негош и другие бойцы удивленно взглянули на командира.

Серое, почти землистое лицо Джолича дернулось.

— Я выше твоего великодушия, — сказал он. — И не принимаю твой вызов. Дуэли не будет. И эффекта, на который ты надеешься, тоже не будет.

Джолич, зажав левой ладонью рану, вышел из машины и, не глядя ни на кого, направился к двухэтажному особняку.

Дама, только что визжавшая о помощи, оцепенело смотрела в спину Джоличу, будто умоляя его оглянуться, сказать, что надумал. И он оглянулся. Посмотрел сначала на нее, потом на Дундича. Тот спрыгнул с коня и, слегка прихрамывая, пошел за бывшим однополчанином. Двое бойцов двинулись за ними, но Дундич жестом велел им оставаться на месте.

— Я не хочу, чтобы она это видела, — сказал Джолич, понуря голову.

Так и шли они, один поглаживая пораненную руку, другой — холодную сталь нагана.

Через несколько минут из-за угла раздался одиночный выстрел, который был похож на треск сухой сломанной ветки.

Дундич возвращался к машине, заложив руки за спину. Глядя на его лицо, можно было без труда догадаться, что он сейчас далеко от этой площади, от Ростова, от всего, что окружало его. Невидящими глазами он посмотрел на пассажиров, и те опустили взор. Они понимали; от желания этого человека зависит их судьба.

— Скирда, — подходя к своему коню, распорядился командир. — Препроводи господ в штаб.

— Надо узнать, кто они такие, — посоветовал Казаков. — Может, зря возимся? Пустить их в расход.

— Я начальник артиллерии западного фронта, — поднялся и четко доложил первый офицер. Он рассчитывал на милость победителей.

— Графиня Делимбовская, — с вызовом открыла свою фамилию недавно истерично кричавшая дама, надеясь этим удивить окружавших ее всадников.

Третий пассажир, едва-едва приоткрыв отекшие от длительной попойки веки, отрекомендовался:

— Майор Чернов, адъютант его превосходительства Голубинцева.

— А я педикюрша его превосходительства, — сказала вторая дама и, уловив недоумение на лицах красноармейцев, вспыхнула.

— Это що це таке? — спросил Казакова сосед.

— Личная полюбовница, должно быть, — ответил тот, не задумываясь.

Напряжение разрядилось негромким смехом. Дундич сказал:

— Отвезите их в штаб. Там разберутся.

Слева из прилегающих к проспекту улиц плотными рядами вылетели конармейцы. В морозном воздухе над сверкающими клинками, над трепещущими красными знаменами покатилось слитное с конским топотом: «Да-а-ешь Рос-тов! Да-а-ешь!» Редкие выстрелы тонули в пучине голосов.

Первые полки Красной Армии ворвались в город. Навстречу им бежали толпы рабочих с красными повязками на рукавах, на шапках, на папахах. Люди бросались к лошадям, хватали бойцов за полы шинелей, обнимали кавалеристов. И что-то говорили, показывая в разные стороны.