Снегов Александрович - Творцы Страница 57

Александров вернулся в Ленинград и делился впечатлениями от поездки. Высокий, узколицый, лет сорока, но уже лысый, всегда насмешливый, он возбужденно ходил по комнате, размахивая длинными руками, и язвительно живописал, как перехитрили врага. Магнитные мины, густо посеянные с самолетов по всей акватории Финского залива каждую минуту грозили гибелью — нет, не удалась вражеская затея, размагниченные корабли прошли без потерь! — Как твои дела, Игорь? — спросил Александров, выговорившись. — Трудно, трудно будет в такой обстановке вести урановые исследования.

— Трудностей не будет, ибо не будет урановых исследований. Я попросился в твое распоряжение, Анатоль. Могу выполнять любую работу — слесаря, монтера, подсобника. С Иоффе все согласовано Когда выходить?

— Считай, что уже вышел. Теперь я тебе объясню, что мы делаем и какой эффект.

Он подробно рассказал о работе своей группы. Проблему размагничивания в Физтехе начали изучать еще в 1936 году. Новый способ защиты кораблей давался трудно. Большинство моряков в него не верило. Узнавая, что абсолютно полного размагничивания не достичь, они объявляли его пустым занятием. Реальную защиту от мин они видели только в вытраливании их: «Что выловили и выбросили вон, только того и нет!» Без энтузиазма, они все же выделяли корабли для экспериментов. В 1939 году размагничивали корабли на Онежском озере, потом и на Балтике Александров начал с катеров и последовательно дошел до крейсеров и линкоров. Последним размагничивался линкор «Марат» — и к этому времени недоверие было сломлено: моряки убедились, что способ этот — вполне эффективная защита от коварного оружия. И сейчас делу придается широкий размах, в конструкторском бюро разработаны типовые проекты размагничивания, в Наркомате Военно-Морского флота организованы специальные группы по размагничиванию судов в научно-техническом отделе, выделены толковые офицеры. Но без помощи физиков им еще нелегко.

Способов размагничивания два, рассказывал далее Александров: безобмоточный — тянут кабели вдоль борта, поднимают и опускают их, как бы натирая стальную оболочку судов. Текущий по кабелям в это время ток своим магнитным полем воздействует на металлическую массу корабля. Способ этот хорошо разработан у англичан. Для подводных лодок он незаменим. Второй способ — обмоточный: на палубе в определенных местах намертво закрепляются обмотки кабелей, и по ним непрерывно пропускается ток, создающий нейтрализующее магнитное поле. Англичане тоже применяют этот способ, для надводных кораблей он гораздо удобней, но здесь мы, пожалуй, обогнали их, так как все эти годы занимались преимущественно им. С началом войны размагничивание стало основным делом лаборатории. На все действующие флоты выехали физики — бригадно и поодиночке: на Черноморском работают Петр Степанов, Анатолий Регель, Юрий Лазуркин, Константин Щербо; на Северном — Вадим Регель и Дмитрий Филиппов; на Балтийском — Владимир Тучкевич, Борис Гаев и сам Александров. Возможно, понадобится кого-то послать и на Каспийскую военную флотилию.

— Вот такие наши дела, — закончил Александров. — Ну, о физике метода я тебе не рассказываю, это тебе понятно и без меня. А теперь первое практическое задание: поможешь мне составить краткую инструкцию по размагничиванию, нужно срочно разослать ее на все действующие флоты.

Со стороны казалось, что он доволен собой. «Если можно быть довольным в такое время!» — уныло говорил себе Борис Васильевич, наблюдая, как брат во дворе возится с кабелем, то сворачивает его в плотную катушку, то подключает к источникам тока, определяя прибором возникающее магнитное поле. Игорь трудился, словно бы всю жизнь мечтал именно о такой работе и наконец дорвался до нее. Борис раза два заговаривал о лаборатории, запакованной в ящики. Нельзя ли в Казани, куда эвакуируют Физтех, возобновить ядерные исследования? Может быть, назначить временного руководителя, который вместо него продолжит урановую тему? В Казань направлены Арцимович и Алиханов, они могли бы там создать объединенную ядерную группу…

Курчатов сердито обрывал брата, даже напоминание об уране было ему неприятно. Война диктовала поведение. Вдруг стал распадаться с таким многолетним тщанием выпестованный им коллектив специалистов по ядру. Флеров записался в ополчение, Петржак уже воевал на Карельском фронте, Панасюка и Русинова тоже взяли в армию. Курчатов всегда зажигал сотрудников собственной страстью — куда бы он ни направился в науке, они спешили за ним. Сейчас он одобрял желание взять в руки оружие, сейчас он всем говорил, что война продлится недолго, что каждый обязан посильно помочь фронту. Один Борис Васильевич видел, что Игорь, с бодростью объявляя о «кратковременном прекращении» ядерных исследований, держится так, словно навсегда прощается с созданной им лабораторией: брат, такой внешне открытый, был похож на айсберг — наружу высовывалась одна десятая часть. Борис Васильевич опасался, что увлеченность Курчатова новым занятием маскирует затаенное отчаяние. Он не удержался от упрека:

— Я работал на тебя, Игорь! Для тебя осилил радиохимию. В армию меня не берут по здоровью. На кого мне сейчас работать?

Курчатов спокойно ответил:

— Ты химик. Ты начальник лаборатории новых выпрямителей. Твоя лаборатория эвакуируется, но не закрывается. Вас загрузят военными темами, не менее конкретными, чем та, какой я занимаюсь сегодня. С тобой в Казань поедет Марина, позаботишься о ней. Я останусь с родителями, отец, как ты понимаешь, не вынесет эвакуации.

В институте еще недавно звучали шумы работ — гудели трансформаторы, пели моторы, щелкали реле… Теперь все забивал стук молотков. Физтех готовился к отъезду. Многие, кого не призвали, уходили на фронт добровольно. Иоффе подсказывал военным властям, как использовать ополченцев с пользой для армии. Среди подписанных им бумаг был и такой документ:

«Начальнику штаба Ополчения города Ленинграда.

Копия: Заместителю по политической части командира Выборгской Добровольческой дивизии.

Направляем к вам научных сотрудников — физиков Смушкевича, Анитова, Панасюка, Рывкина, Певзнера, Берестецкого, Писаренко, Русинова, Джелепова Б. С, изъявивших добровольное желание быть использованными для управления сложными видами вооружения (электроника, радиотехника, рентгенотехника, зенитная техника).

Институт удостоверяет, что перечисленные товарищи являются высококвалифицированными специалистами или командирами специальных родов войск и все владеют иностранными языками (немецкий, английский). Поэтому их необходимо перед направлением в часть пропустить через аттестационную комиссию для более целесообразного использования.

Директор ЛФТИ, академик А. Ф. Иоффе

Секретарь партбюро ЛФТИ Н. В. Федоренко

5 июля 1941 года»

Все добровольцы получили направление в армию в соответствии со своей квалификацией.

В конце июля в Казань уехали Борис с Мариной. Тяжело болевший отец остался в Ленинграде, за ним ухаживала мать. Курчатов сам еле ходил — вдруг начались рези в животе, поднималась температура. С усилием помогая брату и жене собраться, он не сумел проводить их на вокзал и хмуро смотрел с балкона, как Марина и Борис уселись в грузовик — в нем было полно сотрудников института с семьями, женщины держали детей на руках.

Вечером Курчатов пошел к Александрову — тоже в пустую квартиру, и у него семья эвакуировалась, — заканчивать составленную сообща инструкцию по размагничиванию судов. Александров сказал:

— Видимо, скоро полетим на юг. Из Севастополя группа наших что-то не шлет бодрых телеграмм! В Казань послано Неменову и Щепкину предписание срочно лететь на Северный флот — вероятно, уже прибыли и помогают Вадиму Регелю.

Вызов на юг пришел из Москвы с отметкой «срочно». В Севастополе подорвалось несколько кораблей. Немецкие самолеты часто налетали на город, все выходы из гавани были усеяны донными минами. Флот требовал усиления работ по размагничиванию судов. Александрову и Курчатову для поездки предоставили бомбардировщик. На сборы дали так мало времени, что физики не успели захватить чемоданов с вещами. Александров махнул рукой — летим на юг, обойдемся без багажа! Выехали на аэродром налегке, в чем пришли на работу Курчатов радовался, что в Москве встретится с Мариной и Борисом, — жена сообщила, что их эшелон задержали на Казанском вокзале.

Фронт был рядом, его отмечала извилистая линия взрывов — по темно-зеленой, местами желтеющей земле змеилась широкая огненная полоса. Неподалеку пронесся немецкий истребитель, от него ушли, перейдя на бреющий полет. Курчатов подошел к пулеметчику — может, помочь? Помощи не потребовалось, вражеский истребитель повернул обратно. Но только оторвались от врага, с открывшегося неподалеку аэродрома застучала зенитка — приняли свой самолет за вражеский. Летчик выбросил опознавательную ракету, в ответ зенитка забила еще яростней. Пилот пошел на снижение. К приземлившемуся бомбардировщику ринулась аэродромная охрана со штыками. «Ложись! Ложись!» — кричали красноармейцы, подкрепляя приказы выстрелами в воздух. Выскакивающие из самолета валились наземь.