Галина Башкирова - Рай в шалаше Страница 58

— С Юрием Михайловичем ты всегда согласна. Ты в него тайно влюблена, бог тебя простит, он достойный человек. Иди укладывайся на диван. Только не засыпай, дослушай. Совсем мало осталось! Что бы там ни говорили, одной встречи мало, действие должно созреть в душе, оно результат работы собственной личности. Встреча всего лишь провокация, толчок, повод, согласна? Конечно же Таня с Костей согласна, еще раз вспомнилась та давняя его фраза о жене: «В ней не было материала». Важно, чтобы был материал, вот в чем секрет! Таня согласна. И еще подумалось: как странно! Почему именно сегодня он как будто заново вспоминал их совместное прошлое.

— ...Такая встреча как письмо в бутылке. Заметь, письмо всегда, во всех романах размыто: если бы письма доходили целыми, не было бы романа.

Да, думала Таня, прикрывая ноги старым вытертым пледом, если бы все не было так размыто, загадочно, странно, чем бы обернулись их отношения? Может быть, Костя правильно медлил?

— Знаешь, Танечка, я убедился, мы никогда даже отдаленно не догадываемся, к чему приведет та или иная встреча. — Костя быстро взглянул на нее. — Разве знал я тогда, в Ленинграде, когда увидел тебя впервые, ты сидела рядом с Левкой, был солнечный день, ты все время закрывалась рукой, я сразу заметил, какой она изысканной формы, узкая ладонь, тонкое запястье, все началось с твоей руки... что я тогда знал? Признаться, ты мне не показалась тогда красивой. Была в тебе вульгарная сила ранней молодости, ты похорошела с тех пор, — проговорил он и тут же себя остановил: — Впрочем, оставим это, биографическая часть, старческие воспоминания. Знаешь, вестник по-гречески «ангел». Когда я думал об этом, я даже стишки сочинил:

Этот вестник не крылатый ангел,Но обычный человек из плоти,Он по службе в невысоком рангеИ ко мне летел на самолете.

Чему ты улыбаешься? Глупо, да? Ты не бойся, я тебе одной эти глупости читаю, боюсь стать как Левка, тот превратился в типичного графомана, ты заметила? Вставляет свои стишки в научные публикации, в «Вопросах философии» умудрился их напечатать. Прочитать дальше? — В глазах стыла просьба задавать вопросы, хвалить, восхищаться. — Знаешь, а на бумаге все равно излагать рано, как ты думаешь? Да и неизвестно, кому отдавать.

— А ты отдай в «Тартуский сборник».

— Твоему любимому Лотману? Не совсем для них.

— Прибавь литературные примеры. Допустим, «Рамаяна», «Гамлет» и «Чума» Камю с точки зрения фокализации личностной структуры, — откликнулась Таня с привычной иронией.

Костя ничего не заметил.

— Блестяще, Танюша, в тебе дар интуиции, не успел рассказать, а ты все разложила по полочкам. Тебе надо как можно больше сочинять самой, что угодно, но много, постоянно, поняла меня? Я просто требую от тебя этого, наконец!

Таня согласно улыбнулась. Она пригрелась под пледом, и стало ей тепло, хорошо, спокойно. Часы позвякивали так мелодично, так уютно, часы-хрипуны заснули, а эти звонкоголосые звенят себе вразнобой колокольчиками, напевая Тане, что торопиться некуда и не надо и жизнь хороша сама по себе — в эту минуту, под этим пледом. И аист на длинной ноге, вытянув шею совсем как Костя, заглядывает Тане в лицо из синей большой вазы, аист охраняет гнездо, очаг, шалаш, который они с Костей себе сотворили. Аист смотрит на Таню, Таня глядит на аиста. Там, где-то далеко, срывая последние листья с деревьев, шумит ветер, осенняя тяжелая туча заслонила желтую луну, в далеких лесах стоят черные осины... А здесь тихо, покойно, и Танина душа полна благодарности к человеку, который топчется у ее изголовья, не смея приблизиться.

Костя присел возле нее на корточки:

— Чем тебя еще позабавить? У тебя такое усталое лицо, одно огорченье с тобой. Дочитать стишки о вестнике?

В полудреме Таня услышала, как что-то снова зазвенело, но нет, это были не часы.

— Кажется, в дверь звонят? Ты слышишь, Костя?

Он вернулся очень скоро.

— Знаешь, кто приходил?

— Студенты?

— Если бы! — Костя неприятно поморщился. — Нонна. Собственной персоной. Представь себе! Я ее выставил! — добавил он гордо. — И попросил без предварительного звонка больше не являться.

— Неудобно как-то, пригласил бы зайти! — сказала Таня миролюбиво,

— Зайти? — Лоб его высокомерно поехал вверх. — Невоспитанность надлежит пресекать на корню. Ничего, — он усмехнулся, — у нее и так изрядно подпортилось настроение: кажется, она догадалась, что ты здесь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В тот же вечер, полчаса спустя после визита Нонны к Цветкову, раздался звонок в дверь и в квартире на Кисловском.

Денисов, подтягивая на ходу джинсы и заправляя рубашку, пошел открывать... Нет, это был не Танин звонок.

После ночного разговора с женой у него было скверное настроение. В институт он не поехал, отговорился простудой и весь день просидел дома, хотя на работе накопилось много неотложных дел. Конечно, он сорвался, глупо и бессмысленно сорвался, он так осторожен с Таней обычно, а тут наговорил невесть что и все таким образом, что Таня могла его неверно понять, он чем-то напугал жену минувшей ночью, что-то ей в нем неправильно открылось, ничего не смыслит в его делах... Вера Владимировна ответила по телефону невнятицу, вроде бы Таня спит и будить ее она не намерена. Бред, старуха выживает из ума... Денисов медленно отпирал замок: в дверях стояла Нонна. Молодежный плащ с погончиками-крылышками (солдат-ангелочек!), сумка через плечо.

— Извините, Валентин Петрович, можно войти? А где Петя? Где ваша жена?

— Вы в гости? — спросил Денисов. — Тани нет дома.

— Валентин Петрович, — произнесла Нонна порывисто, — мне нужно с вами поговорить. — Она размотала длинный вязаный шарф, гибким движением потянулась повесить плащ. — Можно? — Не ожидая приглашения, прошла на кухню, села на табуретку. И все это делалось с той стремительностью, к которой Денисов сегодня был не готов.

— Что будем делать на кухне? — поинтересовался Денисов, глядя на нее сверху вниз. Сверху было видно, что волосы у нее подкрашены.

— Угостите меня, я замерзла.

— Жены нет, я не совсем в курсе, — Денисову не хотелось возиться с кастрюлями, хотя сейчас он вспомнил, что сам целый день ничего не ел. — Я чай поставлю.

— Угостите меня лучике водкой, я замерзла.

Денисов достал бутылку водки, рюмки, поставил на поднос, понес в столовую, Нонна пошла за ним, забралась в массивное кресло. «Н-да», — подумал Денисов. Тяжелый день не сулил легкого вечера.

— За что пьем? — спросил Денисов.

— «За наши доблести», как говорят бразильцы.

— Тост Константина Дмитриевича?

— А чем он плох?

Они чокнулись и выпили по полной рюмке.

— Валентин Петрович, как вы считаете, профессор Цветков любит вашу жену?

— Вы пришли для того, чтобы задать мне этот вопрос? То есть любит ли Костя Таню, это вы хотите выяснить? — Денисов быстро налил себе еще и выпил. — Погодите, «счасвернусь», помните любимые слова Винни Пуха? — Денисов ушел на кухню и принес черного хлеба, луковицу, колбасу и горчицу, сделал бутерброды, разрезал луковицу на четыре части. Он сознавал, что поступает некорректно, был в этом угощении унижающий оттенок; так можно пить только с мужчинами и на работе. У себя дома так пить нехорошо. Да еще с дамой. Нехорошо, невоспитанно! Но что ему оставалось делать? — Может быть, холодной картошки принести? — предложил он.

— Хватит, хватит — все отлично!

— Итак, сто четыре вопроса про любовь. — Денисов налил себе еще. — На мой взгляд, если Цветков и любит, то делает это нелепо. Но он вообще нелепый человек.

— А теперь скажите, Валентин Петрович, почему вы это терпите?

— После первой же рюмки вы предлагаете игру в правду? Забавно! Это даже интересно, я отвык. — Денисов повертел рюмку, посмотрел ее зачем-то на свет, посмотрел на этикетку — водка «Петровская», поглядел в большое, во всю стену, зеркало, оно казалось далеким-далеким, и то, что в нем отражалось, не понравилось Денисову; ему все сегодня было не по душе. Что ж, раз пришла, — пусть получает правду. — Вас интересует, почему я терплю? — Денисов улыбнулся открытой, обезоруживающей улыбкой: закон мушкетеров, самые сильные удары наносят улыбаясь. — По той же причине.

— Любите? — ничто не дрогнуло в ее лице.

«Достойный противник из лагеря кардинала Ришелье», — усмехнулся про себя Денисов.

Нонна только прямее вытянулась в кресле:

— Что ж, так я и предполагала. Татьяна Николаевна заслуживает любви, она цельный человек. — Нонна закусила нижнюю губу. — Легко быть цельной, если муж ее от всего отгородил.

— Слушайте! — предложил Денисов так же широко и открыто. — Давайте сменим тему. Расскажите, например, на что тратит время в столице нашей родины аспирантка-заочница. По вечерам, например, что вы делали? Куда ходили? Последний раз вы звонили и сказали, что идете в театр на Таганке. Ну и как обстоят дела с Таганкой?