Евгения Изюмова - Дорога неровная Страница 59

- Ну, чего ты расхныкался? - сурово осадила его Павла. - Думать надо, а не плакать. Я вот уезжать не хочу, а не плачу же.

- О, кажется, придумал! - оживился Иван. - Давай поженимся!

- Поженимся… - передразнила его Павла. - Забыл, что мама сказала? Не разрешит она. Да и кто нас зарегистрирует, если нам восемнадцати нет?

- А мы… а мы… - неуверенно предложил Иван, - скажем, что ребенка ждём.

- Ох, и глупый же ты, Вань, - покачала головой Павла, - да если мама про такое узнает, она головы нам отвернет и на рукомойку выкинет!

- Ну что делать-то?! - с отчаянием выкрикнул Иван и вновь вытер слезу.

- Да ничего! - в сердцах ответила Павла. - Уеду, и всё! Сидишь да ревёшь тут, придумать ничего не можешь! - Павла досадливо отвернулась.

- Давай сбежим ко мне в деревню, будем там учителями работать, - сказал Иван.

Павла ехидно поджала губы, совсем как Ефимовна.

- А может и мне с тобой поехать? - выдал новое предложение Копаев.

- Куда? - Павла скривила губы. - Я и сама не знаю, где и как Анюта живет, а тут ещё и ты явишься, да и где на билеты деньги возьмешь?

Иван раскрыл рот, хотел что-то сказать, но тут неожиданно вынырнул Васька из кустов:

- Ну, наворковались, голубки? Пошли домой, Пань, мамка рассердится, что долго нас нет, все равно Ванька - дурак, ничего не придумает, - мальчишка презрительно фыркнул, - тоже мне, жених выискался! - и захохотал.

Иван опустил голову. Павла встала со скамьи, нерешительно затопталась перед Иваном, и догадливый Васька снисходительно разрешил:

- Да ладно, целуйтесь уж на прощание, я отвернусь, - и в самом деле отвернулся.

Иван вскочил на ноги, робко прикоснулся губами к щеке Павлы, и девушка скорым шагом пошла прочь.

Анютка, или как звали её теперь - Анна Ефимовна, встретила племянницу на вокзале, завертела, рассматривая.

Павла была высокой и тонкой в талии девушкой, смоляные волосы зачесаны назад и скреплены гребнем. Взгляд необычно серьезный, глаза, как у Фёдора - серо-голубые, ясные и внимательные. Именно по глазам Анна и узнала племянницу:

- Ох, как ты похожа на отца, Павлуша! - всплакнула со встречи Анна. - Порадовался бы он на тебя, вон ты какая, невеста совсем. Только больно ты тихая. Хотя Федор тоже тихоня был. Валентина, бывало, его пилит-пилит, а он молчит да улыбается. А вот дядя Егор скрутил Валентину разом, крепкий был мужик.

Анна жила одиноко на квартире в небольшом домике неподалеку от больницы, где работала сестрой милосердия. Вечерами к ней сходилась молодежь - весёлые ребята и девчонки: Анна всегда дружила с молодыми, может быть потому, что душевно чувствовала себя ровесницей своих гостей.

Жизнь у Анны не сложилась. После побега из Тюмени она с подругой прибилась к одной красноармейской части. Обе назвались медсёстрами, в самом деле, умели кое-что делать - перевязать, наложить шины на перелом, знали названия лекарств, от каких они болезней. Конечно, доктор сразу же выявил их медицинское невежество, но медсёстры были нужны, и он оставил их в лазарете, и ни разу не пожалел о том, потому что девчонки не только старательно ухаживали за ранеными, но и охотно постигали с его помощью медицинские премудрости. Правда, подружке Машутке не повезло: разорвался снаряд около санитарной палатки, посек полотнище осколками, и один из них угодил девушке под левую лопатку, как раз в самое сердце.

Анютка же прошагала со своей частью всю Сибирь, а как добили Колчака, попала на юг, застряла надолго в Ростове из-за ранения, вылечившись, не вернулась в свою часть: досыта навоевалась. Поступила на курсы медсестёр, несколько лет работала в Ростове, но потом потянуло в родные места, захотелось отдохнуть от бурной жизни, ведь Анна вела себя не как монахиня, однако счастливой не стала.

Обосновавшись в Вятке, Анна вспомнила взбалмошную, но добрую сестру, маленькую Павлушку, добродушного Егора, старалась представить себе других племянников. Она бродила по улицам города и чувствовала себя маленькой девочкой, вспоминала: вот техническое училище, где работал рассыльным Фёдор Агалаков, вот дом неподалеку от училища, где Валентина служила горничной, вот домик их брата Михайлы. Домик стоит, а самого брата уже нет в живых: погиб в гражданскую, его семья куда-то уехала, теперь чужие люди живут в том домике. И так захотелось Анне увидеть своих родных! Вот и написала сестре в Тюмень, спросила, не нужна ли ей помощь. Валентина, конечно, ухватилась за это предложение и решила послать Павлу в Вятку.

Павла приехала в мае. Было на удивление сухо и тепло, поэтому Анна повела племянницу по городу пешком, рассказывая по дороге, как жили они с Валентиной в Вятке, и все удивлялась, как выросла Павла.

За разговорами у них прошла и вся первая ночь. Павла рассказала тётке и об Иване. Та рассмеялась, представив, как бушует Валентина, а Иван плачет, и предложила:

- А знаешь, Паша, ты ему напиши, пусть приезжает, если у вас уж такая любовь, за любовь бороться надо. Устроитесь оба на курсы учителей, закончите, начнете работать, вот и ладно выйдет. Матери помогать начнете, она тогда и смилостивится, - потом озорно улыбнулась и подмигнула Павле. - А захотите пожениться, я вам помогу. У моей подруги брат работает в райкоме партии, он поможет зарегистрироваться, - в Анне вдруг заговорила прежняя своевольная Анютка, которая делала все поперек старшей сестре, когда та пыталась показать свою власть над ней.

Казалось, ничего уж и не осталось в ней от прежней той девчонки: косу отрезала, располнела, однако жива ещё в ней озорная Анютка-поперешница, как звала младшую сестру Валентина.

Павла написала Ивану письмо, совсем не надеясь на его приезд, и в то же время, страстно желая того. В голове у нее рисовались картины будущего: как они выучатся, поженятся, приедут к матери, начнут ей помогать, мать и перестанет сердиться. Она купит матери большую цветастую шаль, сёстрам по платью, брату - новые ботинки. О том, что могут быть собственные дети, и она, вероятно, не сможет помогать матери, Павла не думала. Она бродила в свободное время по городу, бормоча:

- О чем же шепчутся березы, осины, ольхи? Мне кажется, вместе со мною они сочиняют стихи…

Приезд Ивана был в будущем, в мечтах, а мечтать ей всегда нравилось, и когда Иван вдруг появился на пороге комнатки Анны, Павла тихо ахнула и опустилась на стул прямо с мокрой тряпкой в руках - она мыла полы. То, что Иван появился в, самый, что ни есть, прозаический момент, как-то немного принизило её мечту.

Их, конечно же, не зарегистрировали, несмотря на заступничество брата Клавдии, приятельницы Анны, тоже работавшей медсестрой: как Павле, так и её суженому не было восемнадцати. Тогда Анна бесшабашно махнула рукой: «Эх, ребята, не в бумажке счастье! Любили бы вы друг друга!» - и вздохнула о чём-то своем, видимо, утраченном.

Анна с помощью своей хозяйки нашла неподалеку недорогую квартиру и устроила что-то, похожее на свадьбу - веселый шумный вечер, где и пели, и танцевали, и «горько» кричали. Павла держалась не так, как положено невесте: не плакала, а веселилась больше всех, и это было несвойственно ей, серьёзной, часто печальной. На своей «свадьбе» она и пела громче всех, и в пляске выходила первой в круг, и всегда рядом с ней оказывался высокий цыганистый мужчина - брат Клавдии, он посверкивал соблазняюще глазами. А Иван весь вечер просидел за столом, чувствуя себя почему-то лишним в этом общем веселье, к которому и он имел отношение.

Анна помогла молодым устроиться и на работу в своей же больнице: Павле - санитаркой, Ивану - истопником, но летом топить нечего, и он помогал на кухне, и это было здорово, потому что приносил домой то котелок щей, то каши, то хлеба. И если учесть, что получали оба и небольшое жалованье, то жили они неплохо.

В сентябре приступили к занятиям на учительских курсах, но по-прежнему в свободное время работали в больнице. Трудно, и всё же можно трудности преодолеть - так считала Павла, но Иван, неохочий до учебы, постоянно жаловался на усталость, грозился бросить учебу.

Занятия на учительских курсах закончились в апреле следующего года, но работы в школе не нашлось. Иван заметно сник: Павла забеременела, и положение у них шаткое - ни дома своего, ни работы хорошей. К тому же Павла уже не могла работать в больнице: стало тяжело, да и сердце что-то пошаливало, видимо, сказывался ревматизм, перенесённый Павлой в детстве. А одного заработка Ивана явно не хватало. И вот в одну из ночей после долгих вздохов он вдруг признался:

- Пань, а Пань… Я место хорошее нашёл.

- Где же, Ваня?

- Хорошее место, денежное, - хвалился Иван.

- Ну и где же?

- Да, понимаешь, на Дальний Восток завербовался, - и начал с жаром доказывать, онемевшей от удивления Павле. - Представляешь, через год вернусь, деньжищ привезу, их там рыбаки лопатой гребут! Ох, и заживем! - он мечтательно вздохнул.

- А я? - привстала на локте Павла. - Я куда?