Акакий Гецадзе - Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе Страница 6

Все смеялись, народ веселился.

Алекса и Пация бродят по деревням и потешают народ. Нет у них ни горя, ни забот, и все считают их придурками, только посудите сами, так ли это на самом деле! А ведь никто другой как люди помогли лодырям и придумали им занятие, милое их сердцу…

Однажды, помнится, по дороге в соседнюю деревню я встретил Алексу.

— Здравствуй, старина!

— Сто тысяч лет жизни Караману!

— А где же ты Пацию потерял?

— Не потерял, а посеял. Посмотрим, сколько вырастет! Ха-ха-ха!

— Ты что смеёшься? Не умерла ли она?

— Да какое там умерла!.. Мне Гогиука сказал: давай посеем её; может, две вырастут, одну я себе возьму в жёны, а вторая по-прежнему пускай у тебя остаётся… Так что я это всё время повторяю, чтоб не забыть. А умирать ей пока рано. Сейчас она у родственников в деревне, помогает им урожай собирать.

— Ну, а как же ты живёшь-можешь, дружок? Небось, опять дурака валяешь, а потом сытно лопаешь?

— Вай-вай! Что он говорит! Кто тебе сказал, что я дурак? Дурак тот, кто смеётся над моей глупостью, а потом хорошо угощает меня. Я, милый, только притворяюсь. Сами вы настоящие дураки, понятно? Я валяю дурака и ем хлеб, заработанный трудом какого-нибудь дурня! Ну, скажи, кто дурак, я или он?

Эта откровенность пришлась мне по душе, и я посоветовал ему:

— Смотри, братец, не проговорись в другом месте, иначе останешься ни с чем! Смех иногда — лекарство для отчаявшихся. Ну, а раз уж люди выбрали тебя для развлечения, пускай кормят. Когда человек смеётся, он забывает о своём горе, вот в чём дело, братец! А, если хочешь знать, один лекарь смех даже как лекарство прописывал, вот!

— Ха-ха-ха! Ну и забавный ты, Караманушка, как рождественский поросёнок! На какие только выдумки не горазд, чтоб те лопнуть! Чего же тогда не откроют эти самые… э-э-э… аптеки и не начнут продавать в ней смех?

— Ей-богу, не вру! Когда человек смеётся, на душе легче становится, а это жизнь продлевает…

— Давай вместе с тобою откроем аптеку смеха! Ты да я! Что может быть легче, а?

— Не кривляйся!.. Так мудрецы говорят…

— Ну и ну! Да если это так, тогда мои дела хороши! Теперь без смеха я уж никуда! Если для жизни, кроме этого, ничего не нужно, то я, стало, быть, никогда не помру…

Вот так, милые мои, одного ум кормит, другого глупость. А бывает и хуже, когда истинный мудрец помирает с голоду! А вот ответьте-ка мне, видели ли вы когда-нибудь истощённого от голода дурака?

Вот поди удивляйся тому, что такой человек, как я, тоже нужен деревне как воздух и вода. Хожу я по земле, выдумываю всякие небылицы и сам развлекаюсь да и другим помогаю забывать беды и горести…

Унесённый водой мост и разверзающееся небо

Мне хочется вам рассказать, как мои блаженной памяти предки попали в наш край. Это я слышал от моего покойного деда.

Оказывается, где-то неподалёку, во владениях князей Кипиани, а может, и Дадиани, жил один удивительный господин. Он разве только не ел человеческого мяса, ну, а в остальном был настоящий изверг. Если зверь не может обернуться человеком, то иной человек может стать зверем… Стоном исходила измученная им деревня. Наконец дед моего деда Звиад обречённо махнул рукой на всё, мол, будь что будет, и отсёк мучителю мечом голову.

В те времена убийц господина наказывали всенародно: на площади осуждённого привязывали к коню и пускали коня вскачь; и несчастный погибал. А всех насильно заставляли смотреть на это: вот, мол, какая страшная участь ждёт убийцу!

Поэтому родственники убитого сделали то же самое и со Звиадом, связав его и привязав к самому сильному коню.

Конь рванулся и поскакал. Люди старались не смотреть, закрывали лица руками, и многие плакали. Все жалели отважного молодца. Словом, конь летел, волоча за собой привязанного к хвосту всадника. Когда конь выскочил на бугристую тропинку, верёвка зацепилась за острый камень и оборвалась. Звиаду удалось высвободить правую руку, он ухватился за верёвку, притянул к себе ставшего на дыбы коня, ловко вскочил на него и понёсся как ветер.

Случилось всё в мгновение ока. Люди вздохнули с облегчением, закричали, зашумели и воздали хвалу и благословение спасителю деревни. Правда, родственники князя бросились к коням, но народ закрыл им все дороги. Звиад же понёсся в сторону Рачи. Он так гнал коня, что тот свалился на дороге. Невольного своего врага, вдруг обернувшегося другом, Звиад похоронил с честью, как павшего в бою товарища, а сам пошёл дальше пешком. Много ли, мало ли прошёл, наконец, показалась Риони. В горах ночью был дождь, вода в реке вздулась и бурлила, стала мутной и грязной.

На склоне горы, расположенном на другой стороне реки, раскинулась небольшая деревушка, над которой грозно повисла насупленная скала. Вот Звиад и подумал, зачем же далеко ходить, поселюсь-ка я здесь да и заживу потихонечку!

Он решил переправиться, но не нашёл моста, его унесла вода, а войти в разбушевавшуюся реку было слишком опасно. Тогда он присел на краешек камня у самого берега и задумался. В это время проходил человек в чохе. Звиад обрадовался живой душе, и они тепло приветствовали друг друга. Оказывается, Гагния — так звали незнакомца — жил в этой деревне, куда хотел попасть Звиад.

— Дело плохо, — покачал головой Гагния и печально взглянул на обломки моста, потом сбросил с плеч тяжёлые бурдюки и присел рядом. Звиад заметил, что бурдюки блестят, словно спелая слива. Гагния достал из кармана кремень, огниво и высек огонь. Нет, трубочку он не достал: табака тогда в наших краях и в помине не было, он просто развлекался.

— Может, разжечь костёр? — спросил Звиад.

— А что толку? Жарить нечего.

Они некоторое время сидели молча и глядели на реку.

— Что же мы так и будем здесь сидеть и смотреть на эту бесстыжую воду? Может, она целый месяц не спадёт! — прервал молчание Звиад.

— Знаешь, там внизу есть ещё один мост. Мне кажется, что вода не должна была его снести.

— Далеко?

— Да один день ходу.

— Ну давай рискнём. Недаром говорят: издалека объедешь, благополучно доедешь.

И Гагния, поднявшись, перекинул через плечо свои удивительно сверкавшие бурдюки. Поднялся и Звиад. Выбора не было, вот и пришлось ему последовать за Гагнией.

А дорога, известное дело, беседу любит.

— Что это за бурдюки? — спросил Звиад своего спутника.

— Эх, сынок, ещё бы немножко, и заделался бы я вчера богачом. Бурдюки эти не простые. Знаешь, кто их мне подарил?

Тут у Гагнии развязался язык, и он стал подробно рассказывать.

По его словам выходило, что раз в девять лет, в тот миг, когда ночь покидает землю, разверзается небо. И если в это время будешь один и никто из грешных не услышит слов твоих, бог бросит тебе с неба всё, что ты пожелаешь.

И не далее как вчера шёл Гагния один по дороге и вдруг услышал доносящийся откуда-то таинственный звон. Прислушался и понял — звуки сверху, с неба, а взглянув вверх, увидел, что небо как-то странно светится. И тут Гагния смекнул: счастье ему выпало, удосужился он увидеть, как разверзается небо. Стал он думать, что выгоднее просить у бога. Решил, что лучше всего попросить золото: и не ржавеет, и сносу ему нет, да и цена всегда хорошая. Содрал с себя шапку, бухнулся на колени, поднял руки к небу и неторопливо начал: «Боже великий и великодушный, заступник бедняков и обездоленных, сжалься надо мною, я ведь прах у твоих ног! Кто лучше тебя знает нужду и бедность Гагнии. Брось мне девять бурдюков вот с этим… эээ… что сверкает как солнце и слепит глаза… эээ… золотом!» — Но когда, наконец, ему удалось произнести это злополучное слово, было поздно: на небе захлопнулись врата, и бог сбросил девять бурдюков, так и не расслышав последнего слова коленопреклонённого человека. Гагния долго шарил в бурдюках, но они были пусты, и тогда он с тоской поглядел вверх, где осталось вожделенное золото. Печаль его была беспредельна, но он не посмел прогневить бога злым словом; и то сказать: разве бог виноват в том, что язык Гагнии оказался таким неповоротливым? Вместо упрёка Гагния воздал благодарность всевышнему за добротные бурдюки. И тут же стал строить планы на будущее. «К моему дворику примыкает скала, — размышлял он. — Я притащу в этих бурдюках землю, засыплю ею скалу, сделаю себе пашню и буду жить честным трудом».

Забегая вперёд, скажу вам, что это происшествие убедило Гагнию в том, что никогда в жизни не следует рассчитывать только на бога, поэтому он превратил свои мысли в дела и, действительно, сделал себе пашню всем на зависть. А бурдюки его нисколько не износились, и один из них, клянусь вам, я храню и поныне как совесть.

Эх, вот если бы я с моим языком оказался на месте бедняги! Стоял бы у меня сейчас кованый сундук, полный золота, и я бы каждый день звал вас на пир, а вы угощались бы да слушали мои истории…