Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие Страница 6

И он искал эти деньги, изворачивался, как мог.

В пойме Оки было озеро, старица. Возле озера издавна садили капусту. Хорошая вырастала капуста. Но на дне озера строители обнаружили гравий. Пристали к Варигину: «Тихон Иванович, продай озеро». В другое время он подумал бы: выгодно ли? А тут — махнул рукой: берите! Позарез нужны деньги. Продал озерко. А денег этих хватило лишь на половину стен коровника. А где брать другую половину?

Тогда он продал березовый лесок над Окой. Одно транспортное хозяйство задумало в этом лесочке построить дом отдыха для водителей. Водители тот лесок свели, поставили на берегу реки четырехэтажный дом со всеми удобствами.

Варгин на эти деньги, что транспортники заплатили, выложил вторую половину коровника и купил оборудование для подвесной дороги.

На территории колхоза был карьер. Строители взрывали Лысую гору, дробили камень, а щебенку увозили на баржах. Гору они слизали, камень выбрали дочиста. Поселок строителей опустел. Его прибрал к рукам Варгин. Особенно ему приглянулись мастерские. Тихон Иванович отдал их под подсобный промысел, и в колхозе появились деньги.

— Ну, Порфирьевич, хвастай своими новостями, — проговорил Варгин, отрываясь от еды. — Клуб-то построил?

— Да какие у нас новости? — перебил Суховерхов. — новость одна — перезимовали. А зимой, знаешь, у мужика, как у медведя, спячка.

— Положим, не у всех так. Только ты не хитри. Ты и зимой своим мужикам покоя не даешь. Работать заставляешь.

Варгин намекал на то, что Суховерхов набирает к себе в хозяйство механизаторов-рукодельников, которые все умеют. Строит он кирпичные дома со всеми удобствами, в двух уровнях: внизу — быт, а вверху — спальня и кабинет. Люди едут в Успенское со всех концов. Бросают городские квартиры, дома в Туренино, просятся в совхоз. Суховерхов сам беседует с каждым, тех, кто постарше и без специальности, бракует, норовя заполучить в хозяйство молодого рабочего, который бы все умел — и трактор знал, и комбайн, а когда в поле делать нечего, чтоб мог отремонтировать любую машину, провести водопровод в доме. А строят в совхозе круглый год.

Суховерхов улыбнулся, услыхав слова Варгина.

— Идут люди… — уклончиво сказал он.

— Идут и в колхоз, — подхватил Варгин. — Лишь бы хорошее жилье да надежный заработок.

— Тут недавно забавный случай был, — продолжал Суховерхов, собрав морщинки возле глаз. Он улыбался всегда одними глазами, в отличие от Варгина, который обычно хохотал во весь рот. — Вваливается ко мне в контору парень. Уж поздно — домой собрался. Парень молодой, губастый, пальто нараспашку. Оно понятно: апрель, тепло на улице. Усадил я его, а он не знает, с чего начать разговор. «Здравствуйте!» и по имени-отчеству меня называет. «Я ваш земляк, из Николаевки». — «Из Николаевки?!» — удивленно повторяю я: не верится, что парень из-под самого Днепропетровска приехал. Вдвойне рад земляку. Подсаживаюсь к нему, расспрашиваю про село — строится ли? В войну наше село здорово пострадало. Порасспросил я про земляков, кто в живых остался, то да се, а потом и спрашиваю у него: как он далеко так залетел? А он говорит: «В газете прочитал про ваше хозяйство и решил: дай к земляку махну! Может, квартиру даст?». Мне, конечно, лестно, что слух о моем совхозе за тридевять земель идет. Потом спрашиваю, что он умеет делать. А он молча выкладывает на стол потрепанные книжицы. Гляжу: и шоферские права, и удостоверение об окончании курсов электросварщиков, и права тракториста. «Батюшки мои!» — думаю. А сам пытаю, что заставило парня уйти из своего хозяйства. Помялся, покраснел и снова говорит: «Да я с женой разошелся. Другую бабу себе нашел, на сахарном заводе работает. А жить нам негде. Прослышал, что вы жилье даете. Думаю: чем черт не шутит, махну к земляку. Может, квартиру даст!»

«Гм, гм, — бормочу себе под нос. — Квартиры у нас будут скоро — как раз сдаем новый дом. Но у меня закон: прежде чем взять в хозяйство нового рабочего, хорошенько проверяю его». Советую: «Поезжай домой, встречай праздник, а после праздника решим». Недаром говорится: доверяй, но проверяй. И проверил — парень оказался стоящим.

— Тем более: ты сам знаешь, как поступить. — Варгин протянул руку к бутылке, собираясь налить по третьей. Но Суховерхов закрыл свою рюмку ладонью. — Ну то — закусывайте, ешьте, — примирительно добавил Тихон Иванович.

За столом стало тихо — слышны только были тяжелое посапывание Варгина да умеренный стук часов стоявших в углу, в деревянном футляре.

8

— Вот слушаю вас, дядь Миш, и думаю: уж не попроситься ли мне к вам в рабочие? — заговорил вдруг Варгин-младший. — Баранку крутить умею, трубы свинчивать — научусь. Инженер. Непьющий. Возьмете? А-а?!

— Ты, Игорь, еще нашего, сельского, труда не знаешь. Каков он, — сказал Тихон Иванович. — Хорошего инженера к нам палкой не загонишь.

Игорь упрямо склонил голову.

— Что я имею в своем НИИ?! Только стол и четыре стены. Больше ничего. Зарплата в совхозе — вдвое больше. Квартира — лучше городской. Отработал свое — иди на все четыре стороны. Хочешь — на рыбалку, хочешь — за грибами.

— Это только в совхозе так, — уточнил Варгин, кивая тяжелой головой в сторону Суховерхова. — А у нас, в колхозе, другие порядки: трудись с темна до темна. И то мужики умные стали. Летом выходят минимум, а осенью их в поле выйти не заставишь. Самый раз картошку убирать, а они в один голос: «Я свой минимум отработал! Не пойду». А рабочий — попробуй откажись. Небось в казенной квартире живешь. Быстро ключи найдут.

Трудно было понять, как говорил это Тихон Иванович, — то ли с укором Суховерхову, который может любого рабочего заставить, то ли с сожалением, что колхозники не хотят, по примеру рабочих, выходить в поле, в слякоть и непогоду.

Варгин сыном своим был доволен. Игорь, по его убеждению, на правильном пути. Когда сын поступил в институт, Варгин думал: пусть сам он жизнь прожил неучем, зато сына на инженера выучит. В старые времена и без диплома можно было прожить, а теперь — иное дело. Только грамотному человеку почет и уважение. И Тихон Иванович, когда Игорь учился, ездил к нему в общежитие, возил деньги, продукты, чтобы сын ни в чем не нуждался.

«И вот тебе на! — выучил себе на голову. Он еще и недоволен?!»

— Ясно, деньги задарма нигде не дают, — предположил Игорь. — Только у нас разные деньги-то! Я молодой инженер, а получаю вдвое меньше, чем механизатор в совхозе. Почему? Или я плохой инженер? Или, что у нас — к науке уважения нет? Нет уважения, я вас спрашиваю? Уважение есть. — Лицо Игоря, еще по-детски округлое, стало неузнаваемо, злое, потное, и Тихон Иванович, посмотрев на сына, решил, что напрасно передоверил ему самому наливать себе водки.

— Ну, ладно, Игорь, ладно… — успокаивала сына Егоровна.

— У вас совсем другая работа, чем в совхозе, — стараясь отвлечь сына, говорил Тихон Иванович. — Надел белый халат, сел за стол, заложил в машину данные — и сиди, жди. Отсидел свои семь часов — и домой. К телевизору. Смотри.

Уж кто-кто, а Тихон Иванович знал разницу между трудом мужика, механизатора, и работой своего сына. Он бывал у Игоря в институте и на квартире. Хорошая квартира у сына — чистая, удобная, и пусть дома у Суховерхова в двух уровнях — у Игоря квартира не хуже. Ему ли завидовать рабочим совхоза?

— А все оттого разные, — продолжал Игорь, не слушаясь уговора, — оттого, что разные понятия о жизни: у меня они одни, у дяди Миши — другие. А у отца — третьи. У отца хозяин один — выгода. Специализации в колхозе никакой. Пойди найди ее, выгоду-то! Пшеница дает ему мало денег. Животноводство — еще меньше. Ведь с Косульниковым он не от хорошей жизни спутался! А все почему? Да потому, что любым способом ему вывернуться хочется. Даже через вот эти ручки и наконечники. Только эти наконечники ему боком выйдут!

— Почему боком? — запротестовал Тихон Иванович, недовольный тем, что сын заговорил об этом. — Подсобный промысел разрешен. В этом нет ничего незаконного. Работай, государство говорит, можно получать от всего, не только от земли, но и от подсобного промысла. А Косульников… — Варгин задумался. — Что ж, он получает свое, а колхоз — свое.

Игорь в ответ только отмахнулся.

— Дело все в том, сколько получает Косульников. А он получает очень много. К тому же Косульников — мошенник. Полетит, а заодно с ним и отец.

— Почему мошенник? Промыслы разрешены, — не сдавался Тихон Иванович.

— Промыслы разрешены как подспорье, с использованием местных материалов. В вы что с Аркадием желаете? Вы используете цветные металлы, которые Косульников ворует.

— Нам и премия положена за перевыполнение плана по подсобным промыслам.

— Обождите — вам вместе с Косульниковым эти промыслы обойдутся боком.

— Почему боком?

— Потому что вы воруете.