Георгий Садовников - Суета сует Страница 6

— Маски — это так. От грязи. Из-под колес летит грязь, — говорит он обыденно.

Елочка облегченно вздыхает. Но по ее глазам заметно: она разочарована. Где-то в глубине души ей хочется немножечко страшного. С этими самыми масками.

Мотоциклы надсадно трещали, готовясь к рывку. Они выходили из себя. Подумать только, их всего-навсего сдерживала желтая резиновая лента. Ее тянул судья. Мотоциклисты совсем впали в ярость. Повеяло едким, приторным запахом метанола. Тогда судья отпустил ленту — мол, черт с вами, гоните. Резина сверкнула желтой змейкой, освобождая путь. Машины рванули с места. Оказывается, до этого они ревели в треть силы. Всего лишь шутили. Теперь они показали, что такое здоровый, полноценный рев. И что такое порядочная скорость показали. Одна из машин вылетела из-под гонщика в синем нашлемнике, подскочила вверх и, сотворив сальто, грохнулась на спину. Гонщик едва отскочил в сторону.

Зато гонщика в белом шлеме вынесло на вираж первым. Его машина хотела кинуться на барьер и разбить барьер в щепы. Но недаром этот гонщик был чемпионом страны. Он повернул машину боком и оттолкнулся от дорожки левой ногой, обутой в стальной башмак. Из-под башмака посыпались искры. В таком виде чемпион миновал поворот. А на прямой дал мотоциклу волю — помчался на заднем колесе. Переднее стлалось над землей. За чемпионом рвались гонщики в красном и желтом шлемах.

Был момент, когда чемпион опрометчиво повел машину вдоль внешней бровки, уступив внутреннюю соперникам. В открывшийся коридор устремился гонщик в красном шлеме.

— Дробязго атакует чемпиона! — сообщил комментатор сквозь грохот.

Трибуны взвыли, соревнуясь с моторами.

— Дробязго! Голубчик! — исступленно орал Кирилл.

— Дробязго! — визжала Елочка.

А ведь до этого сидела, уткнувшись в носовой платок, — брезговала метанолом.

Мне тоже хотелось закричать. Хороший, полновесный вопль так и просился наружу. Я, может, многое бы отдал, только бы запустить его ввысь. К белым облакам. Но я не таковский.

«Спокойнее. Нервы», — приказал я себе.

Я представляю себя в седле чемпиона. Я не умею водить мотоцикл и не знаю, что там, зачем и как все делается. Но я энергично сжимаю руль и стараюсь держать себя в руках. Мотоцикл рвется подо мной. Гудит наждачная дорожка. Но я остаюсь хладнокровным. И мы с чемпионом вновь вырываемся вперед. Дробязго остается за спиной. Вот что значат нервы! Мы проходим четыре круга первыми и зарабатываем три очка.

После четырех заездов дорожку трамбуют. Трибуны на это время затихают и погружаются в умственную работу: подсчитывают в таблице очки. А всего сегодня двадцать заездов.

Двадцать заездов — неплохая зарядка для такого человека, как я. Я спускаюсь с трибуны еще более закаленный. Готовый к новым испытаниям железный человек. А Кирилл и Елочка спорят. Елочка что-то недопоняла, и Кирилл доказывает. Елочка уперлась на своем — и ни в какую. Не согласна — и все. Хоть тресни. Чудаки! У них нет контроля над собой. Вот и спорят.

Над южной трибуной поднимается новый свист. Опять свистят шоферу поливочной машины. Он идет внизу с путевым листом. Неожиданно он стал тут популярным человеком. Ему свистят. Шофер величественно потрясает правой рукой. Он быстро привык к славе, будто всю жизнь только и делал, что купался в ее лучах.

— Шесть часов! — спохватился Кирилл.

Он потянул Елочку за собой. Они разом обогнали меня. Их головы замаячили в толпе у выхода. Сегодня мы выпускаем первый номер «Бучи», и Кирилл боится опоздать. Он трясется от нетерпения. А я вот не трясусь. Я главный редактор. Я отвечаю за газету и, как видите, не трясусь. Я только увеличиваю шаг.

Эх, суета сует!

Я откинулся на спинку стула и осмотрел свою армию. Семнадцать красавцев мужчин и Елочка — одно загляденье. И я у них главным редактором.

— Пли! — крикнул я, и ребята взялись за авторучки. И за кисти. По-моему, это остроумная команда. Я придумал ее сам. Я, признаться, парень с юмором. Иногда как скажу что-нибудь, так все лопаются от смеха.

Я решил еще раз попробовать свои силы в юморе.

— Ну-ка подбрось тему, — приказал я Мите Лаврову, заведующему отделом происшествий.

Митя полистал блокнот и предложил тему. Что-то о неуспевающих студентах.

— Не отвлекай, — сказал я Елочке и разложил на столе пачку чистой бумаги.

Смешно не получалось. Видно, сегодня я не в ударе. Тогда я оставил это дело и занялся своими прямыми обязанностями. Прежде всего прошелся по аудитории, в которой мы обосновались. Мое внимание привлек художник Петя Востряков. Он бездельничал.

— Почему не работаешь? — спросил я у Пети.

— Думаю.

— Что же думать? Вон дирекция открыла новый спортивный зал, а плакат «Добро пожаловать!» не повесили. Вот и нарисуй: зал открыли, а плаката нет.

— Как же я нарисую, что плаката нет?

— Прикинь. Думаешь, все это просто? Тяп-ляп? Хитер парень!

Я проверил другого художника. Другой художник, Коля Филиппенко, рисовал обобщенный образ девицы-стиляги. Он усадил перед собой Елочку и рисовал стилягу с нее.

Я сделал замечание:

— Идешь по пути наименьшего сопротивления, Коля. Так сможет каждый дурак.

— А я и есть каждый дурак. Не мешай, — увлеченно буркнул Коля.

— Да, не мешай, — жеманно поддакнула Елочка.

Еще бы: она позирует впервые в жизни. Для нее неважно, кого рисуют с нее. Коль ее внешность принадлежит обществу, пусть рисуют что угодно. То, что нужно. Она так рассуждает. Я знаю.

Я глянул за Колино плечо. Обобщенный образ стильной девочки получался на славу. Вылитая Елочка. Я зашел сбоку, закрыл правый глаз и посмотрел на нее одним левым.

— Ты, оказывается, стильная, — сказал я Елочке, — А мы с Кириллом не знали. Вот новость!

— Что еще? — фыркнула Елочка.

— Не мешай, — механически повторил Коля.

Он высунул язык и водил пером по бумаге. Даже забыл макать перо в тушь. Я посмотрел на Елочку одним правым глазом.

— Ты ее лучше отсюда рисуй. Отсюда она вылитая герлс. Видел в «Крокодиле»? Отсюда она точно такая.

Елочка зашипела в сторону, где я стою. Она боялась шевельнуться и не видела меня. Могла лишь предполагать.

Я пошел к Кириллу. Он сидел в углу аудитории и быстро строчил шариковой авторучкой. Она так и бегала по бумаге. Я сел рядом. Вспомнив, что он заведующий отделом фельетонов, спросил:

— О чем?

Он долго молчал. Все строчил. Потом, не поднимая головы, сказал:

— О Гусакове.

— Ты просто неврастеник.

Он не отвечал.

— Кирилл, а Елочка, оказывается, стильная. Я только сейчас заметил.

Он ожесточенно затряс кистью руки: отойди, не мешай.

У окна меня перехватил Вася Сусекин. Он сунул пачку бумаг.

— Здесь все прогульщики. Я побежал.

Он показал спортивный чемоданчик. Вася тренирует курсантов, ему и вправду надо бежать. Военные любят пунктуальность.

— Ладно, — сказал я. — Отдай бумажки Бурлакову.

Комсорг Бурлаков у нас ответственным секретарем. Он собирает готовые материалы и клеит на лист зеленой бумаги. Это занятие называется версткой. То есть когда человек ползает по полу с ножницами и банкой клея.

— Валяй, валяй, — подбодрил я Бурлакова.

Это мой долг — вливать бодрость в других. Скорее даже обязанность. Иначе мне станет стыдно. Если я не буду делать это, получится, что я бездельник.

Я совершил круг по аудитории и вернулся к Елочке. Теперь она позировала Пете Вострякову. Тот рисовал обобщенный образ передовой студентки. Я зашел со спины Вострякова, приставил ладонь к бровям и посмотрел на Елочку из-под этого козырьке. Если смотреть на нее таким манером, она действительно похожа но передовую студентку. Не поймешь Елочку. На кого она все-таки похожа? Не стильную девицу или передовую студентку?

Хлопнула дверь, и вбежал наш собственный корреспондент.

— Готово! — сообщил он и жестом удалого картежника швырнул на стол колоду фотографий.

Сверху в качестве туза лежал Вася Сусекин. Уж не знаю, какой он туз, бубновый или трефовый, но только именно он открывал колоду прогульщиков. Его сняли вполоборота. Словно его окликнули, и он обернулся. Я строго взглянул на корреспондента.

— Это как понять? Почему среди них Вася?

— Он драпал с лекции. Я окликнул, он обернулся — я сразу щелк! — похвастал корреспондент и показал, как нажимал на спуск фотоаппарата.

— Все равно нельзя. Он заведует отделом прогульщиков.

— Так это ж сенсация!

— А престиж?

— Без сенсации нет газеты. Сенсация — основа.

— А-а, золотая лихорадка? Клондайк? Ты это брось. Нервы и престиж. Вот главное сейчас.

Но он не согласен. Он разводит руками. Он пожимает плечами. Он кривит губы. Он призывает ребят в свидетели. Я смотрю на ребят: скажите ему в конце концов!

— Это не по-комсомольски, — важно произнес Бурлаков. — Васю нужно на самое видное место.

Я моментально сообразил, в чем дело.

— Вася не в твоей организации. Он на спортфаке. В этом все дело.