Орест Мальцев - Югославская трагедия Страница 60

Переходили еще одну гору, еще одну долину; казалось, вот уже пойдет ровная дорога, но дальше начиналось опять то же самое: гора, долина, спуск, подъем. Обманчивы босанские тропы, босанские лесистые кручи…

Но бойцам все было нипочем. Их песни звучали сейчас веселее и громче, чем раньше. Мы с восторгом встречали и первый солнечный луч, ненароком проскользнувший в сумрачную горную расселину, по которой вилась тропа, и появление в синеве над снеговой вершиной белого рожка молодого месяца. И если б горы на пути были хоть в десять раз круче, реки и пропасти во много раз шире и глубже, а леса еще непроходимей, — мы все равно преодолели бы все препятствия и трудности.

Всех увлекала ясная цель похода. Батальон шел на соединение со своей бригадой. Шел напрямик в район Иван-планины, чтобы действовать в составе бригады на коммуникациях неприятеля между Сараевом и Мостаром. По узкоколейной железной дороге, соединяющей оба эти города, немцы иногда маневрировали резервами, подбрасывая подкрепления из Хорватии и Сербии в Герцеговину и Далмацию. Это была, конечно, еще не та главная боевая задача, о которой говорил Арсо Иованович, но все же это был первый шаг к ее осуществлению.

Мы тепло вспоминали Арсо. Запала в душу его покоряющая улыбка; крепко запомнились обветренное лицо с тонкими чертами и черные глаза, отливающие смоляным блеском, — то ласково-внимательные, то обжигающе-гневные.

Казалось, он незримо сопутствует батальону, слышит бодрые голоса, песни, видит, как бойцы преодолевают трудности пути, понимая маневр… Думая об этом маневре, я решил про себя: буду драться и дальше, не щадя своей жизни, чтобы хоть как-нибудь, по мере сил, помочь своим товарищам по дивизии, которые, может быть, идут сюда…

На второй день марша Вучетин принял с утра дополнительные меры обеспечения: усилил головное охранение, выслал вперед разведку. Двигались без шума, ежеминутно готовые развернуться для боя. Когда с высот сполз туман, мы увидели перед собой изогнутый лесистый хребет.

— Это Иван-седло, — указал на него Милетич, — Иванские горы. В честь русского Ивана так названы неизвестно когда. Подходим… Бранко, ты, ведь, кажется, из этих мест?

— Да, — ответил Кумануди. — А что?

— В гости позовешь?

— Конечно, позову! Великая радость будет для отца. Он уж угостит всех на сла…

Бранко, словно подавившись последним звуком, так и остался с раскрытым ртом. Его брови, похожие на запятые, взметнулись на крутом шишкастом лбу, и застрявшее «а» вырвалось из глотки протяжным воплем:

— Авио-оны!

Он отпрянул в сторону, за ним кинулись еще несколько бойцов.

Я взглянул на небо: на большой высоте, развернув длинные хвосты, медленно парили два ястреба.

— Это не авионы! Это птицы! — во весь голос закричал я.

Разбежавшиеся было бойцы задирали головы вверх и смущенные возвращались на свои места в колонне. А Бранко лишь сплюнул:

— Попутал дьявол!

Узнав о причине паники, Вучетин с досадой взглянул на круглое, лоснящееся лицо Бранко с бегающими желтыми глазами и гневно сказал:

— По прибытии на место — арест на трое суток.

Катнич, услышав это, равнодушно проехал мимо. После партийного собрания, на котором присутствовал Иованович, он уже не вмешивался в распоряжения командира и даже как будто вовсе не интересовался ими. Обогнав колонну, он слез с лошади и сел под деревом.

Я видел, как политкомиссар пальцем поманил к себе Бранко, который понуро шагал в хвосте взвода. «Сейчас начнет читать ему мораль», — подумал я…»

Загорянов с колонной ушел вперед, а перетрусивший Бранко с трепетом предстал перед политкомиссаром.

— Попало тебе, друже, — обратился к нему Катнич. — И от Арсо попало?

— Попадает, сохрани святая дева, — плаксивым голосом ответил Бранко, потупив глаза, ожидая, что политкомиссар даст ему сейчас жестокий нагоняй.

— Да-а, не везет тебе. — К изумлению Бранко, Катнич с явным сочувствием покачал головой. — Не ценят бойцов… Вот ты воюешь, кровь проливаешь…

— Проливаю.

— Жертвуешь жизнью…

— Ага, — кивнул Бранко.

— Голодаешь…

— Ага! — с готовностью согласился тот. И, окончательно уверившись, что нагоняем не пахнет, заговорил смелее, торопливо: — Всегда меня обходят. Я вам даже хотел пожаловаться, друже политкомиссар. Вчера, например, порция хлеба мне досталась самая крохотная. И смалец тоже был неправильно распределен. Бога-ми, неправильно. Лаушек — такой жулик…

— А! Это чех? Постой, постой… — Катнич помолчал, сосредоточившись на какой-то пришедшей ему в голову мысли. — Чех? Жулик… Так… И Загорянов с ним дружит? И даже старшиной взвода сделал? Так вот оно что… Последи-ка за этим чехом. Посмотри, как он распределяет продукты, о чем говорит с Загоряновым. И вообще приходи ко мне в случае нужды.

— К вам? — Бранко вытаращил глаза.

— Ну да, ко мне. Что же ты удивляешься? Но только так приходи, чтобы никто не видел. А Загорянова слушайся и паники не разводи… Будут дела поважнее. Понял?

— Все понял! Хвала вам! Я и не знал, что вы такой добрый, — забормотал Бранко. — Этот Загорянов придирается, что у меня нет военной выправки, заставляет стирать белье. А от мытья белье скорее рвется.

— Ну, насчет белья-то он, пожалуй, прав. Неряшлив ты, скажу по совести. А не любит он тебя из-за того, что ты торговец, буржуй. У себя, в Советском Союзе, они всех таких, как ты, ликвидировали как класс. Понял?

— Значит и у нас так будет? — тревожно спросил Бранко.

— Там посмотрим, — уклончиво ответил Катнич. — Парень ты хороший, оборотистый, смекалистый. Такие нам нужны. Вот затем я тебя и позвал. — Катнич перешел на деловой тон. — Хотел ободрить. Это мой долг — ободрять, поднимать дух у людей. Да. Ты мне нравишься. Надежный парень. В Горный Вакуф Вучетин хотел послать тебя в разведку вместо Петковского. Я отстоял. И сейчас не дам тебя в обиду. Держись за меня крепче. Вучетина бойся. Он ненавидит хорватов, как все черногорцы.

— У, проклятые! — выдохнул Бранко. — Мало их резали.

— Тсс, дурак! — Катнич пригрозил пальцем. — Беги, догоняй роту, — толкнул он его. — И не забудь сказать, если спросят, что я тебя отчитывал за паникерские настроения.

С сокрушенным видом Бранко побежал на свое место, а Катнич, поручив лошадь Пантере, пошел дальше пешком.

«Черт побери, — думал он, идя с бойцами, тащившимися в хвосте роты, — а Ранкович все-таки прав: нужно спускаться в гущу народа, изучать его психологию и добиваться авторитета, который необходим руководителю. Чтобы эти люди шли за нами, они должны нам верить, любить нас. А завоевать их доверие и любовь не так уж трудно: подачка, ласковое или льстивое слово, обещание удовлетворить личную просьбу — и, глядишь, ты уже популярен. Да, все было б хорошо, если б не эти опасные поручения…»

Катнич с тяжким вздохом вспомнил свой последний разговор с Ранковичем в Горном Вакуфе. Утром, в то время как Иованович беседовал с бойцами в гимназии, Ранкович пожелал обозреть с колокольни окрестности города. И там, задумчиво глядя вдаль, он сказал: «Итак, милейший Блажо, положение обостряется. Возникают новые обстоятельства. Нависает непосредственная угроза… А ты все еще теориями занимаешься? А все ли у тебя в батальоне в порядке? Дрожжи-то еще в тесте?.. Ты знаешь, кого я имею в виду? — И, положив руки на каменный парапет, глядя еще зорче вдаль, на восток, тихо продолжал: — Спеши, действуй. Пока не упущено время. Нужно быстрее мобилизовать все наши исконные национальные силы. Если кто из офицеров-четников или усташей перейдет на нашу сторону, создавай для них условия, соответствующие их званиям. Приказ на этот счет я привез. А с другой стороны, не забывай о связи с народом. Держись поближе к бойцам… И вообще ты должен соединять в себе качества льва и лисицы. Действуй хитро, но смело и решительно. Я дал тебе задание и требую его исполнения». При этом Ранкович заглянул своими острыми глазами прямо в глаза Катнича, так что у того дрожь прошла по телу…

«Да-а, — размышлял Катнич, спотыкаясь о выбоины тропы. — С ним шутки плохи. У него есть в батальоне свой человек. Из ОЗНА. Но кто же он? На кого подумать? Ну и конспирация… Жутко! Чувствуешь себя на каждом шагу просвеченным насквозь. Одним трактатом, видно, не отделаешься».

Но было в этой тягостной близости с Ранковичем и нечто обнадеживающее, окрыляющее. Ведь Марко говорил с ним так, как ни с кем другим. И это понятно. Они единомышленники. Они озабочены будущим Югославии: свобода ориентации… ведущая роль сербской нации… командные посты, вожди народа. Все это весьма заманчиво. Велики балканские горизонты!.. Но как бы их не затуманили те, кого следует как можно скорее убрать с дороги… Но как же их уберешь? Пожалуй, легче утопить рыбу в воде.

Нить мыслей Катнича оборвалась. Он приветливо кивнул оглянувшемуся на него с удивлением бойцу, которому наступил на задник.