Евгений Наумов - Черная радуга Страница 60

Теперь он положит жизнь на то, чтобы вырастить их и оградить от алкоголя. Будет всегда с ними.

Его пьяная одиссея кончилась.

Умолкла песня на кухне. Матвей быстро надел полушубок, шапку и тихо, стараясь не скрипнуть, открыл фрамугу. Морозный воздух повалил в комнату.

Боком, держа портфель в левой руке, он протиснулся в узкую щель. Лист Мебиуса… Он должен проходить здесь, под окном. Серая бесконечная поверхность.

Ага, вот она. Кони ржут…

Шагнул и, падая, услышал пронзительный, отчаянный крик.

В коридор наркологического отделения из палаты номер семь вышли хирург Волжин и районный нарколог Киссель.

— После капельницы состояние улучшилось, — сказал Киссель. — Но «белочка» продолжается. Бредит, все вспоминает какую-то черную радугу, Лену…

— Может, Уалу? Эта чокнутая все под окном стоит.

— А впрочем, и не только Лену. Видимо, давняя любовь…

— А толстяк Верховода? Кто этот гнусный тип?

— Верховода — это я, — спокойно ответил нарколог. Волжин поперхнулся дымом сигареты, которую прикуривал.

— Удивляетесь? — продолжал Киссель после некоторого молчания. — Для алкоголиков я исчадие ада, воплощение зла на земле. То и дело грубо вырываю их из сладостной нирваны и безжалостно ввергаю в бездну черных мук и зубовного скрежета. Какие чувства испытывали бы вы к тому, кто сделал такое с вами? Да еще не раз и не два! Мало того, я назначаю и дозирую им эти муки, определяю сроки пребывания в геенне огненной! Первый, кого они видят, вынырнув из ужасающих кошмаров, — это я, и они обращают на меня всю силу ненависти и злобы, все бессилие отчаяния и безнадежности.

— Но всемогущая мафия… или как он называл… матьее?

— Кем должен казаться человеку тот, кто приказывает его связать, когда на него несется грохочущий поезд? Конечно же, повелителем всесильной мафии, которая убивает, пытает, расправляется с людьми самым жестоким образом. М-да…

Волжин почувствовал, что голова идет кругом, и сделал жалкую попытку снова вырваться из плена фантасмагорических рассуждений собеседника.

— Он говорил, что вы толстяк в черных очках, с опухшей физиономией и багровой лысиной.

Киссель затянулся папиросой так, что его впалые щеки почти провалились. От него крепко попахивало спиритусом.

— Толстяк в черных очках — это еще куда ни шло… хотя я никогда не носил черных очков, — он снова помолчал. — Вы были в аттракционе кривых зеркал? В одном вы видите себя чудищем с необъятным брюхом, в другом — паралитиком с отвисшей челюстью, в третьем — вид вроде нормальный, только нога почему-то под мышкой. Психика алкоголика — это кривое зеркало. Один признался, что постоянно видит меня трехголовым, огнедышащим, а в пасти вместо зубов острые скальпели, — он оттянул воротник, словно тот его душил. Показался рваный сизо-багровый шрам поперек горла. — Его метка… Переломил ложку, заточил и подстерег.

— Слава Гиппократу, что мои пациенты не видят во мне многорукого Шиву со скальпелями! — Волжин невольно поежился.

— Иногда меня видят таким, какой я есть, а потом в образе совсем другого человека… или монстра, — Киссель слабо улыбнулся. — Для них я прежде всего символ, фантом зла и преследования, а носителем фантома может быть любая оболочка: давний обидчик, соперник в любви или… соревновании, сосед по коммунальной квартире, собутыльник, даже случайный попутчик в поезде или трамвае, чем-то поразивший больное воображение… Боже! — он потер виски. — Чувствовать себя постоянным героем их пьяных кошмаров и бреда и даже не представлять, каким я кажусь… этого я никогда не узнаю… что за профессия! Всю жизнь вести долгую безнадежную борьбу, в которой не будет победителей, одни побежденные…

Волжин отвел глаза и стал разглядывать свои длинные пальцы. Эта вспышка отчаяния его покоробила. Он уже давно смирился с тем, что врач всю жизнь обречен вести долгую безнадежную борьбу с болезнями: одни исчезают, другие появляются, такова профессия.

— Нужна операция, и как можно скорее. Оба колена разбиты, на левом чашечка раздроблена. Голову тоже нужно просветить, подозреваю: трещина. Ведь с такого обрыва катился по камням… И все же малой кровью отделался.

— Пьяных бог бережет.

— Наваждение! И предшественник его…

Киссель уставился на носки своих ботинок.

— История с предшественником его и подкосила. Вообще, натура сильная, долго держался, но тут… мощный стресс, упавший на благодатную почву и без того отравленной психики. Стал искать каких-то злодеев, возникла стойкая мания преследования. Это все коммунальники виноваты! — с ненавистью сказал он. — Не привели в порядок квартиру — руки, видите ли, не дошли… Но кто знал, что пришлют такого же?

Волжина вдруг осенила догадка.

— И Петрович здесь лечился? — ахнул он.

— Н-ну… теперь можно сказать. Анонимно. Очень просил, чтобы не разглашали. Но ничего не могли поделать — болезнь запущена. Это у них профессиональное, — он выразительно мазнул себя по горлу.

Хирург сделал движение идти, но остановился, замялся:

— Этот фотоснимок… он все время ищет, твердит: дети, их нужно увезти, спрятать за океаном. Семья?

Киссель нехотя пробурчал:

— Откуда у него семья? Вырезка из журнала… каждый строит свой выдуманный мирок, где можно укрыться.

«Надо идти», — со страхом подумал хирург и торопливо бросил:

— Готовьте его к операции, дольше тянуть невозможно.

— Наркоз не возьмет, — тихо сказал ему в спину Киссель.

— Знаю, — хирург порывисто обернулся.

— Сердце не выдержит. Вконец изношено.

Они долго смотрели друг другу в глаза.

— А что прикажете делать? — весь дрожа, воскликнул Волжин. — Свечу за здравие ставить?

Он повернулся на каблуках и стал спускаться по лестнице. Внизу в полумраке он заметил чью-то поникшую фигуру.

Старая женщина. Просто старая женщина с увядшим лицом, морщинками у глаз, потухшим взором. Из-под черной шапки выбились растрепанные седые волосы. «Как они быстро стареют, местные женщины! А ведь еще недавно была примой-танцовщицей… Я не пропускал ни одного ее выступления!» Воспоминание о тайной влюбленности заставило его замедлить шаг.

— Доктор, — сказала она тихо. — Как он?

— Через час операция, — деланно бодрым голосом заговорил врач. — Вытащим. И не таких вытаскивали. Будет жить, — и по привычке добавил: — а сколько — неизвестно.

Спохватился, но было поздно.

— Правда? — голос ее стал звонче.

— Чудес не обещаю, — он решил хоть чем-то приободрить. — Возможно, придется ходить на костылях.

— Будет жить, — повторяла она, не слушая. — Будет жить!

— На костылях, говорю вам! — с раздражением повысил он голос. — Инвалидом!

Она досадливо взглянула на него.

— При чем здесь костыли? Он, — высоко подняла голову, — он на костылях ходить не будет!

Волжин отступил. На его глазах происходило чудо. Куда исчезли морщинки, увядшее лицо, потухший взгляд? Прекрасная, полная сил женщина стояла перед ним. Раскосые дикие глаза смутно и загадочно блистали в полумраке. На щеках играл легкий румянец, а модно крашенные в седой цвет волосы, выбиваясь из-под соболиной шапки, подчеркивали и оттеняли нежный овал лица. «Как же это, как?»

Она прошла мимо пружинистой, танцующей походкой. Не сбежала, а скользнула по ступеням и вот уже идет по снегу через больничный двор. С болезненно забившимся сердцем он смотрел ей вслед. Она остановилась, запрокинула лицо и долго смотрела вверх, на окна палаты…

А в палате, словно повинуясь таинственному зову, Матвей открыл глаза. Зрачки разъезжались в стороны. Белый потолок, яркая лампа. Рядом высится капельница, но по трубочкам уже ничего не струится. Убрали. Думают, что теперь он заснет.

Но даже если и заснет, то проснется в точно назначенное время. В три ночи. Лена уже, наверное, достала и повесила в условленном месте робу. За пять минут он развяжется и уйдет.

Где-то там, далеко, тихое село на берегу прозрачной реки, но транспортер быстро домчит до него. Нескончаемо тянется через Вселенную серая неразличимая лента — до самых дальних звезд.

Он ждал своего звездного часа.

А там ждет она… милые родные лица… руки, протянутые навстречу…

Сердце измаялось и отгорело.

1959–1985

Нева — Беломорканал — Амур — Тихий океан — Северный Ледовитый океан

Ленинград — Хабаровск — Владивосток — Магадан — Анадырь

Полтава — село Засулье

Примечания

1

Принайтованный — привязанный

2

Трехдечный теплоход — трехпалубный теплоход. Дечный, употребл. слитно с числом двудечный, двупалубный, трехдечный, трехпалубный. ДЕК м. морск. палуба и пространство между двумя палубами; ярус. Опердек, верхняя палуба корабля; мидельдек, вторая; гондек, третья.