Валентин Катаев - Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф Страница 62

— Вон!

— Това-а-а-ри…

— Гусь свинье не товарищ! Курица не птица! Не член клуба — не человек. Катись колбасой.

— Мне это, товарищ, извините, даже довольно странно! С точки зрения…

— А вот я тебе сейчас поставлю точку зрения! А ну, где моя клубная палка? — Бац, бац, бац! — Получай точку зрения. Катись! Которые дальше?

— Я желаю в клуб. С Сашей. Мы оба желаем в клуб. Верите ли, товарищ член правления, аж душа болит, до чего хочется в клуб! И Саша может подтвердить. А то что же это — каждый день пивная да пивная… Сил наших больше нету! Спиться можно так. Пропустите, дорогой и глубокоуважаемый член правления! Не дайте погибнуть ни за понюшку табаку! Саша, подтверди!

— Члены клуба?

— Извините! Не успели. Верите ли, аж душа болит! Каждый день пивная да пивная…

— Значит, не члены?

— Не члены.

— Так можете проваливать! Нам таких не надо. А ну, где моя большая палка?.. Следующий!

— Что ж, Саша… Видно, планида наша такая, Саша! Против рожна не попрешь, Саша!.. Поворачивай оглобли, Саша! Пойдем с горя… в пивную! В пивной, Саша, хорошо… В пивной, друг ты мой ситный Саша, никаких членских билетов не спрашивают… Окромя кредитных билетов, конечно… Эх-х, и надеремся же мы с тобой, Саша, с горя!

— Пр-р-равильно!

Окна гребенковского клуба заманчиво освещены. Доносится культурно-просветительный шелест свежих газет и журналов… Доносится веселый смех, говор. Доносится даже, быть может, музыка…

И сидит в дверях гребенковского клуба дежурный член правления с большой деревянной палкой в руках…

Председатель правления гребенковского клуба недоуменно чешет затылок и говорит членам правления:

— Не понимаю я, ребятки, одного: работа в клубе поставлена на ять — выписываются новые газеты, журналы, фортепьяны там всякие… шашки, шахматы… постороннюю публику в клуб не допускаем… не жалея, можно сказать, собственных рук и казенной палки, боремся за культурное процветание станции Гребенки, а толку никакого! По-прежнему переполнены пивные, по-прежнему дети рабочих и служащих бегают по путям, как беспризорные, по-прежнему молодежь хулиганит… Просто ума не приложу, почему бы это!

И крупные слезы катятся по его симпатичному лицу. И он тоскливо повторяет:

— Почему бы это? Поче-е-ему-у-у?

1926

Профгородки*

Пока в месткоме службы движения станции Перово Казанской председателем был т. Попов, союзная работа сводилась к нулю.

Сам предместкома все валил на членов союза, они, мол, никуда не годятся, неактивные лентяи.

А на деле Попов больше занимался в городки, чем союзной работой. На Московском участке он первый городошник.

Учкпрофсож снял Попова и заменил другим. Союзная работа сейчас в месткоме движения идет на все сто процентов.

Когда товарища Попова вызвали в учкпрофсож на предмет головомойки, товарищ Попов презрительно поджал губы, прищурился и переспросил:

— Это я-то плохой работник?

— Именно. Вы-то. Плохой работник. Подтянуться надо, дорогой товарищ!

— Это не мне надо подтянуться, а членам союза надо подтянуться! Я тут ни при чем. Работаю, можно сказать, не покладая рук! В полном смысле слова. Кого хотите спросите.

При этом товарищ Попов засучил рукава и надул мускулы.

— Во! Прошу убедиться. Не мускулы, а, извините, железо.

— Все это так, но работа в вашем месткоме тем не менее равна нулю. Почему бы это?

— Потому что члены союза никуда не годятся. Неактивные лентяи. Посудите сами — можно ли вести работу с такими людьми, если они, я извиняюсь, поезд от змеи отличить не могут?

— Неужели такие отсталые?

— И не говорите! Сплошная невежественная темнота. Мрак! Можете себе представить — до сих пор, на десятом году пролетарской революции, с попами возятся.

— Да не может же этого быть!

— Вот вам и не может! Может! И очень даже просто! Опять же насчет грамотности…

— А что такое?

— Да то, что письма простого не умеют распечатать! С какого угла взяться, не знают. А вы говорите — работа.

— Н-да! В таком случае, конечно, вам, должно быть, туговато с ними приходится.

— И не говорите! Сил моих нету! Хоть плачь! Представьте себе, на днях произошел такой случай. Стоит, значит, бабушка в окошке. Ну конечно, один из этих самых несознательных членов профсоюза берет свою палку да как…

— Ах! Что вы говорите?! Это ужас!!

— То, что вы слышите. Берет, значит, палку да как шарахнет по бабушке! Промахнулся, конечно, подлец! Нешто с такими людьми можно работать?

— Вы нас просто угнетаете, товарищ Попов! Неужели же такое хулиганство?!

— Это еще что! Бывает хуже… Третьего дня, например, три часа поезд выбивали… Ну, наконец выбили. Хорошо. Начинают класть покойников…

— Ради бога! Ни слова больше! Нам делается дурно…

— Вам еще тут, в учкпрофсоже, ничего… А мне-то каково! Опять же на днях такой случай произошел. Поставили дрова — и ну палить! Верите ли, часов, чтоб не соврать, пять палили!

— И что же?

— Все-таки два чурачка там и осталось. Тьфу!

— Как! Из всех дров только два чурачка?

— Именно. Два. Ну можно ли после этого вести какую-нибудь работу?

Товарищи из учкпрофсожа закрыли лицо руками и долго всхлипывали. Наконец наиболее мужественный из них сказал дрожащим голосом:

— Идите, товарищ Попов! Извините, что мы заподозрили вас в плохой работе… Теперь мы сами видим, что при таких обстоятельствах… конечно… Берегите себя! Держитесь! Мы приедем посмотреть. Главное же — берегите себя! А то еще, чего доброго… Револьвер, что ли, с собой захватите! Пишите!

— Э, что там! — воскликнул бодро Попов. — Ерунда! Приеду сейчас к себе — пушку поставлю… Прощайте, товарищи, не поминайте лихом!

Через неделю встревоженные отсутствием известий от товарища Попова товарищи из учкпрофсожа, хорошо вооруженные и мрачные, приехали на станцию Перово.

— Что Попов? — спросили они проходившего мимо стрелочника. — Жив? Не убили?

— Попов-то? Чего же ему сделается? Жив.

— Где же он?

— Известно где! За водокачкой в городки режется!

Учкпрофсожцы дошли до водокачки и увидели следующую картину: Попов с засученными рукавами стоял посередине поля, размахивая палкой, и кричал товарищам, расставлявшим фигуры городков:

— Нешто с такими членами профсоюза можно работать! Одно горе! Полчаса выбиваете попа — все никак выбить не можете! Опять же баба в окошке! Три часа возитесь! Тьфу! Ставьте поезд! Я вам покажу, как надо лупить! Разойдись! Раз-з! И нет поезда! Даешь письмо! Раз-з! И нет письма! А вы что? Разве с вами кашу какую-нибудь сваришь! Как есть неактивные лентяи! Я так про вас и в учкпрофсоже докладывал. Ну чего там лодырничать, валяйте покойников! Раз-з!..

Увидев это, члены учкпрофсожа, не говоря ни слова, повернулись и уехали обратно. Учкпрофсож снял Попова и заменил другим. Союзная работа сейчас в месткоме движения идет на все сто процентов.

Так, братцы, товарищ Попов чуть не пропер союз в городки.

1926

Ау, папаша!*

Будучи сознательным советским младенцем мужеского пола и грудного возраста, настоящим прошу тебя, дяденька «Смехач», обуздать моего беспримерно гнусного папашу, гражданина Александра Григорьевича Сизова, и прогудеть по всему Советскому Союзу про его недостойную, чтобы не сказать крепче, линию поведения как в отношении меня лично, так и в отношении моей беззащитной мамаши.

И нельзя не воскликнуть: «За что боролись?»

Поясню примером: в отношении деторождения упомянутый мой гнусный папаша оказался мастером высокой квалификации, что целиком и полностью подтверждается печальным фактом моего рождения на свет, чего нельзя сказать об алиментах. Родить-то он меня, развратный гражданин, родил, а, как говорится, «об платить алименты не может быть и речи». Почему такое?

Фактически же дело обстоит так. С апреля месяца 1925 года на упомянутого моего гнусного папашу имеется исполнительный лист — взыскивать с него на мое содержание 10 рублей в месяц.

Конечно, денежки не ахти какие! Все же 10 дубов на земле, извините, не валяются, и, принимая во внимание вздорожание молока, манной каши и пеленок, нужно констатировать тот факт, что вышеизложенные 10 рублей являются для меня единственным доходом и средством к существованию. Опять же соска. Разве ж можно допустить, чтобы в Советском государстве пролетарский малютка оказался без спецсоски! И куда смотрит охрана материнства и младенчества? Ау, откликнись!

А все через этого моего вышеупомянутого жулика папашу, который хвостиком прикрылся и платить по исполнительному листу упорно не желает!