Александр Шмаков - Гарнизон в тайге Страница 67

— Срывают сроки выполнения задания командарма, — негодовали красноармейцы.

— Нужна выдержка и спокойствие, — отвечали командиры и политруки.

Как бывает в таких случаях, припоминали все, что связано с событиями. Говорили:

— Один начальник укрепрайона не вытерпел и предупредил гостей. Не послушались — открыл по ним огонь. Осложнение в международном масштабе…

— И что же?

— Посадили на скамью ревтрибунала.

— Вот дела-то какие. Живем, как на вулкане…

Шаев вышел из политчасти. Через час во все концы Союза полетят телеграммы за его подписью. «Прошу принять срочные меры…» Те, кто получит его телеграммы, забегают, сделают все, что нужно, и немедленно ответят: «Меры приняты».

Помполит прошел мимо дежурного.

— Товарищ комиссар, фуражку забыли.

Он не любил носить фуражку, махнул рукой, пошутил:

— Всегда голову подставляй солнцу. Дурные мысли света боятся.

Шаев, насвистывая, сошел с крыльца. Сияло полуденное солнце, под деревьями поджались густые, бархатные тени, будто свернувшись синим клубочком. Хотелось подойти, присесть на траву и погладить их рукой. Тайга разомлела от жары. Спрятались птицы, не поют: забрались в густую траву и дышат прохладой. Только стрекочут кузнечики, кажется, кто-то невидимый стрижет траву ножницами.

В дежурной комнате штаба раздался звонок телефона. Шаев слышал, как дежурный принимал телефонограмму с маяка.

— Что передают?

— В наших водах замечено судно, держит курс норд-ост. Опознавательные знаки не разобраны… — доложил дежурный.

— Опять рыбаки без неводов?!

— Сторожевой катер вышел навстречу…

— Хорошо, хорошо!

Шаев совсем собрался уйти. Но теперь ему захотелось дождаться новой телефонограммы с маяка.

Дежурный записал в суточный журнал сводку.

Помполит зашел в палисадник и сел на скамейку. Он разглядывал яркие цветы на клумбах, словно видел их впервые, Он только сейчас заметил, что клумба в средине была сделана в виде значка ГТО. У физкультурника, выложенного из битого кирпича, стекла, фарфора, были слишком коротки и толсты ноги.

…В дежурной комнате задребезжал звонок. «Скоро, очень скоро», — подумал Шаев и услышал, как, повторяя, дежурный записывал телефонограмму.

— При приближении нашего катера судно отошло за условный знак направлением зюйд-вест… Товарищ комиссар, удрали! — крикнул дежурный.

— Пакостливы, как мыши, а трусливы, как зайцы. Тьфу!

Растерев плевок сапогом, Шаев зашагал от штаба. Пойти домой? Никого нет! Клавдия Ивановна в клубе или ушла в лес за ягодами. Не вернуться ли в политчасть? Еще полдня свободного времени. Это так необычно много, что Шаев даже растерялся.

Сергей Иванович заметил ребятишек, играющих возле дороги, и подошел к ним. Увлеченные игрой, они не обратили на него внимания. Тогда Шаев присел на пенек и прислушался к тому, что они говорили. Его поразили их рассуждения.

— А если переплыть море, что там? — загадочно спросил один из них у загорелого веснушчатого мальчика, должно быть, вожака.

— Япония, — ответил тот. — Вечная задира — все драться лезет.

— Там кто живет?

— Танаки, — важно ответил веснушчатый.

— А знаешь, Вась, когда я буду большим, построю лодку, переплыву море и проведу политзанятия с ними, чтоб не дрались, — с серьезным видом проговорил первый.

— А я буду большим, — заговорил третий, кудлатый, — летчиком сделаюсь, перелечу к ним и газеты наши сброшу…

Шаев встал, подошел к ребятишкам. Они сразу смолкли.

— Вы что тут делаете?

— В политзанятия играем, — ответили дружно.

Сергей Иванович узнал в веснушчатом сынишку Крюкова, а в меньших — двойняшек политрука Серых. Он нежно потрепал ребятишек, взъерошил им волосы на голове.

— Дорогие мои ребята, — проговорил он взволнованно, — конфет нет при мне. За такую игру вы заработали по шоколадке.

Шаев решил обойти казармы и ускорил шаги. Он шел и думал, что вот ребятишки и те живут общими интересами. «Политзанятия провести с ними, чтоб не дрались», — повторил Сергей Иванович слова малыша, и ощущение полноты жизни захватило его. Можно ли было посягать на эту красоту человеческого существования, осквернять ее войнами?

Шаев зашел в караульное помещение, обошел посты и теперь направился в казарму связистов. Издали он услышал, как красноармейцы разучивали песню, пели ее еще бессвязно и недружно.

Окна казармы были раскрыты. На подоконнике стояли банки с цветами: георгины склонили свои пышные головы, а астры раскланивались, тронутые легким ветром. «Работа женсовета, — отметил он, — создает уют, облагораживает». Сзади казармы, на площадке, собрались красноармейцы: одни играли в волейбол, другие дружно над чем-то смеялись.

Шаев заходил к связистам утром или вечером. И всегда его раздражал лай и скулеж собак в питомнике. Сейчас здесь было тихо. Собаки, разомлевшие от жары, уткнув морды в землю, лежали в траве.

Шаев прошел на площадку.

Волейболисты в трусиках, вспотевшие, задрав голову и вытянув руки, ловкими и быстрыми ударами направляли мяч.

В стороне от волейбольной площадки по столбу с перекладинами лазил медвежонок, пойманный командиром отделения Сигаковым. Медвежонок, как циркач, ловко забирался наверх и смешно спускался.

Помполит, отвечая на приветствия красноармейцев, раскланивался то в одну, то в другую сторону.

— Вырастет — убежит. Сколько зверя не корми, а он все в лес смотрит…

— Убегал, товарищ комиссар, поймали…

Шаев сел на скамейку к красноармейцам.

— Ну, как живем, что нового у вас?

Это было неизменное начало самых непринужденных разговоров. Красноармейцы любили помполита, говорили с ним, как с другом, забывая о его высоком чине.

Шаев обвел глазами сидящих. Взгляд его остановился на красноармейце с большими черными бровями. О чем он думает сейчас? О службе? Учебе? Или о жене? Он запомнил этого красноармейца. Он тоже был у него. Жена просила выслать справку, жаловалась в письме, что одной плохо жить. Красноармеец настоятельно просил разрешить ему привезти сюда жену. Она живет недалеко от гарнизона. Он сказал красноармейцу: «Сейчас нельзя, а чуть позднее можно будет — люди гарнизону нужны».

— Что пишет жена?

— Просится сюда.

— Лучше ей будет здесь?

— А то как же! Все вместе — и горе пополам делить легче, — досказал красноармеец.

Помполит усмехнулся.

— Дома и стены помогают. Жена сейчас неплохо живет. Квартира есть, муку дают, жить только без тебя скучновато, а? Приехала бы она сюда, работа найдется, а где поместили бы ее? Квартир-то нет!

Красноармеец соглашался.

Из раскрытых окон доносилась песня. Теперь ее уже пели слаженней, чем вначале.

— Готовятся к олимпиаде, — сказал Власов, заметив, что помполит прислушивается.

Красноармеец передернул черными бровями, добавил:

— Комвзвода хороший…

— Ну, а как твои дела? — спросил он Мыларчика.

— «Солнышком» овладел, могу показать… — боец подбежал к турнику, снял ремень и, сделав несколько махов вперед и назад, быстро завертелся на турнике.

— Ловкий он у вас парень, — сказал Шаев, любуясь гимнастической выучкой красноармейца.

— Душа у него только частнособственническая, — вставил сосед, совсем еще безусый красноармеец.

И Шаеву рассказали, что у Мыларчика при осмотре сундучков нашли сорок осьмушек махорки.

— Накопил, в деревню хотел увезти.

— Там папирос хоть отбавляй…

— Верно! Я получил письмо. Пишут, высший сорт курят…

— Жалко ему было отдавать…

— О чем спорить? — сказал Шаев. — Что было, то прошло.

— Правильно, товарищ комиссар, — слезая с турника, заговорил Мыларчик. — Я теперь уже осознал свою ошибку…

Шаев в душе радовался.

— Ну, а что пишут из дома?

— Кулаков ликвидировали.

— Я, товарищ комиссар, — начал Мыларчик и сел к Шаеву, — много думаю, как сделать специальный прибор, чтоб всех кулаков сразу разглядеть можно было. Думаю, думаю и придумать не могу.

Вспыхнул и погас дружный смешок.

— Думать-то не над чем. Этот прибор уже изобретен, описан в книгах и называется ленинизмом. С его помощью не только кулаков разглядишь, а весь мир поймешь — что к чему? Одни люди жили и живут богато, другие бедно. Почему? Буржуазия вечно воевала и воюет с пролетариатом. Почему? Япония провоцирует нас на войну. Почему? Как занимаешься по политподготовке-то?

— На удочку.

— На удочку сейчас рыбу не поймаешь, умная стала. На «хорошо», на «отлично» надо заниматься! Тогда и прибор изобретать не надо.

— А еще я интересуюсь вопросом… Кулаков мы ликвидировали, живут они в определенном месте. А как кончат там жить, куда их денем?