Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том второй Страница 70

Тетушки, золовушки, снохи и прочие добродетельные родственницы поучают молодуху правилам хорошего тона и ведения домашнего хозяйства.

Это эпизод из классической драмы Шарда. Исполнение настолько талантливо и выразительно, что заражаешься сочувствием к девушке, похожей на беспомощного щеночка, попавшего в кольцо чужих собак. Сочувствуешь, не понимая ни слова текста.

Спектакль идет на языке маратхи. Это основной язык, распространенный в штате Махараштра. А театр — небольшой, уютный, со зрительным залом мест на шестьсот — входит в состав так называемого института литературы, который было бы правильней назвать культурным центром, притягивающим к себе многие виды искусства.

В активе института около двух тысяч. Среди них не только писатели и журналисты, но и актеры, режиссеры, художники, научные работники — все, кому дорог этот язык, кто желает сохранить его для потомства. Здесь проводятся все литературные мероприятия, здесь сосредоточены печатные органы, читаются лекции по трем разделам искусства, наконец, здесь работает экспериментальный любительский театр драмы. Кстати, здесь есть и кружки по изучению русского языка. Узнаем, что уже идет к концу работа по составлению маратхо-русского словаря.

Свое летоисчисление институт ведет с тридцатых годов, точнее, с 1934 года, с первых литературных концертов. В сороковых годах институт сыграл выдающуюся роль в сохранении и развитии индийского искусства драмы, переживавшего в те годы настоящий кризис. Драматический театр стоял перед реальной угрозой поглощения его искусством кино.

В борьбе за сохранение индийского драматического театра выделился доктор Бхальрао, имя которого сейчас присвоено институту. Организовав фестиваль драмы, Бхальрао поставил на своем творческом знамени девиз — сохранение народного искусства. За основу брались сюжеты классических поэм «Рамаяны» и «Махабхараты». Постановки носили массовый характер, их повторяли в селах во время религиозных праздников. Именно фестиваль стал главным источником сбора средств на постройку этого дома. Ведь до 1947 года, года независимости, государство очень мало участвовало в таких делах.

Как хорошо, что институту присвоено имя его фактического организатора, человека, отдавшего все силы национальному искусству Индии, подлинному энтузиасту своего дела! Вообще я подметил этот штрих в жизни индийцев. Они именуют свои учреждения именем действительных, пусть даже скромных, деятелей данного фронта, не прибегая к обязательному преклонению перед тенями великих, но часто далеких светил.

...Итак, мы встречаемся сегодня с писателями, пишущими на языке маратхи. Они уже ждут нас. В небольшой комнате института собралось человек двадцать. В основном люди средних лет, если не считать двух старцев и нескольких юношей. Среди собравшихся две женщины.

Наша беседа начинается с забавного эпизода, отражающего патриархальность в местной писательской среде. Сразу же общим вниманием овладевает один из старцев, который заводит речь о... коммунизме!

— Был у нас в далеком прошлом поэт Намдев, — говорит старик, — так вот, он раньше Маркса открыл коммунизм. Он не делил людей на касты, не измывался над хариджанами, всех людей равными считал.

Оглянувшись на наших хозяев, замечаем на их лицах смущение и растерянность. Видимо, они знают, как трудно остановить старика, если он уже начал держать речь. Знают и то, что увлеченный ассоциациями, этот оратор может наговорить невесть что. Но прерывать патриарха от литературы? Немыслимо.

Наше дело — соблюдать вежливость. Добросовестно слушаем старика, который, зацепляясь за случайные слова, уже окончательно утратив нить мысли, перескакивает от одной истории к другой.

Ответственный секретарь местной писательской организации, толстяк с глянцеватой лысиной, весь истерзался, ерзая на стуле и бросая на старца-оратора умоляющие взгляды. Наконец он встает со стула в отчаянной решимости сделать патриарху намек на то, что его регламент истекает. Но тут сама судьба приходит ему на помощь — оратор умолкает так же неожиданно, как заговорил. Буквально на полуслове он вдруг кладет голову на ручку своего посоха и самым непосредственным младенческим образом засыпает. Его коллеги облегченно вздыхают, и мы приступаем к настоящей беседе.

Секретарь организации вводит нас в историю литературы маратхи. Она берет свое начало в тринадцатом веке. Первыми произведениями явились переводы с санскрита. Это были «Рамаяна» и «Махабхарата», впервые зазвучавшие для народов на родном языке. Затем стихи-молитвы в честь бога Пандарпура. В период колониального господства очень развилась журналистика маратхи, а затем родились собственная драматургия и проза. Драматургия вначале только воспроизводила традиционные сюжеты санскрита. Потом появились первые робкие шаги в направлении собственной оригинальной драмы.

— Шекспира у нас не переводили, а переписывали применительно к нашей жизни. Позднее появился целый цикл драм под влиянием Ибсена. И ваш Гоголь. У нас знают и любят «Ревизора»...

Дальше секретарь рассказывает нам о прозе маратхи, которая началась с романтизма. Так же, как и у казахов, широко была отражена трагедия женской судьбы, борьба за раскрепощение женщины. Аналогию с развитием казахской литературы я нахожу и в том, что молодая проза огромное внимание уделяла историческим темам.

Наше глубокое внимание, блокноты в наших руках — все это производит на писателей маратхи большое впечатление. Они ревниво следят за речью своего секретаря, то и дело напоминая ему какие-нибудь пропущенные детали, называя новые имена, всячески желая удовлетворить нашу любознательность.

— Самый большой наш писатель — Апте, — сообщает один из молодых наших собеседников, — его считают Диккенсом маратхи. Один из его многочисленных романов, вскрывающих острые социальные проблемы, переведен на русский под заголовком «Кто позаботится?». Нам хотелось бы, чтобы наши уважаемые советские гости прочли этот роман.

Мы узнаем имена еще двух популярных писателей — Канолькара и Тендулькара. Узнаем, что за последнее двадцатилетие появилось немало интересных произведений, в которых глубоко освещается народная жизнь.

Я внутренне одобряю выступление этого парня. Думаю о том, что если бы к нам в Алма-Ату приехали люди, ничего не знающие о казахской литературе, я построил бы свое выступление для них примерно так же. Выставил бы на первый план Сакена Сейфуллина, Мухтара Ауэзова, Беимбета Майлина. А для характеристики последнего двадцатилетия в развитии нашей литературы, пожалуй, воспользовался бы формулировками, данными этим молодым индийцем.

Наши собеседники точно задались целью заполнить наши блокноты до конца. Перебивая друг друга, они сообщают нам все новые и новые подробности о себе.

— Из Махараштры вышел в девятнадцатом веке крупный журналист Тилак, ставший видным лидером национально-освободительного движения в масштабе всей страны... — (я вспоминаю по аналогии нашего Чокана Валиханова). — У нас сейчас появляются пролетарские поэты... — (вспоминаю Сабита Муканова тридцатых годов).

— У нас есть женщины-сказительницы, поэтессы. Часто неграмотные, они дают великолепные образцы устного творчества.

— О жизни неприкасаемых пишет наш крупный писатель Аннабхау Сатхе.

— Во время традиционных октябрьских религиозных празднеств мы ставим спектакли по деревням. Народ любит их. Мы очень ценим драму как средство приобщения неграмотных масс к культуре...

Ах, как им хочется высказаться! И как мне понятна эта атмосфера страстного стремления молодой литературы к выходу на широкую арену. Как им обидно, что их крупные произведения все еще мало переводятся! А ведь на языке маратхи говорят почти сорок миллионов человек.

...Бомбей — самый космополитический город, из всех виденных нами индийских городов. В его порту сталкиваются корабли со всех концов света. Бомбей, конечно, не только центр штата Махараштра, но и крупный промышленный и культурный центр всей Индии. Здесь живут и работают уже описанные Кришан Чандр и Ходжа Ахмад Аббас, так сказать, аксакалы индийской литературы. Здесь же творят такие крупные деятели кино, как Радж Капур, Балрадж Сахни и другие. Кто только из популярных писателей, ученых, политических деятелей всего мира не побывал в Бомбее! Немудрено, что энтузиасты из института имени Бхальрао в какой-то мере ощущают себя провинциалами в собственной столице.

Многое я улавливаю в недомолвках и выразительных интонациях наших собеседников — писателей, пишущих на языке маратхи. Ведь как бы высоко вы ни ставили европейскую цивилизацию, вас не может не унижать мысль, что ваша древняя культура, затоптанная в свое время колонизаторами, воспринимается со снисходительным высокомерием как нечто экзотическое и несущественное. И как глубоко понятно страстное желание освободиться от комплекса неполноценности, рожденного столетиями угнетения, утвердить себя, свой язык, свой духовный мир! Тем более, что у народов маратхи поистине неисчерпаемая казна, завещанная им предками. Нам знакомо горячее чувство нетерпения по пути в большой мир, знакомо желание убыстрить темпы, прокричать знакомый лозунг: «Время, вперед!»