Евгения Изюмова - Дорога неровная Страница 71

- Знаешь, Панек, - сказал Максим, - я хочу, чтобы дитё росло под моей фамилией, нашей фамилией. Давай распишемся? Сколько времени мы вместе, а все по-разному кличут.

Павла опять посмотрела на Максима в упор, но взгляд был теплым и ласковым, отчего и Максиму стало уютнее и теплее на душе. Однако Максим не знал, что Павла ответит, вполне возможно, что и не согласится пока, но та ответила просто:

- Давай. Завтра у нас что? Двадцать третье ноября? - она глянула на календарь. - У нас выходной, вот и пойдём.

Дружников подхватил её на руки, закружил по комнате, но вовремя спохватился, что это может оказаться вредным для здоровья жены, и отпустил. А Павла, словно ничего и не произошло, буднично сказала:

- Я хочу до вахты, - вахтой называлось дежурство в пожарной, - на базар сходить, дай, пожалуйста, денег.

Деньги всегда хранились у Максима. Вернее, лежали в черной инкрустированной цветной соломкой шкатулке - таких шкатулок много продавалось на рынке по воскресным дням. Ничего особенного в тех шкатулках не было, но падал солнечный лучик на узор из соломки, и вспыхивала шкатулка всеми цветами радуги. Вот именно в такой момент и залюбовался Максим узором, купил шкатулку, куда стали они складывать свою зарплату. Однако распоряжался деньгами Максим, он же ходил в магазин за покупками. Павла не перечила: муж не транжира, не пьяница, деньги тратил только по делу, и если покупал что-то из одежды, то никогда не промахивался размером - всё на Павле сидело, как на неё сшитое, обувь была точно по ноге. А уж наряжать жену Максим любил: то платье крепдешиновое купит, то туфельки лаковые. Принесёт покупку домой, заставит Павлу примерить, а сам стоит рядом, любуется или на руки подхватит и закружит по комнате. Но иногда и Павла делала покупки, потому Максим ответил:

- Да бери, сколько хочешь. Только иди осторожнее, там, на горке у рынка, может быть скользко, - и ласково погладил Павлу по спине. - И сумку возьми маленькую, тебе нельзя тяжести носить.

Павла шла не спеша между тесными овощными рядами, прицениваясь то к одному, то другому. На сердце было светло и спокойно: Павла чувствовала себя счастливой, чувствовала себя не просто женщиной, а любимой женщиной, а это очень важно знать, что тебя любят. И вдруг услышала:

- Вот она, Гриша, вот она, бесстыжая! Мужа увела, у-у-у, злыдня!

Павла резко оглянулась и увидела сзади Ефросинью, бывшую жену Максима: злые заплывшие глазки сверлили Павлу, и столько в них было лютой ярости, что Павла содрогнулась, но упрямо сдвинула брови и не отвела взгляда. Неподалеку стоял Григорий - старший Максимов брат - и ухмылялся задорно в усы, дескать, вот потеха - бабы сейчас из-за мужика драться будут. Но Павла глянула презрительно на Ефросинью и степенно пошла прочь. Та сначала остолбенела от удивления - баба же, хоть и городская, а скандалить не стала, но потом выбранилась и бросилась вслед за Павлой:

- Ишь, вырядилась, бесстыжая! Все на Максимовы денежки. Гриша, Гриша, наподдай ей, опозорила она всех нас!

Павла остановилась, вновь резко глянула через плечо, и Ефросинья застыла на месте, словно шкодливая злобная дворняжка, которая может облаять человека только со спины. Павла пошла дальше, и Ефросинья засеменила следом, по-прежнему ругаясь. А Григорий, не сходя с места, уперев кулаки в бока, грохотал на весь рынок:

- Держи ее, Фроська, держи!

О встрече с Ефросиньей на базаре Павла ничего не сказала Максиму: муж горячий нравом, возьмет да помчится на Четырнадцатый участок, отколотит бывшую жену. Однако до самого вечера, пока не легли спать, была задумчива, и Максим ничего не мог понять: с утра была веселая, ласковая, а потом посмурнела. В постели он бережно прижал Павлу к себе, погладил по голове и спросил прямо в ухо:

- Ну, как? Пойдем завтра расписываться?

Отдел записей гражданского состояния или попросту - ЗАГС - находился в небольшом рубленом домике, идти туда надо было через станционные пути, вверх на небольшую горку. Максим шёл в новом костюме, в новом полупальто-«москвичке» и начищенных сапогах: ботинки не любил. Он чувствовал себя немного скованно в этой одежде, потому что ему нравилось военное - шинель, фуражка, сапоги, он даже подпоясывался только старым кожаным армейским ремнем. И если бы не надо было идти рядом с Павлой, да ещё в такое важное место, как ЗАГС, он бы надел свою обычную одежду.

Максим вел под руку Павлу, тоже наряженную в новое - шерстяную шаль, пальто с цигейковым воротником, на ногах - чёрные, недавно купленные, полусапожки на невысоком каблучке. Он задрал самодовольно бритый подбородок вверх (не любил бороду, носил только «ворошиловские» усики), горделиво посматривая по сторонам, дескать, смотрите все, какая у меня молодая жена.

В ЗАГСе их встретила сухощавая, одетая в строгое чёрное платье женщина.

- Что вы хотите? - она и её молоденькая помощница внимательно смотрели на пару: крепкого мужчину с весёлыми, пожалуй, даже озорными глазами, и его спутницу, которая была, вероятно, лет на десять, если не больше, моложе, уже заметно располневшую от беременности.

- Да вы понимаете, дорогая дамочка, вот расписаться решили, - очень учтиво произнёс Максим, но женщина вдруг выпрямилась над столом и сердито уставилась на шутника.

- Я вам не дамочка! - отчеканила она звонко. - Я - советская служащая и член партии!

Максим смутился и пробормотал:

- Извините, конечно, товарищ… нам бы вот… расписаться… - и скосил глаза на живот Павлы, дескать, войдите в наше положение.

Служащая смягчилась.

- А где же вы раньше были? - она тоже выразительно посмотрела на живот Павлы, отчего та мгновенно покраснела.

- Да так уж как-то, - Максим, сраженный суровостью служащей ЗАГСа, развел руками. - Всё думали: успеем ещё…

- Ну что же. Пишите заявление, - и она подала бланки для заполнения. - А регистрация через месяц, потому что положен испытательный срок, вдруг вы раздумаете вступить в законный брак.

- Ну, - разочарованно вздохнул Максим, - это нам уже поздно. Нам бы сегодня. А испытательный срок нам не нужен, мы давно вместе и расходиться не собираемся, - он улыбчиво посмотрел на Павлу, мол, подтверди, что говорю правду.

- Жених, - строго заявила служащая, - не спорьте, пожалуйста, таковы правила, и я их из-за вас нарушать не собираюсь.

Максим вытаращился на неё не столько из-за отказа, сколько из-за такого необычного для него слова - «жених». Павла не выдержала и улыбнулась, глядя на молодую женщину, улыбнулась и служащая, отчего лицо её стало милым и простым.

- Ну, хорошо, - неожиданно смилостивилась она, - раз у вас так уж получилось, то, думаю, в интересах будущего ребёнка, чтобы он явился законнорожденным, я могу отступить от правил. Платите гербовый сбор, и оформим документы сегодня, - торжественно провозгласила служащая, при этих словах лицо помощницы просияло, видимо, девушка переживала за новобрачных, что им сначала отказали, но вмешаться не посмела.

- Да, Боже ты мой, - воскликнул Максим, - да я вам всё, что у меня есть, отдам!

- Все не надо, это вам не частная лавочка, - с достоинством возразила служащая, и Максим тут же выложил нужную сумму, а Павла заполнила бланки. Потом заведующая ЗАГСом сделала записи в толстой разлинованной книге, где велела Максиму и Павле расписаться, и затем торжественно провозгласила их мужем и женой. И всё - процедура бракосочетания была завершена легко и просто. Максиму вручили гербовый лист, где значилось, что брак Максима Егоровича Дружникова и Павлы Федоровны Ермолаевой узаконен.

Максим торжественно и аккуратно сложил плотный лист вдвое и бережно спрятал во внутренний карман пиджака: «Ну, голубушка, моя ты теперь навеки, и никому я тебя не отдам», - подумалось радостно. Да и Павла почувствовала себя как-то необычно, по-особенному, ведь с Копаевым она не регистрировалась, и хотя Витюшка носил его фамилию, сама Павла до сих пор была Ермолаевой, и вот она - Дружникова. Она улыбнулась заведующей, и та улыбнулась ответно, видимо, и ей тоже было приятно видеть новорожденную семью, хотя она и нарушила правила.

- Ой, Елена Михайловна! - пискнула испуганно помощница. - А когда же молодые целоваться будут? Они же не поцеловались даже!

Елена Михайловна всплеснула руками: ритуал и впрямь нарушен.

- В самом деле, молодые, вы должны обменяться первым супружеским поцелуем.

- Горько! - весело возвестила помощница и захлопала в ладоши.

- О! Это мы всегда готовы, - сверкнул глазами Максим, - это мы с дорогой душой! - и крепко поцеловал Павлу в губы.

В феврале следующего года Павла родила девочку, назвали ее торжественным нездешним именем - Лидия. На кого похожа - непонятно, и на немой вопрос глаз Максима Павла, улыбаясь, ответила:

- Это твоя дочь, Максим, - и поправилась. - Наша дочь.

От этого признания Максим не находил себе места: он - отец, у него дочь, у него с Павлой будет много детей - мальчишек и девчонок. С парнями, как подрастут, будет ходить на охоту, девочки будут помогать матери…