Олесь Донченко - Золотая медаль Страница 77

— Варюша, давай купим розы!

Марийка подходит к столику и выбирает в ведре лучшие цветы. Одну розу она пришпиливает себе на грудь, другу дает Варе.

— Варенька, ты сегодня просто необыкновенная! В тебя влюбятся все наши ребята!

Марийке хочется обнять ее и поцеловать — какая же она хорошая, привлекательная и нежная! Варя с улыбкой посматривает на подругу — давно уже не было у Марийки такого настроения.

— Что у тебя сегодня за неестественное воодушевление?

Марийка громко смеется:

— Почему — неестественное? По-моему — вполне человеческое, нормальное ощущение июньского утра. Даже наперекор надоевшим экзаменам, которым, кажется, не будет конца!

— Мне они еще больше надоели, — вздыхает Варя.

— Шипы на розе, — констатирует Марийка с таким видом, что нельзя понять, то ли это касается экзаменов, то ли настоящих шипов.

— А как ты думаешь, — спрашивает Варя, — кто-то из наших пользуется шпаргалками?

— Почему ты вдруг об этом? Думаешь — все святые? Базилевская, кажется, не вылазит из шпаргалок. Да я самая как-то хотела принести шпаргалку на письменную по геометрии. Не веришь? Ха-ха, я в твоем представлении в таком, знаешь, сияющем ореоле отличницы! Правда же? А о шпаргалке думала серьезно. На всякий случай. И просто забыла ее захватить. Хорошо, что такая задача попалась, я ее вдруг раскусила.

— А мне и не сказала!

— Я тебя оберегаю от плохих примеров.

— Нет, я боюсь, — призналась Варя. — Нет у меня смелости. Попадешься — умереть можно от стыда.

Их догнала Нина Коробейник.

— Девчата, ура, ура, осталось только два экзамена!

— Сегодняшний не считается, — заметила Марийка.

— Правильно, и тогда остается всего один, последний!

— Ох, — вздохнула Варя, — и завидую же я вам, отличницам!

— Ну, это просто нечестно, Варя, — сказала Марийка. — У тебя же — ни одной тройки!

— А у тебя — ни одной четверки! Небольшая разница, Марийка.

— А я думаю, — сказала Нина, — что экзамены никогда не могут обнаружить настоящего знания у ученика. Троечник может получить вдруг пятерку. Ну, так вытянет случайно билет со знакомым материалом. А пятерочник может на экзамене растеряться, разволноваться, вот и — тройка, если не двойка. Я убеждена, что экзамен — просто анахронизм. При коммунизме, я уверенна, никаких экзаменов не будет. Найдут какую-то другую форму проверки знаний. Этим уже придется заняться нам. Мы сохраним нервы миллионам юношей и девчат от экзаменационной горячки.

— Пофилософствуй и иди отвечать по истории, — засмеялась Марийка. — Вот вытянешь сегодня несчастливый билет — не посмотрят, что ты Нина Коробейник!

— Отвечаю тебе на это очень мило: типун тебе на язык!

— Благодарю.

Вдруг Варя и Нина увидели, что Марийка изменилась. Она пристально в кого-то всматривалась с нескрываемым выражением тревоги.

Подруги глянули в ту сторону, куда смотрела Марийка. Возле школьного крыльца стояла женщина. Нина и Варя не знали ее. Марийка невольно прибавила шаг.

— Это — мать Мечика, — промолвила она.

Женщина пошла ей навстречу.

— Наталия Федотовна, — вскрикнула Марийка, — что случилось?

Женщина вдруг обняла ее и залилась слезами.

— С Мечиком нашим снова беда… Хоть вы придите сегодня, Марийка… Вас он, может, послушает… Там такой… весь в бинтах…

По ее отрывистым словам можно было только понять, что Мечик где-то играл в карты, устроил ссору, и его очень избили.

«Мечик… Мечик…»

Марийка ощущает, как дрожат ее губы. Она словно оказалась за толстой стеной. Голоса членов экзаменационной комиссии и учеников, которые отвечают на вопрос, звучат глухо, словно из глубокого колодца.

— Шепель! — слышит Марийка чей-то далекий, знакомый и вместе с тем такой незнакомый голос.

Из-за парты возле стола выходит чья-то высокая тень. «Ага, Шепель… Да, Шепель…»

И снова все, как за глухой стеной…

Тем временем Лида Шепель начала отвечать.

— Что там у вас? — спросил Юрий Юрьевич.

— Тридцать третий билет, — сказала Шепель. — Итоги первой пятилетки. Семнадцатый съезд партии.

И, спеша, скороговоркой, будто боялась, что ее остановят, она затарахтела:

— Выполнение пятилетки за четыре года требовало высоких темпов развития промышленности. В тысяча девятьсот тридцать первом году — третьем году пятилетки — было намечено возвести свыше тысячи новых предприятий. В промышленность и сельское хозяйство за этот год было вложено…

Она передохнула, словно залпом выпила стакан воды, и снова, спеша, глотая слова, продолжала:

— Третий год пятилетки был назван «третьим решающим». В этом году сдан в эксплуатацию Турксиб, длиной одна тысяча пятьсот километров, который прошел по степям Казахстана, где недавно ходили только кони и верблюды.

Она не замечала, как почему-то начали переглядываться члены комиссии, как седовласая женщина, представитель областного отдела народного образования, наклонилась к Татьяне Максимовне и что-то ей шепнула.

Шепель продолжала отвечать без остановки, словно выбрасывала из уст длинную, ровную ленту слов. Татьяна Максимовна остановила ее:

— Шепель, расскажите нам своими словами о международном значении пятилетки.

Ученица замолчала, беззвучно пошевелила губами и, неожиданно для всех, начала снова:

— Третий год пятилетки был назван «третьим решающим». В настоящем году был сдан в эксплуатацию Турксиб, длиной одна тысяча пятьсот километров, который прошел по степям Казахстана, где недавно ходили только кони и верблюды.

По классу пробежал чуть слышный шелест, и тотчас ученицу остановил Юрий Юрьевич.

— Вас просили рассказать о международном значении пятилетки. Своими словами, понимаете?

Девушка не заметила, как учитель подчеркнул это — «своими словами». Она какое-то мгновение молчала, растерянно посматривая на комиссию и, ухватившись вдруг за нить мыслей, снова затарахтела…

Седовласая женщина раскрыла учебник истории СССР и тихо, но так, что ее слышали все члены комиссии, сказала:

— Слово в слово!

Шепель не понимая, почему ее вдруг снова остановили — на этот раз Татьяна Максимовна — и приказали вытянуть новый билет.

— «Билет девятый, — прочитала Лида. — Аграрная реформа Столыпина. Владимир Ильич Ленин о столыпинской аграрной реформе».

— Так, довольно, — сказал Юрий Юрьевич. — Можете ответить?

И снова без передышки быстро поползла длинная, ровная лента слов…

— Слово в слово, — снова промолвила представительница облнаробразования. Юрий Юрьевич нервно поглаживал бородку.

— Довольно, — сухо сказала Татьяна Максимовна.

Так ничего и не поняв, удивленная и растерянная вышла Шепель из класса.

Марийка в конце концов заставила себя не думать о Мечике и все внимание сосредоточила на экзамене.

Когда ее вызвали и она, сев за отдельную парту, прочитала билет, ощутила, что в ней рождается знакомая радостная уверенность. Волнительный холодок пробежал по спине…

«Международное и внутреннее положение Советской республики после окончания гражданской войны». Что же, все это знакомо, все это Марийка знает чудесно.

С этой глубокой внутренней уверенностью в себе вышла Марийка отвечать экзамен по истории.

Вечером между членами комиссии зашел спор по поводу Лиды Шепель. Представительница облнаробразования настаивала, чтобы ученице поставили тройку.

— Это же явная зубрежница, — говорила она. — Вызубрила текст, как попугай. Да означает ли это, что она знает историю СССР? Убеждена, что не знает. Поставь перед нею какой-то отдельный вопрос, и Шепель или не сумеет ответить, или начнет танцевать от печки. То, что она нам декламировала, это — не знание!

За тройку стояла и Татьяна Максимовна. Но Юрий Юрьевич настаивал на четверке, исходя из тех соображений, что ученица на протяжении года всегда отвечала по истории хорошо. Учителя поддерживала и Надежда Филипповна. Не высказался еще пятый член комиссии — Олег Денисович.

— Я только что просмотрел оценки Шепель по другим предметам — сказал он, и в его голосе послышались нотки непонятного раздражения. — Она — кандидат на серебряную медаль. И что же, сегодняшний ее ответ по истории все перечеркивает. Ужасно досадно за девушку! Ужасно! А могла бы ответить отлично.

— Итак, вы считаете… — не договорил Юрий Юрьевич.

— Считаю, что мы не имеем права ставить хорошие оценки за тарахтение, которым она нас сегодня угощала. Подумайте, на выпускном экзамене подменять самостоятельные ответы такой декламацией! Слово в слово, как в учебнике. Просто возмутительно! Не стихи же она читала!

— Вот вам, Юрий Юрьевич, противоположный пример, — вмешалась Татьяна Максимовна. — Полищук! Вы, я думаю, обратили внимание на ее самостоятельное мышление, на примеры, которых не найдешь в учебнике. А с каким блеском охарактеризовала последние выступления Ленина!