Зигмунд Скуинь - Нагота Страница 78

— С виду шустрые, только ростом не вышли,

— На танцульки сосунки больше ходят. Жалкий контингент. Длинные патлы да штаны широкие. Борода, и та еще не выросла. А главное, глупы непроходимо.

— Разве это мешает танцевать?

— Кому как, мне мешает.

— Зато музыканты молодцы.

— Музыканты у нас что надо. «Рандавская пятерка». Комсомольцы долго ломали голову: можно ли комсоргу играть на трубе? Наконец решили, что можно.

Одним своим краем парк спускался к реке. Склон высокий, но пологий, лесистый. От опушки парка до самой воды тянулся зеленый лужок. С высоты открывался вид на речные извивы, песчаные отмели, противоположный берег. Казалось, из темного парка на реку распахнуто окно.

Постепенно народ собирался. На эстраде, правда, все без особых перемен. Музыканты по-прежнему раскручивали провода, проверяли микрофоны, с олимпийским спокойствием настраивали инструменты, курили, балагурили. Лампочки над танцплощадкой то гасли, то загорались.

Неподалеку от буфета они столкнулись с Марикой и Тенисоном.

— Так, так, — многозначительно обронила Камита. — Ну, конечно...

— Да, милая! Чему ты удивляешься? — Марика демонстративно взяла под руку Тенисона. — Мы передумали. Вечер чудесный. Отчего ж немного не потанцевать для моциона?

— Но ты же собиралась в Ригу?

— Не я, а Варис.

Тенисон протянул ему руку, сделав вид, что утром они не виделись.

— Ну, поэт, как вам понравилась наша Рандава? Что за девочки, а!

— Да, успел приглядеться.

— Фи, как не стыдно! — Камита дернула его за рукав. — С нами гулять и на других заглядываться.

— Почему же на других? Этого я не говорил.

Вопрос Тенисона ему показался идиотским. Как и собственный ответ. Бирута еще больше потупилась, защелкала пальцами.

— Я смотрю, — как-то странно усмехнувшись, сказала Марика, — вас успели прибрать умелые руки.

— Ты чем-то недовольна? — Камита метнула в нее быстрый взгляд. — А что до моих рук, они и в самом деле ничего. Ручки что надо...

— Да, маникюр им, знаете ли, за счет комбината делают, — вмешался Тенисон. — Профсоюз оплачивает.

Бирута, бросив страдальческий взгляд, отвернулась к эстраде.

— Пора бы начинать.

— Темноты дожидаются. При свете дня танцы в Рандаве не ладятся. Темнота нашим парням придает смелости, они из этой братии.

— Так сознайся, Камита, который годочек тебе стукнул?

— Варис, миленький, ты становишься неинтересным. Каждый год задаешь один и тот же вопрос. Представь себе, уже двадцать два! А еще через двадцать два я буду бабушкой.

— Ну это как сказать. Все ли так гладко пойдет?

— Можешь не сомневаться.

Все, кроме Бируты, улыбались, стараясь показать, что чувствуют себя непринужденно. И он улыбался, хотя нервы были взвинчены, а на сердце кошки скребли.

— На день рождения пьют вино, — сказал Тенисон. — Может, дойдем до буфета?

«Марике пить нельзя».

«Что за шутки!»

«Вовсе не шутка. Марика ждет ребенка». (Совершенно спокойно, глядя Тенисону в глаза.)

«С ума сойти! Ну и ну!» (Всеобщее замешательство.) «Марика, это правда?»

«Впервые слышу».

«Тенисон, может, для ясности повторите то, что сказали мне в гостинице? Ну да, сегодня утром, когда пытались выклянчить эти несчастные письма...»

Он так отчетливо себе представил диалог, что в мыслях уже видел замешательство присутствующих: Тенисон окаменеет, потом сникнет, Марика побледнеет, Камита встрепенется от любопытства... Слова были готовы сорваться с языка, внутри разливалось злорадство. Почему ж он промолчал, почему, почему?..

— Что ни говорите, а Варис настоящий джентльмен. Только он и вспомнил про виновницу торжества.

— Я слышал, будто торжество переносится.

— Что ж с того, что переносится. Не поступаться же добрыми традициями.

Камита опять оказалась рядом. Он посмотрел на нее, взгляд как-то сам собой скользнул за вырез платья. Он тотчас отвел глаза и вздрогнул, будто прикоснулся к чему-то горячему. Вообще, с ним творились странные вещи: язык его, руки, ноги, глаза — все они жили сами по себе. Не таким он был наивным, чтобы не понять, что Камита нарочно ведет себя вызывающе, вольно, но в том-то и был весь соблазн. Смелая, даже дерзкая, она не стеснялась проявлять откровенный интерес к нему. Между тем как он, точно тряпка, болтался на ветру, что-то мямлил. А ведь она, можно сказать, приносила себя в жертву.

— Ну, Сандр, что будем делать? Неймется нашим задирам.

— Традиции надо уважать.

— Почему бы вам в таком случае не взять меня под руку? Тоже добрая традиция — ну хотя бы назло Марике.

— Она и не смотрит в нашу сторону.

Из-под ресниц Камиты полыхнуло зеленым пламенем.

— Уж я-то знаю, что говорю...

Громко разговаривая, Тенисон шел впереди с Марикой и Бирутой. Его головка, подпертая снизу белым нейлоновым воротничком, вертелась из стороны в сторону. Казалось, что даже его маслянисто-серые, похожие на подшерсток волосы источают лукавство. Ну вылитый кот, мерзкий котище! И спина у него котовская, и походка ленивая, мягкая. Не хватало только хвоста, но его нетрудно было домыслить под удлиненным модным пиджаком.

С детства он привык в своем воображении превращать людей в животных. Может, оттого, что когда-то был без ума от мультфильмов. У них во дворе неограниченным деспотом правил Волдынь из соседнего дома, всех задирал, дразнил, высмеивал, никому не давал прохода. Превзойти свирепостью и силой этого злодея для него было делом несбыточным, зато он превратил Волдыня в собаку и на радость себе действительно обнаруживал в нем все больше собачьих повадок.

Много неприятностей ему в школе доставляла алгебра. Учитель Пупуринь, раздавая контрольные работы, нередко ему выговаривал: «Милый юноша, тот, кто не в ладах с математикой, попросту духовный инвалид». Было невыносимо стыдно, он краснел, чесал затылок, крутил пуговицы на куртке, а про себя твердил: «А ты индюк, индюк, вот ты кто».

Его раздражал один лектор из общества по распространению научных знаний, который везде и во всем усматривал «переходный период». Лектор был небольшого росточка, с пушистой макушкой, с толстыми отвислыми губами, морщинистым лбом и тоской в глазах. «Современный уровень развития химии — всего-навсего переходный период... переходный период органического синтеза заключается в том... принимая во внимание переходный период в науке вообще... истинное положение вещей следует отличать от состояния переходного периода...» Этого лектора он представил себе мартышкой. Слушал его и думал: у мартышек голый зад — это состояние переходного периода или истинное положение вещей?

Перед буфетом выстроилась длинная очередь. Продавщица время от времени сердито покрикивала:

— В розлив не продаем. Только бутылками.

— Ай-ай, любезная! Могли бы и разлить.

— Сами разольете, не развалитесь, у меня что, работы мало!

— Да это же все равно что счастье по стаканам разливать.

— Я свое давно разлила, можете не беспокоиться.

Напитки отпускались быстро, морока начиналась, когда дело доходило до мороженого, печенья, колбасы — тут приходилось взвешивать. Очередь обрастала советчиками и просто страдателями, те подсчитывали возможности, прикидывали, давали указания, зудели и путали: рислинг не бери, возьми два вермута. А лучше так: один ром и два лимонада. И шпроты в масле. Эй, вы, впереди, все не расхватайте, оставьте что-нибудь и нам. Не пускай того без очереди. Жанис, вот тебе еще два рубля на всякий пожарный случай. Ладно, Илга, не жмись, отдадим с получки...

Отоваренные со счастливыми лицами, размахивая бутылками, шурша бумажными стаканчиками, разбредались по укромным уголкам парка.

— А на что мы сядем? — оглядевшись, спросила Марика.

Тенисон в мгновение ока скинул пиджак и широким жестом тореодора расстелил его на траве. Что ж, пример был подан.

Он тоже снял пиджак, небрежно бросил на землю. Камита тотчас на него уселась, вытянув ноги. Бирута, поколебавшись, осторожно опустилась на краешек.

— Так вот, — сказал Тенисон, — за большое потомство Камиты.

— Фи, как не стыдно. Отставить! Это не тост.

— Напротив — тост превосходный! Я бы даже сказал: государственного значения. Чтобы нация не скудела.

— Свой патриотизм сможешь сам доказать на деле. У меня другое предложение: выпьем «большой молчаливый». Каждый в душе пожелает мне того, чего хочет. За то и выпьем.

— Годится.

Марика взглянула на Камиту, потом на свой стаканчик. Вначале показалось, не станет пить — стаканчик опустился, но это она выуживала комара, потом выпила все до дна.

— Спасибо, Сандр, — усмехнулась Камита.

— За что?

— За то, что ничего не пожелали.

— Откуда вы знаете?

— Я видела, куда вы смотрели. А вы, Тенисон, видели?