Олесь Донченко - Золотая медаль Страница 79

С нежной грустью смотрела теперь девушка на такие знакомые фикусы в кадках под стенами, на стенгазеты с цветными заголовками, нарисованные детскими руками карикатуры. Вот в углу окно с широким подоконником. Как удобно было сидеть на подоконнике с подругами, обсуждая на перемене какое-то школьное событие!

Школьные события, уроки, учителя, светлое детство — прощайте!

Как все ждали этот день, ждали окончания школы! Почему же так щемит сердце, почему трогательная тихая грусть набегает легким облаком?

Жалко чудесных школьных лет, они не повторятся никогда. Не возвратится детство — отшумело оно, отлетело, как птичья стайка. Пришла юность — тоже чудесная, тоже крылатая, а все же почему-то жалко того, что ушло навсегда.

Впереди — институт, лекции, новые подруги, новая жизнь. Каким оно будет?

Навстречу идет коридором Саша Нестеренко. Длинный черный вихрь спадает нему на смуглявый лоб, закрывает глаза, и он привычным движением головы отбрасывает его назад. Нестеренко сегодня ответил на экзамене первым, уже успел побывать дома и снова вернулся в школу.

— Марийка! — обрадовался он и смутился вместе с тем. — Ну как там? Никто не срезался?

Он замолк, осмотрелся вокруг, взгляд его пробежал по стенным газетам.

— Не верится, Марийка, что все кончилось, что ты уже не ученик. Странное чувство — никогда еще не приходилось оканчивать школу. Правда! С непривычки хожу, не знаю, куда себя деть. Я тебе не мешаю?

Они остановились у окна, и Марийка ахнула: на фоне предвечернего неба, словно впаянное в голубой воздух, высоко поднималось ажурное плетение подъемного крана. Медленно поворачивалась стрела, прочеркивая в чистом небе четкую линию. Где-то на шестом или на седьмом этаже беспрерывно работали каменщики. Они казались кукольными человечками…

— Да этого же дома еще месяц назад не было! — вскрикнула Марийка. — Помню, как разбирали деревянный двухэтажный домик. Это, значит, на его месте… Саша, ты только посмотри! Ну, глянь!

Не замечая, что уцепилась парню в рукав, Марийка восторженно припала к оконному стеклу.

— А мы вот что сделаем! — И Нестеренко распахнул окно настежь. Подул ветерок и зашевелил волосы. Донес размеренный гул улицы, грохот лебедки, тарахтение транспортера на стройке, сигналы грузовиков.

— Между прочим, это будет новый корпус мединститута, — сказал Нестеренко.

— Ах, так! — Марийка обернулась и посмотрела на парня. — Ты же, кажется, тоже в мединститут? Не ошибаюсь?

— Да нет, абсолютно точно. Давно уже решил. А ты не раздумала?

Марийка еще раз глянула на Нестеренко. До сих пор он ничем не привлекал ее внимания. Обычный мальчуган, несмелый с девчатами, увлекался природоведением, биологией, учился на четверки. Пятерки и тройки были у него редкими гостями. Девушке вспомнилось, как несколько раз Саша получал замечание от учителей за то, что читал на уроке «посторонние» книги.

— Итак… — промолвила Марийка… — Итак, возможно, нам придется вместе учиться в институте?

— Очень возможно, — улыбнулся он. И вдруг заговорил серьезно и страстно, словно обрадовался, что имеет возможность высказать свои заветные мысли. — Видишь, Мария, я думаю, что при коммунизме может измениться не только психология человека, а и его тело, весь организм. Человек должен раз и навсегда забыть, что такое инфекционная болезнь. Профилактика достигнет таких вершин, что инфекционные заболевания станут одиночными случаями. При коммунизме врачи не будут лечить, а будут заниматься профилактикой, будут добивать последние бациллы на земле. Феноменально, правда? У профилактики просто ошеломляющее будущее, честное слово! Я перечитал об этом десятки книг!

В пустом коридоре голос его отдавался эхом и затихал в отдаленных уголках школы. Молчаливо и строго смотрела высокая белая дверь класса. За ней тоже было тихо и пусто. Только за раскрытым окном бурлил город, вскрикивали сирены автомашин, что-то громыхало на стройке, а ровная стрела крана чертила все новые и новые линии на голубом полотнище неба…

43

— Нина Коробейник!

Густо рассыпались аплодисменты, на задних рядах присутствующие восставали с мест, чтобы лучшее видеть.

Не спеша, Нина встала. Отец в шутку подтолкнул ее, но она, с подчеркнутым чувством собственного достоинства, горделиво прошла к столу президиума. В ту минуту она была не толстушкой ученицей, а по крайней мере сказочной принцессой невиданной красоты.

Вове Морозу вдруг припомнилось, как Нина когда-то подсказывала ему возможный сюжет картины о приезде в колхоз знатной гостьи. Наверное, сейчас девушка и воображала себя живой героиней этой картины.

Ощущая на себе взгляды сотен глаз — сияющих и восхищенных, — Нина остановилась перед столом, похожим на цветистую клумбу от великого множества тюльпанов, белых нарциссов и горящих роз. Лилии поднимали вверх свои снежно-белые чашечки.

— Внимание! Приготовиться! — промолвил в оркестре тихий голос, и послышался легкий стук палочки дирижера.

Татьяна Максимовна торжественно вручила Нине аттестат и четырехугольную коробочку с золотой медалью. Потом она какой-то миг молча и пристально вглядывалась в лицо ученицы.

Татьяна Максимовна, наверное, хотела сказать выпускнице что-то значительное и вместе с тем простое, материнское. Но только тихо вздохнула и, пожав ей руку, громко промолвила:

— Поздравляю вас! Пусть эта награда будет залогом ваших дальнейших успехов в учебе!

Дирижер взмахнул палочкой, у музыкантов надулись щеки, трубы вместе грохнули веселый туш, зазвенели медные тарелки, звонко ухнул барабан, заглушая треск аплодисментов. С Нины вдруг слетело высокомерие. Яркий румянец разлился пятнами по ее лицу, она растерялась, разволновалась. Радость, неудержимая радость нахлынула на нее — вот она, минута, о которой столько передумано и мечталось, вот блестящая победа ее, Нины Коробейник! Ради нее собрались сюда педагоги и родители, собрались все подруги и товарищи. Ради нее гремит музыка, и все в лучших своих нарядах, и директор школы поздравляет и жмет ей руку!

Девушка быстро пошла, почти побежала на свое место. Отец встал ей навстречу и, обняв, поцеловал в лоб. Она еще больше зарделась, укоризненно глянула на него — как это так, при всех на собрании! А в груди высокой волной поднималось счастье. Нина сама ощущает, как эта волна наполняет ей грудь, подкатывает к горлу, и хочется обнять весь мир и всех любить, даже такую холодную Малярию Базедовну, которая, кажется, хоть в конце года запомнила ее фамилию!

— Полищук Мария!

Нина вздрогнула. «Почему — Полищук? Ах, да, у нее тоже золотая медаль!»

И снова аплодисменты, снова гремит оркестр, и Марийка, держа в руках аттестат и коробочку с золотой медалью, поворачивается к присутствующих и затуманенными глазами смотрит в зал. На какой-то миг она словно застывает на месте и видит Юлю Жукову, Нину, Виктора, Варю Лукашевич и многих, многих других своих одноклассников и подруг. Видит педагогов, родителей, гостей…

Жукова сидит в третьем ряду, с одной стороны у нее — отец, с другой — мать. Нина пришла с Романом Герасимовичем, сейчас они оба склонились над раскрытой коробочкой, рассматривают медаль. Виктор — тоже с родителями и со старшей сестрой.

«Мама, только тебя нет! А ты пришла бы, обязательно пришла бы на этот вечер, когда твоей дочери вручают золотую медаль. Как бы ты радовалась! Что бы ты сказала, мамочка?»

Так с затуманенными глазами, улыбаясь, словно сквозь туман, шла Марийка на свое место, а ее ловили за руки подруги, провожали аплодисментами учителя, родители, ее одноклассники.

Друг за другом подходили к столу выпускники. Серебряные медали получили Юля Жукова, Виктор Перегуда, Саша Нестеренко и, совсем неожиданно для всех, Варя Лукашевич.

Это не было неожиданностью только для Марийки, которая последние два месяца напряженно работала с Варей и с особой заботой и старательностью подготовила ее к экзаменам. Это было бы невозможным, если бы сама Варя не начала учиться с исключительной настойчивостью.

Виктор нес коробочку с медалью осторожно, обеими руками, как хрустальную вазу. Когда он сел на свое место рядом с отцом, Степан Яковлевич быстро нагнулся к нему и шепнул:

— Ну, Виктор, спасибо! Порадовал нас… Верю, что и тот… будешь настоящим сталеваром, новатором…

После вручения аттестатов выступил с речью Юрий Юрьевич. Никогда еще не видели десятиклассники своего классного руководителя таким взволнованным.

— Друзья мои! — сказал он и вдруг замолк, снял пенсне и с особой старательностью начал протирать платочком стеклышки. Все поняли, что делается сейчас в душе старого учителя, и не у одного выпускника подкатился к горлу горячий клубок.