Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто Страница 8

— Ну да. Так и сказано: советские и монгольские войска.

— Не может быть!

— Прочитайте сами.

К студентам подошел декан факультета.

— Что это, Владимир Александрович? Война? — спросил Сергей. — Так, пожалуй, и госэкзамены не успеем сдать.

— А кому ты там нужен? — насмешливо и зло спросила Аня. — Чтобы под ногами у добрых людей путаться?

Сергей обиделся и торопливой скороговоркой выпалил:

— Воевать так воевать! Пиши в обоз на самую последнюю повозку! Там наверняка пригожусь!

— Вместо пугала? Смотри ты, как расхрабрился!

— Не знаю, что и сказать. Очередной шантаж, как на Хасане, или что-то посерьезнее? — Профессору хотелось прекратить неприятную перебранку. — Думаю, что начать войну они не посмеют. Теперь не девятьсот четвертый год. Японцы уже имели возможность в этом убедиться.

— Реакционная военщина никогда умом не отличалась, — заметил Геннадий Иванович.

— Так-то оно так, — неопределенно пробормотал кто-то и замолчал.

— Пошли в общежитие, — предложил Дедушкин. — В семь часов по радио будут последние известия.

По дороге Аня и Сергей отстали. После долгого молчания Сергей заговорил, будто размышляя сам с собой:

— Из-за этой проклятой близорукости я скоро окажусь никому не нужным человеком!

— Перестань! — оборвала Аня. — Городишь всякую чепуху, а потом разыгрываешь трагедии! Какой ты неуравновешенный, право. Раскричался, как петух на навозной куче!

— Аня!

— Как тебе не стыдно? — продолжала она наседать на Сергея. — Начал хвастаться перед Владимиром Александровичем.

— Я сказал то, что думал. В случае войны я не останусь в стороне.

— Ходишь мешок-мешком, а мечтаешь о военной службе!

— Так я же ничего такого не сказал…

— Глупо получилось! Очень глупо…

Но это уже было началом примирения. Вскоре они сидели на скамейке около общежития, укрывшись одним пиджаком.

Всего четверо суток оставалось Нине отдыхать. Она уже с грустью думала о том, что придется вернуться в опустевшее на лето общежитие. Другие уезжают домой, а ей некуда. Хоть бы найти на лето какую-нибудь работу…

На выходной день в дом отдыха из города приехали гости, а из соседних колхозов и с пристани пришла молодежь. Под вечер начались танцы.

Нина смотрела на танцующих. К ней уже подходили несколько парней и приглашали, но она отказалась — ждала Колю. Сегодня они вдвоем ходили в лес и только недавно вернулись. Он пошел переодеться, но как долго его нет! «Заснул, наверное, хороший мой», — подумала Нина и чуть не засмеялась. Мой! Странно. Она уже называет его своим…

Потом она начала сердиться. Его ждешь, потому что без него — все не так, а он опаздывает!

Подошел Федор. Он только что выкупался. Его волосы, черные как смоль, остриженные под бобрик, были мокрыми; не успела просохнуть и рубашка с короткими рукавами.

Еще издали он крикнул:

— Приглашаю на три вальса, Ниночка!

— Хорошо, — согласилась она, продолжая сердиться на Колю. Опаздывает — пусть подождет.

— Только чур! На три вальса.

— Согласна на пять!

— Ох и потанцуем, Ниночка!

Нина не понимала, почему Зина «не переваривает» Федора. Он же остроумный и по-своему красивый. Учился хорошо. Оставлен при институте. Значит, заслуживает этого. Чем же Федор не угодил Зине? Может, у Зины так начинается любовь? С ненависти? Говорят, и так бывает. Вот было бы славно! Сразу две пары: два друга и две подруги.

Николая она увидела неожиданно. Он сидел рядом с баянистом и улыбался им. Федор тоже заметил его. В перерыве между вальсами он умышленно вывел Нину на другую сторону площадки. Она не стала противиться: пусть Коля позлится. В следующий раз не будет опаздывать.

Николай подошел к ним, когда баянист снова заиграл.

— Потанцуем, Нина? — спросил он.

Федор отстранил его локтем и громко, чтобы слышали окружающие, сказал:

— Обождешь еще, молодой человек. Тут пока занято.

Николай неловко потупился и отошел в сторону, делая вид, будто ничего не случилось, но так неумело, что Нине стало жаль его.

Подошла сотрудница дома отдыха и что-то сказала Николаю. Не дослушав ее, он резко повернулся и широко зашагал к зданию дирекции.

— Молодой человек решил поревновать наедине, — сказал Федор. — Ничего, пусть привыкает. В жизни пригодится.

«В самом деле, почему, почему Николай ведет себя так глупо? — рассердилась Нина. — Ревнует? Пожалуйста!»

Николай быстро вернулся. Он был озабочен,

— Нина, мне нужно поговорить с тобой. И ты, Федя, мне нужен, — сказал он взволнованным голосом.

— Какие там разговоры! — отрезал Федор. — Вальс «Дунайские волны»! Прошу!

— Подождите! — почти крикнул Николай. Он добавил еще что-то, но Нина не расслышала. Теперь она танцевала назло ему.

— Ух, ревнивый черт! — шепнул Федор и засмеялся. Это не понравилось Нине, но она ответила:

— Глупости мальчишеские! Я сама знаю, с кем мне танцевать!

Николая она увидела вновь, когда тот шел к главному корпусу.

Ссора была замечена. Нина чувствовала на себе изучающие и любопытные взгляды: ведь их дружба ни для кого не была секретом.

Вскоре подбежала Зина.

— Дура! — шепнула она, вырывая Нину за руку из круга танцующих. — Что ты делаешь? Он же уезжает.

Это уже слишком. Нина никогда не думала, что Николай может быть таким капризным. Это ли не глупость? Приревновать, и к кому? К Феде! И еще уехать!

Не веря, что Николай может решиться на такой шаг, она все же пошла в главный корпус. Постучалась в комнату Николая, заглянула в красный уголок и библиотеку. Нашла она его у кастелянши. Стоя на коленях, он укладывал вещи в чемодан.

— Коля!

— А, это ты! — Николай откинул назад волосы и пристально посмотрел на нее. — Разве танцы кончились?

— Не глупи, пожалуйста, — попросила она тихо. — Не будь смешным.

— Я? Нисколько. Мне надо уехать. Только поэтому я беспокоил вас. Извини, пожалуйста. Помешал.

— Коля!

— Пожалуй, это даже к лучшему. Дороги, видишь, разные.

— Глупый ты, вот что!

— Разве? Спасибо за откровенность. Буду знать.

Он встал, взял пальто, чемодан и глубоко вздохнул. По лицу его пробежали глубокие тени. Помолчав немного, он подошел к ней.

— Нина, я уезжаю, — начал он тише. — Прошу тебя…

— Скатертью дорога.

— Выслушай, пожалуйста…

— Я же сказала: скатертью дорога, — ответила она, как бы не замечая протянутой руки.

— Ну, прощай, если так.

Он постоял немного, потом, резко повернувшись, выбежал из корпуса.

Нина вышла вслед, Николай был уже далеко. Навстречу ему бежали двое сотрудников из дома отдыха и передали какие-то бумаги.

Из-за поворота дороги вывернула полуторка и остановилась. Николай забросил чемодан в кузов и, став ногой на колесо, перемахнул через борт. Машина тронулась. На мгновение Нина увидела его лицо, его печальный и грустный взгляд.

— Коля! Подожди! — вырвалось у нее. Машина, оставив сизый дымок, умчалась.

Вечером перед отбоем в комнату девушек постучал Федор. В руке его была бумажка.

— Удружил этот друг, черт бы его побрал! Полюбуйтесь! — И он бросил на стол бумажку.

Это была телеграмма на имя Николая. «Приезжайте институт девять утра вас вызывает директор», — прочитала Зина.

— На обороте прочитай, — сказал Федор, поглядывая на Нину. Она сидела на койке с опухшими глазами.

«Дружище, — читала Зина, — время пришло, и меня зовут. Желаю счастья.

Р. 3. Да объясни, почему до сих пор я молчал об этом. Не хотел, чтобы обо мне говорили: «Пустая бочка громче гремит». Напишу, если буду жив. Николай».

— Что это? О чем он? — не поняла Нина.

— Коля давно подал заявление в военкомат с просьбой отправить в действующую армию в Монголию. Ответа не было, а сегодня…

— О, господи! — вырвалось у Нины. — Он так просил его выслушать…

— Четыре года прожили вместе, — возмутился Федор, — а не захотел даже попрощаться по-человечески!

— Он же два раза подходил к вам, меня посылал, — резко заметила Зина, враждебно взглянув на Нину. — А вам не до него было. На нервах решили поиграть! Радовались, что он за вами по площадке бегает!

— Да брось ты разыгрывать трагедию! — перебил ее Федор. — Если бы умел ценить…

— На коленях должен был стоять перед вами? Мало вам того, что люди над ним смеялись?

— Ну и язык у тебя… — огрызнулся Федор и хлопнул дверью.

В комнате стало тихо. Зина взяла полотенце и вышла. Когда она вернулась из умывальной, Нина плакала навзрыд, уронив голову на подушку.

Часы в коридоре пробили двенадцать. Стрелки отсчитывали уже минуты и часы нового дня.

В дни подготовки к госэкзаменам выпускники занимались с утра до поздней ночи. Они сидели в круглой аудитории рядом с лаборантской, закрыв на замок дверь в коридор. Напрасно звонил звонок, призывая на перерывы: никто не обращал на него внимания.