Свет не без добрых людей - Шевцов Иван Михайлович Страница 8

- Он о вас очень хорошо говорил, - сказала Вера чуть слышно, вспоминая голос, жесты, слова Посадова. - Он вас ангелом назвал.

Надежда Павловна вдруг разразилась веселым, звонким, девическим смехом:

- Тут он правду сказал - я была ангелом… На сцене… Ну, раз уж так - тогда слушай.

Она вдруг умолкла, погасив внезапную веселость, начала спокойным, ровным голосом:

- Когда-то давным-давно, когда тебя на свете еще не было, я из самодеятельности заводского Дома культуры попала в школу Большого театра. Меня считали одаренной, пророчили карьеру, будущее. Я размечталась и тоже видела себя в блеске театральной славы; во сне я часто летала над землей, над домами, над удивленной толпой, которая награждала меня аплодисментами. Родители мои были простые люди, работали на заводе "Богатырь". Представляешь, сколько было радости в семье: дочь простого токаря, единственная дочь - артистка. Да где? В Большом театре. Первой моей ролью была роль ангела в "Демоне" Рубинштейна. Как я радовалась этой роли! Я была самой счастливой в мире. А ведь роль-то пустяковая, почти статист. Зато Большой театр! А потом явился он, мой гений. Это был Демон. Демон не только на сцене. В жизни он был Демоном, особенно для нас, женщин. Ты видела его - Алексея Васильевича. Он еще и теперь хранит былую осанку. А тогда он был молод. У него был чудесный голос - не сильный, но дивный, обворожительный, какой-то неповторимой окраски. Для нас, театральной молодежи, было большим счастьем послушать его на репетициях. И конечно, не один только голос его очаровывал нас. Его глаза, полные огня, мужественное, смелое лицо, благородная осанка, его изящные манеры. Мы влюблялись в него, не скрывая своих чувств друг от друга. А он ни на кого из нас не обращал внимания. Он был непостижимо велик, не удостаивал нас ни словом, ни даже взглядом. И вот однажды на репетиции "Демона" он вдруг оглядел меня с ног до головы - я была в костюме ангела - и сказал, глядя мне прямо в глаза: "А вы действительно ангел. Даже без этой декорации". И бровью повел, точно хотел подцепить и сбросить мой театральный наряд. Представляешь мое чувство? Я онемела, остолбенела - стою статуей и не знаю, что со мной. Он ласково улыбнулся мне в лицо и отошел своей горделивой походкой. Я была счастлива. И в то же время во мне поселился страх. Сама не знаю почему и от чего. Следующая наша встреча - это было дня через три после первой - произошла опять в театре, на сцене. Я ждала за кулисами своего выхода и неожиданно почувствовала непонятную тревогу. Заколотилось сердце, что-то заметалось во мне, я хотела было уйти к девчонкам, оборачиваюсь - а он стоит рядом со мной, огромный и сильный, настоящий демон, и говорит: "Что вы делаете сегодня вечером, мой ангел?" - "Ничего", - пролепетала я. А он мне сразу, не дав опомниться: "Демон был бы беспредельно счастлив совершить с вами прогулку в парк культуры". Предложение было неожиданное, как гроза в январе. Уже не помню как, но я согласилась, и мы гуляли с ним в Сокольниках. Такие встречи, такие вечера бывают только один-единственный раз в жизни. Мы обошли весь парк. Он говорил, а я слушала и любовалась им. Потом сидели на скамейке. Он взял мою руку и, внимательно, как вещь, рассматривая ее, сказал: "Да, это ангельская рука, рука ангела, который будет моей женой". Я тогда ответила: "Зачем такие шутки, Алексей Васильевич?!" А он повторил настойчиво и твердо: "Вы будете носить фамилию Алексея Васильевича Посадова". И поцеловал мою руку. А потом спросил уже шепотом: "Будете?" Вместо ответа, я заплакала. Что было со мной потом, трудно словами передать. На репетициях меня бросало то в жар, то в холод, мне хотелось убежать из театра. Я жила как во сне. Я любила его, и как огня боялась этой любви, не верила его словам. Однажды произошло то, чего я больше всего опасалась: демон соблазнил ангела. Грех этот случился в театре, в уборной демона. А тут еще непростительная неосторожность с его стороны: в уборную зашел гример, все стало известно дирекции. Через два дня был издан приказ: ангела уволить, а демону объявить выговор со строгим предупреждением. Оскорбленный и возмущенный всей этой жуткой историей, Алексей тут же уволился из театра. Через несколько дней мы поженились и уехали в Минск, в молодой белорусский театр оперы и балета. Встретили там нас хорошо, зачислили в штат, как сейчас помню, - это было в конце мая 1941 года. Думалось, вот наконец начнем строить свою жизнь, забудем неприятности, придет счастье, сбудутся мечты. Но беда уже у ворот стояла. 22 июня началась война. С одним чемоданчиком в руках покидали мы с Алексеем горящий Минск. Где ехали на попутных машинах, где брели пешком в толпе таких же, как и мы, беженцев. Страшное было время. Фашисты летали над колоннами беззащитных людей и расстреливали в упор из пулеметов. Дороги были устланы трупами женщин, детей. Кругом горели села. Так мы добрались до Борисова. В Борисове Алексея мобилизовали в армию. Расстались мы впопыхах: в городе была паника. Расстались без слов, молча. И навсегда. Не доходя Орши, мы оказались в тылу у немцев. Фашистские танки обогнали нас. Мы подались на север, к Витебску, думали, там пробьемся, не вышло. Но мне повезло: скитаться пришлось недолго - через две недели я была уже в партизанском отряде, которым командовал Семен Захарович Егоров, в прошлом партийный работник. Я стала партизанской разведчицей. Жизнь заставила и научила. Жизнь всему научит, если ты не идешь против нее. Там, в белорусских лесах, я увидела и узнала по-настоящему людей. В партизанском крае я встретила человека, который потом, в сорок четвертом году, стал отцом моего ребенка. Не мужем, - отцом. Он считал, что семья его погибла. Были основания: эшелон, в котором жена его с двумя девочками эвакуировалась, фашисты разбомбили. Потом, уже после войны, оказалось, что семья его чудом спаслась. Он живет со своей семьей. Сын живет со мной, учится в школе. Ему уже семнадцать лет.

Надежда Павловна встала, налила фруктовой воды из бутылки, предложила Вере. Девушка отказалась. Надежда Павловна, выпив воду, продолжала уже стоя, слегка прислонясь к столу.

- В сорок четвертом кончилась наша партизанская жизнь, и я с ребенком приехала в Москву. Отца уже не застала в живых, а через полгода умерла и мать. Виделась дважды с Алексеем. До этого все три с лишним года мы ничего друг о друге не знали. Он считал меня погибшей. Женился. Детей, правда, у них не было. Мне было очень тяжело в Москве. Смерть родителей. Неустроенность жизни. Ужасное состояние. Люди кругом радовались окончанию войны, а у меня на душе лежало что-то тяжелое, сырое и давило, не давало покоя. И опять надо было начинать все заново. А как, с чего начинать? Разное думалось: вернуться в театр, предлагали пойти учиться. Никто за меня не мог решить, что мне делать, как быть? Сама я должна была думать и решать. Сама, чтоб потом никого не корить. И вот интересно: двадцать лет я прожила в Москве, родилась здесь, росла среди сорванцов Марьиной рощи, у меня тут было много подружек детства, и знакомых, и родственников. Три года не видела Москвы, соскучилась так, что душа ныла. А приехала - и поняла, что сердце свое там, в партизанских краях оставила. Встретила одного из бывших партизан наших, приезжавшего в Москву в командировку. Рассказал много интересного, как восстанавливается край, в котором мне, бывшей разведчице, каждая тропинка знакома, каждый куст - родной. Я долго не стала раздумывать - поехала. Встретили меня, как родные. Да они мне и были роднее родных, все эти люди, лесные солдаты, бывшие народные мстители. Хорошие это люди, Верочка!.. Ну, повезли меня в совхоз, как раз в тот, где наш отряд действовал, - там тогда на месте сожженных колхозных деревень совхозы создавались. Директором был знакомый мне бывший командир одной партизанской бригады. Он меня хорошо знал, и я его знала. В совхозе были главным образом бывшие партизаны. Избрали меня секретарем парторганизации. И с тех пор я там живу и работаю. Хозяйство большое, условия трудные. Тут я поняла, что такое жизнь. Тут началась моя новая роль. Это сильнее, сложнее и глубже, чем на сцене. Тут тебе никакой пьесы, никакого готового текста. Ты сама и автор и актер. Вот о ней, об этой моей роли и говорил Алеша Посадов. Роль, скажу тебе откровенно, трудная, но зато уж главная и благородная.