Иван Курчавов - Шипка Страница 82

Сулейманка привязалась ко всем солдатам, а от Шелонина не отходит ни на шаг. Он за едой на кухню, и она с ним, он за патронами — собачонка тут как тут. Сегодня она тоже увязалась за Иваном, хотя пластуны протестовали решительно, не стала бы шуметь, идут они не на прогулку, а в секрет. Шелонин едва разубедил, сказав, что Сулейманка умней иного человека: зря она не нашумит, а вот предупредить может — турка за версту чувствует! Пластуны вынуждены были уступить, но Ивана предупредили строго: головой отвечаешь за каждую собачью оплошку!..

Как же умеют ползать пластуны, эти пешие казаки! На локтях, ловко, быстро и почти бесшумно. Иван попробовал — ничего не получилось: локти болят, а передвигаешься со скоростью черепахи. Вот и бредут они с Панасом сгибаясь в три погибели. Пройдут шагов десять, постоят, прислушаются — и дальше. В таком тумане можно легко столкнуться лбом с турками, а это нарушило бы все планы. Дошли слухи, что к противнику прибыли новые и большие силы и что турки желают доделать то, что не удалось им в августе. А так ли это — пока никто не знает. Надо подползти к ним поближе, послушать хорошенько, может, что-то и прояснится. Враг вот уже несколько дней осыпает Орлиное гнездо и всю вершину Святого Николая снарядами. Недавно появились у него мортиры — выпускал через каждые десять минут двухпудовую бомбу. Два дня назад прилетели первые пятипудовые бомбы и теперь падают на высоту непрерывно. Скверно ведут себя в воздухе и на земле эти темные чудовища: летят медленно, словно для того, чтобы было видно, насколько они страшны. Разорвутся — человек сразу глохнет на оба уха. Когда они приближаются, всегда думаешь, что это для тебя и для твоей погибели. И убивают, и пугают. — кто их только придумал на беду защитникам Шипки! Ходят слухи, что англичане или немцы: турки вряд ли до такого додумаются!

Почему они стреляют без умолку? Может, и впрямь готовятся к новому наступлению? Хоть’бы что-то прояснить!

Пластуны сделали остановку: надо осмотреться и прислушаться. Над головой то и дело кудахтали большие бомбы, наверняка пятипудовые. Пролетали и снаряды, но они неслись быстро и не казались такими страшными. Пули жужжали непрерывно, и Шелонин поругивал турок за то, что они понапрасну переводят добро: что дает стрельба при таком густом тумане? Сулейманка сначала пыталась огрызаться, когда слышала полет не понравившихся ей бомб, но Иван схватил собачью морду и зажал между колен. Собака, наверное, все поняла и уже не пыталась лаять.

— А если мы с Панасом вперед проберемся? — обратился Шелонин к усатому пластуну, старшему их секрета. — Места эти я хорошо знаю, в августе турок выкуривал!

Пластун подумал и сказал, что, пожалуй, можно, но надо быть осмотрительным: турки тоже посылают свои секреты.

Шелонин и Половинка отползли шагов полсотни и замерли. Минут через пять сделали еще шагов тридцать. И еще тридцать. А потом пробирались с перерывами, шагов по десять — пятнадцать, всякий раз замирая на несколько минут. Сулейманка, высунув розовый язык, смотрела на Ивана преданными глазами и как бы успокаивала: ты на меня положись, не подведу! «Может, это не турецкая, а болгарская собака, — вдруг подумал Шелонин, — может, она по-своему, по-собачьи, понимает, как нам помочь перехитрить турок!»

— Гарне мисто, Иван, — зашептал Панас. — Каминюки з трьох бокив. Захист вид пуль гарный!

Они прилегли на пожухлую траву и стали наблюдать, но ничего не замечали. Туман сгустился еще больше и стал холодней. Фуфайка и теплое бельо едва согревали. Захотелось покурить, но нельзя: турки могли быть рядом. Минуты казались очень долгими. Во вражеских ложементах послышалось скучное и протяжное пение, но оно быстро прекратилось. Внезапно Сулейманка чмцетинилась, оскалила зубы и злобно зарычала. Иван успел изловить ее за пасть и так сжал, что бедная собачка едва не задохнулась.

— Турки! — зашептал Панас. — Дивись, воны повзуть сюды!

Иван, не выпуская собачьей морды, схватил винтовку, Панас уже готов был к тому, чтобы стрелять или биться врукопашную, но турки в их сторону не завернули и взяли чуть влево. Их было четверо, ползли они с ятаганами, осторожно преодолевая шаг за шагом.

— Панас! — обернулся Шелонин к Половинке. — Слушай меня. Мы на них нападем!

— Ты здурив! — сказал Панас.

— А ты слушай, слушай! Мы на них — штыками. Ты бросишься на правого, а я на левого. Это мы быстро. А потом еще по одному. Они и заметить не успеют! А который жить захочет и руки поднимет — мы того в плен, «языком» приведем!..

План был не так уж и плох, и Панас не стал больше возражать. Они кинулись на турок и двоих закололи. Но один из оставшихся успел завопить на всю округу, ему ответила залихватским лаем вошедшая в азарт Сулейманка. На Шелонина бросился здоровенный турок с огромными черными усами и с маленькой, такой же черной, бородкой. Иван опередил ударом и этого; турок не успел пустить в дело свой кривой ятаган, так как был проколот насквозь.

Панас не мог совладать с доставшимся на его долю противником: тот был щуплым, вертким и все время ускользал от штыкового удара. Но когда в их схватку вмешался Шелонин, турок сопротивляться не стал. Он был напуган случившимся. поднятые руки его дрожали, а в темных и больших глазах застыли страх и недоумение.

— Ты нас не бойся, — добрым тоном успокоил его Шелонин, — ты теперь жив будешь, понял, басурманская твоя башка?

Турок что-то залепетал, несколько раз повторив имя аллаха, глаза его по-прежнему были полны безотчетного страха и уже покорной робости.

— Ничего, — сказал Шелонин, — потом поймешь, когда жив останешься. Жена-то есть?

Турок смотрел не мигая н молчал.

— Ладно уж! — махнул рукой Шелонин, — Ни о чем не буду спрашивать, дурья твоя башка. Поднимайся, в гости к нам пойдешь!

Турок едва осмыслил, чего от него хотят. Руки ему было позволено опустить по швам. Он ежеминутно оглядывался и, убедившись, что худшего для него уже не будет, пошел спокойней. Старший пикета, усатый немногословный пластун, похвалил Ивана и Панаса и сказал, что турка надо поскорее доставить в штаб. Это потом подтвердил и ротный Бородин, заявив, что неподалеку расположился сам генерал Радецкий и что он наверняка заинтересуется пленником.

Шелонин даже струхнул, когда услышал имя генерала: очень он грозный с виду! А затем подумал, что быть грозным у генерала не будет причины: он и Панас ведут «языка»! Еще издали их приметили штабные офицеры и хотели забрать пленного, но Шелонин сказал, что ему приказано доставить турка только к генералу и что передавать его другим он не имеет права. От него сразу же отступились. Генерала они застали у приземистой землянки; он куда-то собирался, и адъютант подводил к нему стройного буланого коня. Радецкий и сегодня показался хмурым и сердитым, но, когда увидел турка, заулыбался и стал гладить русую, с проседью, бороду, сросшуюся с такими же русыми большими усами. Подбородок его выступал чисто выбритым, синеватым островком.

— А, турок! — обрадовался он. — Очень хорошо! Когда и кем он взят? При каких обстоятельствах?

Шелонин коротко доложил, как было дело, не приминув добавить, что турка по его турецкому запаху почуяла Сулейманка.

— Что ж, послушаем вашего турка, — сказал генерал, — авось он чем-то удивит или порадует!

Радецкий подошел к пленному. Турок сильно вытянулся. Ивану даже показалось, что у него что-то хрустнуло. К генералу подскочил офицер и замер в ожидании вопроса.

— Спроси-ка, дружище, кто он да откуда, в каком таборе служил и кто ими командовал, — обратился Радецкий к переводчику.

Офицер повторил эти вопросы, но уже на турецком языке. Пленный нахмурил густые и темные брови и закрыл глаза. И опять он вспомнил аллаха, но уже совсем тихо, едва слышно для окружающих.

— Я служу в третьем таборе, — сказал он вполголоса. — Командует нами Салих-паша, а всеми нами командует великий Сулейман-паша, лучший в мире паша.

— Это хорошо, что он такого мнения о своих начальниках! — Радецкий улыбнулся. — А что слышал он о подкреплениях и есть ли они под Шипкой?

— Под Шипку пришло много новых таборов, — ответил турок, когда ему перевели вопрос генерала. — Я не знаю сколько, но видел, что это хорошие войска и они должны взять Шипку.

— Когда? — спросил Радецкий.

— Завтра.

— Почему же завтра?

— Завтра у вас воскресенье, — сказал пленный. — В воскресенье русские пьют водку и потом крепко спят.

Генерал рассмеялся и покачал головой.

— Хорошо придумали ваши начальники-паши, — проговорил он. — Русские будут пьяными, приходи на Шипку и бери их голыми руками!

— Не голыми руками! — обиделся турок, выслушав переводчика. — У нас много новых орудий, у нас много больших мортир. Нам сказали, что каждая бомба убивает русскую роту!