Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом Страница 87

— Давай-ка, Женя, лучше отложим этот разговор… Ты прав по-своему, я — по-своему. А то, что сегодня стреляли в меня, вчера в какого-нибудь другого и завтра будут стрелять еще в кого-то — это не новость… Наша кровь давно льется… Но ничего… Придет время и в ней утонут те, кто ее пускает. Ничего, ничего! Придет… И ты убедишься. Боюсь только, как бы не было поздно… Хороший ты человек, люблю тебя, Женька, но слабый, боишься всего. Ты, наверное, думаешь: они меня «проучили» и я раскаиваюсь? А я многое только сегодня понял. Главное — мы или они. Вот так оно, Женя! Свобода и счастье или вечное рабство и унижение… А то и другое одновременно — невозможно. — Томов тяжело вздохнул и снова тихо застонал. — Ну да ладно, ни к чему все это… Дай мне лучше еще попить и прошу тебя, не сердись, Женя…

— Да нет, что ты… На, попей, только она очень холодная. Но все же, кто в тебя стрелял и как это случилось, что на тебя нацепили кандалы? Я, признаться, никак не могу понять…

Илья глотнул несколько раз и, облизав сухие от жара губы, с грустной улыбкой посмотрел на земляка…

— Кто стрелял? Полиция или железногвардейцы или еще какая-нибудь шваль — не все ли равно? У всех у них одна цель…

Во двор въехала машина. Илья насторожился, Женя побледнел, и когда в дверь тихо постучали, прерывающимся голосом спросил: «Кто там?..» Вошел Морару.

— Я за тобой, Илие. Поедем в гараж распиливать. Без тисков не обойтись. А здесь пилить невозможно.

Женя предложил тоже поехать и помочь, но Морару замялся.

— Неудобно перед остальными в пансионе… Могут заподозрить, — тихо шепнул Илья на ухо Жене, делая вид, будто не хочет, чтобы Морару знал о его работе.

Женя и Морару хотели донести Томова до машины, но Илья отказался:

— Меня нести! Неужели я не смогу сам добраться? — Он попытался подняться, но тщетно. Женя и Морару помогли ему встать на ноги. До машины Илья дошел, держась за плечо Аурела.

Когда они выехали со двора, Илья рассказал, как было дело:

— Таких, как Лика, надо уничтожать… Уничтожать без всякой жалости… Если к полицейским еще можно отнестись снисходительно, то предателей надо каленым железом жечь.

В гараже было холодно. Снизу, из типографии, поднялся ня Киру. Морару уже рассказал ему о случившемся. Теперь все вместе стали обсуждать, как лучше снять кольцо, но ничего не могли придумать. Тогда решили резать ножовкой. Пришлось зажать в тиски кольцо, охватившее посиневшую руку. Вскоре, помимо того, что было больно, стало еще к горячо: полотно ножовки нагревало кольцо. Тогда Морару решил резать прямо по замку. Но и теперь кольцо нагревалось. Приходилось все время поливать водой. Один раз Илья даже потерял сознание. Его поддерживал ня Киру. Больше часа мучились, пока перепилили замок и выбили зубчатку. Наконец, кольцо отомкнулось. Морару стал растирать Илье руку, а ня Киру поднял с пола кандалы и стал их рассматривать:

— Вы только посмотрите, товарищи! Вот сюда… Видите? — на кандалах старый подпольщик заметил знакомую эмблему: орел, расправивший крылья, со свастикой в когтях. Рядом значилось: «Made in Germany».

— Это наше правительство ввозит из Германии взамен хлеба и нефти! — заметил Морару, продолжая растирать руку Томова.

— Вообще-то интересно получается: мы им даем хлеб, а они нам — кандалы!.. Здорово, ничего не скажешь, — добавил Томов, глядя, как начинают шевелиться пальцы правой руки.

— А знаете, товарищ Илие, — заметил ня Киру, — вы хорошо сказали… Честное слово, замечательно! Надо будет нам дать статью под таким заголовком: «За хлеб — кандалы!» Правда, хорошо?! Я люблю, когда коротко и ясно!..

— Дайте время, ня Киру… Поплатятся они когда-нибудь и за хлеб, и за кандалы, и за все остальное, — отозвался Томов.

Морару оставил Илью и ня Киру в гараже, а сам вышел. Было уже около трех часов, однако окна гостиной профессора Букур были освещены огромной хрустальной люстрой. Там, очевидно, были гости. Поднявшись по ступенькам, Морару подошел к высоким парадным дверям: издалека доносились звуки рояля. Он позвонил, никто не вышел; пришлось позвонить еще. Наконец заспанная служанка открыла дверь. Морару попросил ее вызвать хозяина.

Из гостиной теперь отчетливо доносилась торжественная мелодия второй рапсодии Листа, которую профессор Букур играл с большим чувством. Вскоре к Морару спустилась дочь хозяина: она обрадовалась, увидев Аурела. Как кстати пришел шофер. Он отвезет гостей по домам!

Морару пришлось сделать вид, что это поручение ему даже приятно, однако сначала он должен повидать хозяина. Он изрядно понервничал, пока профессор кончил рапсодию и дочь сообщила ему о приходе шофера…

— Это что, господин Аурел, за вами специально послали, чтобы развозить гостей?! — негодующе спросил профессор, идя навстречу Морару.

Морару отвел хозяина в сторону:

— Нет, господин профессор. Я сам пришел. К вам большая просьба… — И Аурел в двух словах рассказал ему о происшествии с Томовым.

Старик выпрямился, с его лица сразу сошло мягкое выражение, навеянное музыкой. Он стал серьезным, собранным, каким бывал у себя в больнице перед операцией, и суровым тоном прервал извинения Аурела:

— Никаких разговоров!.. Ведите его немедленно ко мне в кабинет… Я сейчас туда приду…

В кабинете, когда Морару помогал стаскивать с Ильи брюки, на пол упали пачки листовок и окровавленные газеты. Профессор отдирал прилипшее к ране белье и спрашивал:

— Больно? Скажите, когда будет больно…

— Нет, нет. Ничего… Мне хорошо… — говорил Илья, почти теряя сознание. Огромным усилием воли он сдерживался, старался не стонать. Однако пот заливал его лицо, и профессор, и стоявший рядом Аурел, понимали, что Илье очень больно.

Профессор сказал, что пуля застряла в ткани ягодицы. Морару поднял окровавленные газеты и листовки и только сейчас обратил внимание, что часть из них пробита пулей.

Профессор тоже осмотрел их.

— А знаете, — обратился он к Томову, — они, конечно, явились причиной вашего ранения, но они и спасли вас, молодой человек! Да, да… Такая пачка для пистолетной пули среднего калибра — большое сопротивление!.. Иначе бы пуля проникла гораздо глубже и могла повредить бедро… Это уже было бы куда серьезнее!.. А так — вот она. Недалеко. Я ее чувствую… — Профессор тут же смазал кожу вокруг раны йодом, сделал два укола и приступил к операции. Вскоре он извлек медную пульку и показал ее Томову, лежавшему вниз лицом на узком диванчике:

— Полюбуйтесь!.. Такая дрянь может лишить человека жизни…

Морару держал Илью и удивлялся его терпению. Профессор обрабатывал рану и говорил:

— Так вот… Через несколько дней, как только она чуточку затянется, вы сможете сказать любому врачу, что у вас на этом месте был фурункул, который вскрыли, и вам поверят… Так что вы, действительно, отделались, так сказать, легким испугом!.. А, главное, хорошо, что не растерялись и сумели скрыться. Иначе, если бы они на вас наложили лапу и обнаружили весь этот багаж, ну, знаете, вряд ли вам кто-нибудь позавидовал бы…

Морару достал из кармана наручники и показал их профессору:

— А вот это, господин профессор, уже одели ему на одну руку…

Профессор удивленно поднял брови:

— Наручники?

Морару кивнул головой.

— О, интересно!.. Я такие никогда еще не видел… Никелированные! Скажите пожалуйста… Ну-ка, дайте я погляжу… Да какие легкие! Вы только посмотрите… Прогресс, а?

Морару пояснил:

— Они из дюраля, немецкие, господин профессор…

— Немецкие? Откуда вы это взяли? — удивился профессор.

— Вот здесь, посмотрите!..

Старик поправил очки и наклонился.

— Да, вижу… Вот, оказывается, что мы импортируем! Интересно!.. Можно подумать, что больше мы ни в чем не нуждаемся… Безобразие! Но сами понимаете — у нас теперь полная ориентация на Гитлера. Ожидать другого не приходится… — Профессор стал укладывать инструменты. И вдруг поднял голову, как бы вспомнив что-то: — Минуточку… Выходит, вас, молодой человек, уже поймали, судя по этой чертовщине?

Морару рассказал, как было дело.

— Знаете, господа, — сказал профессор, — если бы я это прочел или увидел на экране, не поверил бы! Нет, нет, ни в коем случае! И этот старик, что, рискуя жизнью, спрятал вас в погребе, и мальчонка, сын полицейского! Вы понимаете, сын полицейского! Этого вам ни в коем случае нельзя забыть… Это же люди! Настоящие румыны!..

Морару сказал многозначительно:

— Да, господин профессор. Вы правы… Людей, которые нам помогают, мы никогда не забываем…

— И людей, которые подлости нам всякие делают, мы тоже не забудем! — со злостью добавил Томов. — Признаться, мне, господин профессор, сейчас не так приятно и радостно, что я уцелел, как то, что смог предупредить товарищей о том… — и Томов замялся…

В дверь постучали. Профессор отодвинул задвижку и, чуть приоткрыв дверь, тихо сказал, что еще занят. Однако там, видимо, настаивали, и он вышел.