Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан Страница 9

Короче, большинством постановили: слово сдержать.

И сдержали! За последние двадцать четыре часа никто и глаз не сомкнул. Будто остервенели хлопцы. Голландские моряки ходят вокруг нас, разводят руками, железные, что ли? А наши и виду не подают, что уже за пределом. Есть у нас сварщик Костя Байкин, два года назад только десятилетку окончил, мальчишка совсем. Тот вообще ошалел. Сидит рядом со мной, подваривает шпангоут. Сдвинет маску, посмотрю на него — и смех берет. Глаза выпучил, моргнуть боится: знает, что прихлопнет веки — и все, больше не откроет.

Подсаживается к нему боцман танкера, говорит:

«О, сильный есть. Большевик, наверно?»

Костя отвел электрод, маску убрал, уставился на боцмана. Смотрит на него, улыбается.

«Большевик… — Помолчал три секунды, добавил: — Престиж…»

Боцман покрутил головой, поднялся, ушел.

Марк понял: эпизод этот рассказан не случайно. Говоря о работе бригады на голландском танкере, Беседин как бы спрашивал: «А ты на такое способен?»

Марк наконец сказал:

— Бывало и у нас так. Суток по трое с кораблей не уходили…

Беседин оживился:

— Бывало? — повернулся к Марку, хлопнул его по плечу. — Значит, закален? Порядок. То, что надо. Портовики везде класс показывают.

— Работа такая, — сказал Марк.

— Это правда — такая работа. Кое-как здесь не получится.

Марк неожиданно спросил:

— А почему ты один здесь на траулере? Почему без бригады?

— Почему? — Беседин зло посмотрел на берег. — А это ты у них спросишь. Вон они идут, гаврики… Вчера договорились на полтора часа раньше начать, работа тоже срочная, а они… Разговор будет крупный.

На корабль один за другим поднимались сварщики. Подходили к трюму молча, избегая взглядов Беседина, останавливались рядом, вытаскивали портсигары, закуривали. Когда последний сварщик, маленький, щупленький паренек в треухе, подошел и сел на фальшборт, бригадир коротко сказал:

— Так… — Строго оглядел всех пятерых, спросил: — Вчера как решили? Во сколько решили начать?

Никто ему не ответил. Стояли, низко опустив головы, усиленно дымили, глядели только в палубу, под ноги.

Марк с любопытством взглянул на бригадира. Беседин был внешне спокоен, только глаза его потемнели. Уже не было в них того, что придавало им мягкость.

— Я спрашиваю: о чем мы вчера договорились? — Беседин вплотную придвинулся к сварщику почти двухметрового роста, одетому в куцый ватник с такими короткими рукавами, что руки вылезали из них чуть ли не до локтей. — У тебя спрашиваю, Думин!

Думин виновато ответил:

— Я понимаю, Илья Семеныч… Нехорошо…

— Что нехорошо?

— Ну, недисциплинированность… Признаю ошибку.

— А ты, Андреич? — Беседин повернулся к другому сварщику, кряжистому коротышке, у которого из-под шапки выбивалась огненная, в колечках прядь волос. — Ты обещал прийти раньше? Почему не пришел? Перманент делал?

Андреич молчал. Поднял руку, хотел, видимо, спрятать под шапку выбившуюся прядь, но потом раздумал и положил руку в карман щегольского, с шалевым воротником пальто.

— А мне начхать на твой перманент, понял?! — крикнул Беседин. — Не нравятся мои порядки — топай в другую бригаду, где можно дуриком. А я потом посмотрю: хватит у тебя в получку с парикмахером рассчитаться?.. Ты тоже, Баклан, можешь отчаливать, если тут не подходит. Не заплачу, не бойся. Кто больше всех орал: «Заработок — поровну! В других бригадах уже так, пускай и у нас так будет!» Значит, отныне один будет вкалывать, другой напиваться, третий перманент крутить, а тетимети — поровну? Так?

— Довольно бы распекать, — спокойно проговорил Костя Байкин. — Ну, задержались, так что? Конец света? Вчера ведь на полтора часа позже ушли. Любишь ты, Беседин, власть показать. Медом тебя не корми…

Беседин прищуренными глазами окинул маленькую фигурку Кости, вытащил зажигалку, чиркнул, поджег потухшую папиросу и только после этого сказал:

— Конец света не произойдет даже тогда, товарищ Байкин, когда нас с вами на кладбище отбуксируют. Понятно? А насчет вашей реплики могу сказать: пока бригадир я, я и буду командовать. Вопросы ко мне есть?

Байкин махнул рукой:

— Хватит. Работать надо.

Беседина взорвало. Он ударил кулаком по ладони, закричал:

— Я буду решать, когда хватит. Я! И никому не позволю устанавливать свои порядки! Чем мы заслужили славу? Горбом! Горбом, понятно?! Так что ж теперь — все к черту? Не выйдет! Не позволю. — Он вдруг перешел на шепот. — Или, может, я вам уже не подхожу? А? Так, пожалуйста, завтра же могу пойти к начальнику и сказать: «Беседин больше не бригадир. Довольно». Хотите этого?

Молчание длилось слишком долго. Беседин опять спросил:

— Не подхожу, может, а? Другого хотите?

— Ну что вы, Илья Семеныч? — тихо проговорил парень с каким-то неприметным лицом. — Куда ж мы без вас?..

Марк и раньше обратил внимание на этого парня. Когда Беседин распекал остальных, этот смотрел на бригадира безотрывно, все время кивая головой, точно поддакивая. «Подхалим», — подумал про него Марк.

— Вы можете высказаться и громче, товарищ Езерский, — обратился к нему Беседин. — Я слушаю вас.

— У него от страха голос пропал, — усмехнулся Байкин. — Может, тебе водички дать, Харитон?

— Я и без водички скажу. — Езерский зло посмотрел маленькими черными глазками на Костю, часто-часто заморгал. — Ты вот храбришься, а подумал над тем, что будет, если Илья Семеныч уйдет? Что будет, а? Молчишь? Не знаешь? А я предвижу. Поставят, к примеру, бригадиром тебя. И что получится? Будут говорить: «Бригада Байкина». А кто такой Байкин? Кто его знает, этого Байкина? Сейчас становится, к примеру, на прикол англичанин. Капитан идет к начальнику и начинает: «Есть сварочные работы. Срочно. Прошу бригаду Беседина». Правильно, товарищи? Правильно! И нас бросают на аврал. А что такое аврал? Это вот что! — Езерский быстрыми, почти неуловимыми движениями потер большим пальцем по указательному. — Правильно?

— Правильно! — сказал Байкин. — Ты и во сне рубли считаешь. Кто тебя, жмота, не знает!

— Я; между прочим, не слыхал, чтобы, к примеру, Байкин хоть раз от рублей отказывался, — ядовито заметил Езерский.

Беседин неожиданно взмахнул рукой:

— Хватит! Ты, Харитон, неправ: Байкина тоже знают. И Думина знают, и Андреича, и Баклана… Всех знают в нашей бригаде. Всех! Потому что бригада на виду. Каждый из нас своим горбом славу завоевывал. И говорю вам последний раз: если работать — так работать. А нет — Беседин дело себе найдет. На этом дебаты сейчас закончим. Вот тут новый товарищ к нам пришел — Марк Талалин. Сварщик. Тоже докер — с юга приехал. Знакомьтесь.

Первым к Марку протиснулся Харитон Езерский, протянул ему руку, но Думин, возвышающийся над Харитоном почти на полметра, бесцеремонно оттиснул его, сказал Марку:

— Климом меня зовут. А вот это — Костя Байкин, это — Дима Баклан, птицы такие, конечно, и на юге водятся. Вот этот, огненный, — Андреич. Андреич, как твоя фамилия?

— Закостиневсков, — ответил рыжий сварщик.

— Слыхал, Марк? Проще десяток шпангоутов приварить, чем выговорить такое. Ты его по-нашему — Андреич. Он привык. Как у вас там, на юге, сейчас — тепло?

— Тепло, — ответил Марк. — Теплее, чем здесь.

— Ничего, привыкнешь и к нашему климату. Человек ко всему привыкает…

Беседин сказал:

— Ну, пора. Айда все по местам.

Он дождался, пока последний сварщик спустился в трюм, протянул Марку записку:

— Иди прямо к начальнику цеха. К начальнику, понял? К Борисову. В отдел кадров — потом. Может случиться так, что наткнешься на парторга, ему записку не отдавай. Неприятный тип… Бывший летчик, а корчит из себя божью коровку. И недолюбливает меня — почему, сам не знаю. Безрукий он, комиссар наш, — узнаешь сразу. Ты все понял?

— Все понял, — ответил Марк.

— Ну, давай. На работу завтра к семи. Начинаем-то по правилу с восьми, но…

— Я все понял, — повторил Марк.

Он шел вдоль берега и как бы впитывал в себя все звуки, рождающиеся на кораблях и реке. Ему вдруг захотелось сейчас же, вот в эту минуту, окунуться в беспокойную жизнь докеров, слиться со всеми этими звуками, к которым он привык почти с детства и без которых не мог существовать. Гудки катеров, сигналы автокаров, выкрики людей и шум реки — все это казалось знакомой песней, близкой и понятной. Вчерашние тревоги отступили как-то сами по себе, поутихла душевная боль. «Все будет хорошо, все будет хорошо», — думал Марк.

…В кабинете начальника цеха сидели двое: один — в расстегнутом кожаном реглане, уже стареньком, изрядно потертом, другой — в сером комбинезоне, тщательно отглаженном и застегнутом на все пуговицы. Из-под воротника комбинезона виднелся узел галстука.