Анатолий Рыбаков - Водители Страница 9

Тимошин засмеялся.

– Не пошел ты в токари – видишь, какая о вашем брате молва идет?

– А чего ты здесь токарем достиг? – вскинулся Максимов. – С твоей головой ты на большом заводе, знаешь, куда бы допер – рукой не достанешь.

– Кому-то надо и на маленьких работать.

– То-то и беда, автотранспорт, черт бы его брал! Всегда на втором плане. Вот сегодня был случай. Знаешь ты Королева, грузчика?

Тимошин утвердительно кивнул.

– Заладил – поставить грузчиков на точки. А того не понимает, что всю клиентуру перевернуть надо. Пoпробуй переверни ее! Тронь – такой шум подымут… «Посевная срывается, уборочная срывается!..» Чью сторону начальство примет? Конечно, ихнюю. За то, что на автобазе лишние грузчики, начальству не попадет, а если уборочную или ремонт тракторов сорвут, тогда – о-го-го! – головы полетят.

– Да, я знаю Королева, – задумчиво произнес Тимошин, – высокой квалификации фрезеровщик.

– Что ж он в грузчики пошел? – удивился Максимов.

– Контузия у него, нельзя зрение напрягать.

– Зачем же в грузчики? Почище бы работу нашел.

– Говорит, к автомобилям привык.

– Вот что, – проговорил Максимов, – а я и не знал.

– Много ты чего не знаешь, – заметил Тимошин.

– Чего, например? – иронически спросил Максимов.

– Ты в своей кабине, как в клетке: тебе ни до кого дела нет, и тебя никто не касайся. Остальные прочие – так себе, мелочь. Для тебя Королев что такое? Грузчик, деревня. А этот Королев тебе сто очков вперед даст. И Демин – мальчишка, а по сравнению с тобой профессор, хоть ты и механик по званию. Или Валя. Баба – так ведь ты привык рассуждать. Подумаешь, кондуктор! А она скоро в институт пойдет. Она культурнее тебя в десять раз, учти это на всякий случай.

При упоминании о Вале Максимов опустил голову.

– Если ты на одном месте стоишь, так, думаешь, все стоят? Нет, друг. Ты разок вперед выскочил да остановился, закрыл глаза и думаешь – все тобой любуются. А открой глаза, так никого не увидишь, все вперед ушли, попробуй теперь догони!

Тимошин ушел.

За окнами стояла светлая, лунная ночь, только темнели верхушки тополей и далеко-далеко играла серебряными блестками река. Максимов сидел на кровати, подперев голову руками. Конечно, с ним не бог весть что произошло. С каждым такое может случиться. Но другая бы пожалела, посочувствовала. А вот Валя не пожалеет, не посочувствует. К другой бы он пришел, выговорился. А Валю он сегодня даже боялся увидеть. Как ни ничтожно все случившееся с ним, оно еще больше отдалило его от Вали. Вот в этом-то и обида.

Глава девятая

В условленный день Вертилин явился в Росснабсбыт. Смолкин был уже тут, спорил с инспектором, оформляющим наряды на кирпич.

– Принесли заявку? – обернулся он к Вертилину.

– Принес. – Вертилин передал заявку, которую Смолким, нахмурившись, пробежал глазами и опустил в портфель.

– Ну как? – спросил Вертилин.

– Будем делать, – неопределенно ответил Смолкин и опять заспорил с инспектором. Смолкину давали наряд на июнь, он требовал на май.

– Вы поймите, – убеждал его инспектор, опрятный старик в черных нарукавниках, – на май уже весь кирпич распределен.

– На бумаге распределен, – горячился Смолкин.

– Возможно, – согласился инспектор. – Если кто не будет вывозить, отберем наряды, передадим вам, потерпите несколько дней.

– Пусть терпят те, кто выписывает нереальные наряды! – бушевал Смолкин. – Резерв-то вы оставили!

– Ничего нет, вот убедитесь.

Инспектор развернул на столе таблицу. Смолкин нагнулся к ней, долго рассматривал, затем поднял голову и неодобрительно посмотрел на Вертилина.

– В чем дело? – спросил тот, подходя.

– Вы себе весь майский кирпич заграбастали.

Вертилин улыбнулся:

– Так уж весь!

– Ну половину. Вам этого мало? А я несчастных полмиллиона кирпича не могу получить. Мы вам помогаем, а вы нас без ножа режете.

– Чем же я виноват? – Вертилин развел руками.

– Не принесу я наряда, – продолжал ворчать Смолкин, – мне директор голову оторвет. Для вас полмиллиона – пустяки, а для нас – стройка. И все равно вы свой кирпич в мае не вывезете.

– В самом деле, – предложил Вертилину инспектор, – уступите им полмиллиона, мы их вам на июнь перепишем.

– А если я сумею вывезти?

– Додадим. К концу месяца всегда бывает остаток.

Вертилин понимал, что в мае он не успеет вывезти кирпич, даже если подойдет автоколонна. Таким образом, уступив часть наряда Смолкину, он не только ничего не теряет, но, наоборот, окажет автобазе услугу, за которую она будет у него в долгу.

Смолкин сухо спросил инспектора:

– Вы мне сделаете что-нибудь?

– Что же я могу сделать? – пожал плечами инспектор. – Вот помогите уговорить товарища.

– Нет, – махнул рукой Смолкин, – сами договаривайтесь. Мне безразлично, у кого вы снимете.

– О чем разговор? – Вертилин протянул наряд. – Спишите мне полмиллиона на июнь.

Они расстались добрыми друзьями.

Ничего не пообещав, Смолкин решил помочь Вертилину. Случай тому благоприятствовал. Когда он вернулся на базу, Поляков приказал ему идти с ним на склад запасных частей. Тоном, достаточно безразличным, чтобы можно было заподозрить какую-либо заинтересованность, Смолкин сказал:

– Кстати, о кирпиче, Михаил Григорьевич. На май все фонды уже распределены, для нас Росснабсбыт урезал у н-ского строительства.

– Не вывозят?

– Вывозят, но их уполномоченный сам согласился.

– Какой любезный!

– За красивые глаза такие вещи не делаются.

– Чего же он хочет?

– По-видимому, рассчитывает, что мы поможем ему с машинами.

– Вы обещали ему что-нибудь?

– Боже упаси! Какое я имею право обещать? Но почему не дать? Чем он хуже других? Да и просит он несколько машин.

Поляков вспомнил холеное лицо Вертилина, его голубые глаза, за приветливостью которых скрывалось внутреннее напряжение.

– Для него пять машин – мелочь, – сказал Поляков, – а тем, у кого мы их снимем, будет чувствительно. Возможно, вы все-таки что-нибудь обещали взамен этого наряда?

– Что вы, Михаил Григорьевич! Просто я думал: организация солидная, будут возить все лето, фонды у них централизованные, всегда могут пригодиться.

– У нас есть свои фонды, – перебил его Поляков, – реализуйте их законным путем.

Смолкин обиделся:

– В таком случае мы получили бы кирпич в июне.

– Кстати, кирпич в июне только и понадобится, – сказал Поляков. – Что вы все-таки ему обещали?

– Я обещал поговорить с вами, но кирпич не имеет к этому никакого отношения.

– Я так и думал, – спокойно сказал Поляков. – Сделайте вот что: наряд вернете, а нам пусть выпишут на июнь.

– Михаил Григорьевич!

– И вообще не размахивайтесь. Денег у нас в обрез, а вы их не привыкли считать. Вам бы только купить да привезти, а как платить – это вас не интересует. Никаких лишних запасов нам не надо. Я сюда вас по этому поводу и пригласил.

Они спустились в склад. В широком полуподвальном помещении длинные ряды стеллажей упирались в потолок, образуя узкие коридоры, полутемные, несмотря на несколько сильных электрических ламп, горевших круглые сутки.

Кладовщик Синельщиков, маленький подвижной старичок, увидев вошедшее в склад начальство, неожиданно густым и сиплым басом провозгласил:

– Здравия желаю, Михаил Григорьевич! Здравия желаю, товарищ Смолкин!

Поляков присел на табурет, взял у Синельщикова списки запасных частей, не спеша просмотрел их и протянул Смолкину.

– Это все ненужные детали. Их здесь тысяч на полтораста. Нужно немедленно реализовать.

– Михаил Григорьевич, что вы! – испуганно заговорил Смолкин, пробегая глазами отмеченные красным карандашом строчки. – Сегодня продадим, а завтра самим потребуются.

– Вряд ли потребуются, – возразил Поляков, – они уже больше двух лет лежат. Как, товарищ Синельщиков, выдавали что-нибудь за последние два года?

– Нет, – прохрипел Синельщиков и виновато посмотрел на Смолкина. Так смотрит на грозного, стремящегося в полет командира эскадрильи робкий синоптик, докладывая ему об отсутствии летной погоды.

– Михаил Григорьевич, – умоляюще заговорил Смолкин, – ведь дефицитные части не каждый день бывают. Из-за несчастной шестеренки машина будет стоять, а я в ответе.

– С умом берите. А вы все подряд хватаете, лишь бы закрома набить.

Рассмеявшись, он наклонился и, защипнув двумя пальцами кожу на боку Смолкина, закрутил ее так, как это делают мальчишки.

– У вас замедленный обмен веществ, лишний жирок. Он мог бы пойти в мышцы, а дал вашему сердцу два пуда лишней нагрузки.

Обладая счастливой способностью преувеличивать в собственных, а еще больше в чужих глазах малейшую свою удачу, Смолкин умел преуменьшать самую крупную неприятность. Он утверждал, что снабженец, принимающий близко к сердцу огорчения своей профессии, неизбежно заболеет раком – единственная болезнь, которой этот здоровяк, не знавший даже насморка, смертельно боялся.