Алексей Мусатов - Клава Назарова Страница 9

— Странно… Очень странно, — покачав головой, Дембовский прижал к уху свои ручные часы. — Ну что ж, конец так конец, — поднимаясь, сказал он. — Продолжим завтра…

Ребята похватали учебники, и через минуту класс опустел.

Дембовский снял со стены географическую карту и вышел в коридор.

Там, сверяя часы, уже толпились преподаватели.

К ним подошёл запыхавшийся школьный сторож Ерофеич.

— Промашка вышла, — признался он. — На тридцать минут раньше позвонил. Я сейчас на почту бегал, время сверял. Видно, в школе кто-то часы подвёл.

— Собственно, кому и зачем это потребовалось? — с недоумением спросил преподаватель математики, высокий сухощавый старик Воронцов.

— Да кому ж, как не ребятишкам, — высказал своё предположение сторож. — Иду с почты, а они как оглашенные куда-то помчались…

— Кажется, я теперь понимаю… — заметил Дембовский, показывая учителям отобранную у Димы Петровского записку. — Сегодня в городе конноспортивный праздник. Вот мальчики и постарались не опоздать…

— А инициатива, насколько я понимаю, исходила от ваших подопечных, уважаемый Константин Владиславович, — язвительно заметил преподаватель математики. — И когда вы наведёте порядок в своём классе?

Дембовский нахмурился. Хорошо сказать: «наведёте порядок». Он ещё осенью предупреждал, что из шестого класса «Б» толку не будет. Ученики собраны с бору по сосенке, многие пришли из детдома, из окружающих деревень. Класс в целом получился пёстрый, анархичный, неорганизованный, и чуть ли не каждый день в нём возникают какие-нибудь неожиданности и чрезвычайные происшествия.

Видимо, настало время принимать самые решительные меры. Но с чего же начать?

На другой день Дембовский задержал шестой класс после уроков и прочитал ученикам злополучную записку о конном состязании. Потом, погладив свою бритую блестящую голову, язвительно спросил:

— Может быть, автор этой записки, если он, конечно, не трус, назовёт себя.

— Это я написал, — поднявшись, чистосердечно признался Федя Сушков.

— Хвалю молодца за откровенность, — осклабился Дембовский. — А теперь будем последовательны и разберёмся. В записке сказано, что сбор после звонка. А звонок был дан на полчаса раньше. Значит, ты не только написал записку, но подвёл часы и сорвал занятия во всей школе.

— Нет… часы я не трогал. — Федя растерянно заморгал глазами и посмотрел на ребят. — Я думал, что звонок вовремя дали… как всегда.

— Он не подводил! — подтвердил Дима Петровский.

— Мы ручаемся за него, — буркнул Саша Бондарин. — Федя врать не умеет.

— Если так, — подхватил Дембовский, — пусть признаётся тот, кто это сделал.

Класс молчал. Прищурившись, Дембовский покосился на Ваню Архипова, рослого, скуластого, давно не стриженного подростка.

— Есть такое мудрое изречение: «Все пути ведут в Рим»…

— Что вы, Константин Владиславович, — плаксивым голосом принялся оправдываться Архипов. — Чего это каждый раз всех собак на меня вешают… Я и на манеже-то не был. Да пропади они пропадом, эти кони…

Дембовский перевёл взгляд на Борьку Капелюхина, который сидел, низко опустив голову к парте.

— Как я вижу, смелости у вас больше не хватает, — усмехнулся он. — Выходит, что часы ушли вперёд сами по себе. Ну что ж, придётся Сушкову побывать у директора школы и объяснить за всех, что это за чудеса происходят у нас с часами.

— Мне?.. — вздрогнув, удивился Федя.

— Да, да, именно так. Надеюсь, что перед Иваном Александровичем ты будешь более откровенен.

— Не подводил я часы… — забормотал Федя. — Честное пионерское… Знать ничего не знаю…

— Неправильно, — раздались голоса ребят. — Сушков не виноват. Мы все пойдём к директору… целым классом.

Неожиданно, вскинув голову, из-за парты поднялся Борька Капелюхин.

— Не надо всем… Я один пойду! — с трудом выдавил он.

— Борька, молчи! — дёрнув за локоть, шепнула ему соседка по парте Лёля Назарова. Но мальчик только отмахнулся.

— Это я часы подвёл! Я! Сушков ничего не знает. И Архипов ни при чём.

Дембовский посмотрел на Капелюхина поверх пенсне.

— Ну вот, наконец-то! — облегчённо вздохнул он. — Я, между прочим, так и предполагал. Как очередное происшествие в школе — в главной роли непременно выступает Капелюхин.

Дембовский возбуждённо заходил по классу, припоминая все Борькины проделки.

Школа помогла мальчику устроиться в детский дом, взяла над ним шефство, проявляет к нему особое внимание, а Капелюхин платит за всё это самой чёрной неблагодарностью. Он первый нарушитель дисциплины в классе, драчун, озорник, дерзит учителям, не желает как следует заниматься и вообще ведёт себя, как «явно выраженный трудновоспитуемый элемент».

Нет, как верёвочке не виться, а кончику быть. Сегодняшний разговор о Капелюхине, наверное, последний. И, судя по всему, мальчику не место в обычной, нормальной школе, его придётся изолировать в колонию трудновоспитуемых и неполноценных детей.

— Как это… изолировать? — растерянно спросил Федя Сушков. — Его что же, прогонят из школы?

— Надеюсь, что педсовет согласится с моим предложением, — закончил Дембовский. — Во всяком случае, в моём классе Капелюхин больше не появится.

— Ну и ладно… не появлюсь! — выкрикнул Борька и, засовывая на ходу в сумку учебники, выскочил за дверь.

Дембовский сокрушённо покачал головой.

— Ну вот и ещё одно лишнее доказательство. Вопрос теперь ясен предельно… — И он сделал знак ученикам, что они могут расходиться по домам.

Шестиклассники выбежали в коридор и бросились разыскивать Борьку Капелюхина. Но того нигде не было.

Двадцать восемь Борек

Вечером Лёля обо всём рассказала старшей сестре: и как Дембовский назвал Борьку «трудновоспитуемым элементом», и как погрозил исключить его из школы и отправить в колонию, и как Борька, хлопнув дверью, убежал с классного собрания.

— Исключить из школы! — ахнула Клава.

— Да, да, так и сказал. А всё из-за вас! — упрекнула Лёля. — Из-за ваших конных состязаний. Борька всех ребят с урока сманил… и часы подвёл.

Клава невольно вспомнила вчерашний день. Один за другим молодые конники выезжали на скаковую дорожку и демонстрировали перед судьями, чему они обучились за лето. Дошла очередь до Клавы. Пришпорив коня, она пустила его в галоп, сделала один круг, другой, а потом принялась преодолевать препятствия: канаву, ров, один барьер, другой, третий. На первом барьере лошадь, чего-то испугавшись, резко прянула в сторону. Но потом всё наладилось.

Умный кавалерийский конь, понукаемый ласковой рукой наездницы, ловко перемахнул через все деревянные барьеры, не сбив ни одного из них, и более чем на два корпуса опередил скакавшего рядом с ним коня Вити Скворцова.

Среди болельщиков раздались одобрительные аплодисменты, а потом восторженные выкрики: «Ура!.. Ура!.. Клашка победила!»

Клава оглянулась и узнала среди болельщиков ребят из своей школы. Их было человек двадцать.

Они кричали, размахивали руками, подкидывали вверх фуражки и кепки. Больше всех шумел и радовался Борька Капелюхин.

Клаве тогда и в голову не пришло, что Борька самовольно увёл ребят с урока. Сейчас она задумалась. И что ей делать с этим мальчишкой? За три года, что Борька провёл в детском доме, он сильно привязался к Назаровым, часто бывал у них дома, охотно помогал Евдокии Фёдоровне по хозяйству.

Наутро стало известно, что вечером в школе состоится педсовет. В большую перемену Клава задержала в классе свою одноклассницу Зину Бахареву, работавшую отрядной пионервожатой шестого класса, и спросила, знает ли она, что сегодня может произойти с Борькой Капелюхиным.

Зина ответила, что ей всё известно и будет очень хорошо, если Борьку поскорее уберут из школы.

— Как?! — вскрикнула Клава. — Ты согласна с Дембовским? Ты, вожатая, и не выступишь в защиту своего пионера?

— И не подумаю. — Зина пожала плечами. — Да какой же он пионер, этот Капелюхин? Галстука не носит, сборов не посещает… Ни в одно отрядное мероприятие его не вовлечёшь. А как грубить учителям да срывать уроки — так он первый из первых. Правильно про него говорят, что у него дурные наклонности…

— Дурные наклонности! — повторила поражённая Клава. — И ты веришь этому? Да ты хоть раз поговорила с ним с глазу на глаз? Узнала, как он живёт, к чему тянется? — Она задумчиво покачала головой. — Нет, Зина, не знаешь ты своих ребят. Не знаешь и не болеешь за них.

— Ну вот что, Назарова, — вспыхнула Зина. — Ты меня не учи, как с пионерами работать… Пока я ещё вожатая, а не ты. И отряд — это тебе не спортивный кружок: заплывы там, забеги… Тут думать надо, думать!

Девушки холодно расстались.