Константин Коничев - За Родину Страница 9

Ребята подсели к Коробицыным.

– В часть? – спросил Андрея один из призывников.

– Да, завтра из Тотьмы в отправку, – живо отозвался Андрей.

– Мы тоже туда.

Ребята закурили и, чтоб не мешать Степаниде разговаривать с сыном, начали между собой тихонько балагурить.

Александр, уже переговорив обо всем, лежал на бугре около канавы и следил за облаками. Они клочьями плыли в поднебесье.

– Пиши, Андрюшенька, письма-то, – медленно выговаривала мать, – пиши про всё да служи, родной, по-хорошему, верно и правильно служи.

– Ладно, мама, буду помнить твои слова. Живи счастливо, за меня краснеть тебе не придётся. Идите с братом домой, хватит, далеко меня проводили. Теперь я с попутчиками пойду…

Андрей поднялся и закинул мешок за спину. Матери он помог встать с бугорка; обнял её, поцеловал. Потом обнял брата, потом ещё раз обнял и поцеловал мать.

– Ну, до свиданья, родные!.. Идите…

Андрей и трое призывников тронулись дальше. Пройдя шагов двести, он обернулся. Мать стояла на бугорке, где они только что отдыхали, махала головным платком. Брат не спеша удалялся в сторону Куракина…

В Тотьме призывников скопилось несколько сотен. Отсюда их увозили на пароходе. Ехать было весело. Песни и пляски на нижней палубе не прекращались до ночи. Андрей познакомился со многими из ребят. Играл на чьей-то гармошке, под его игру пели и плясали.

На утро пароход медленно пробирался сквозь нависший над рекою туман. А когда выглянуло солнце, на горизонте показалась Вологда.

Андрей вышел на верхнюю палубу и долго любовался городом, множеством белеющих домов. Город казался невероятно большим, привлекательным, хотя до него ещё прямо было добрых километров пять, а по извилистой реке и того больше…

7. ИЗ ЛЕНИНГРАДА НА ГРАНИЦУ…

От Вологды к Ленинграду вместе с призывниками ехал Андрей в воинском вагоне. Их сопровождал командир взвода.

На вокзале в Ленинграде призывников временно поместили в агитпункт. Комвзвод куда-то позвонил по телефону и сказал, что они будут здесь ждать еще группу товарищей, запоздавших с сибирским поездом, и что желающие могут свободное время использовать по своему усмотрению.

Андрей, оставив в куче «кашавок» свой мешочек, подошел к комвзводу и, показывая тому клочок бумажки с адресом, спросил:

– Есть тут в Ленинграде знакомый, сосед наш куракинский. Живет на Васильевском острове, линия пятая, дом шестой. Успею ли попасть туда и вернуться?

– Конечно, успеете; в вашем распоряжении часа четыре, – командир посмотрел на Андрея, на его затасканный ватный пиджак, на штаны, нависшие на голенища непромазанных сапог, спросил: – А вы Ленинград знаете?

– Не приходилось бывать.

– Впрочем, Ленинград такой, что в нём ориентироваться не трудно. Садитесь около вокзала на трамвай – двадцать четыре, – проедете весь бывший Невский, затем мимо Исаакиевского собора, вправо, дальше по мосту и попадете на Васильевский остров…

Вышел Андрей на привокзальную площадь. Взад-вперед сновали трамваи, автомобили, извозчики. Народ шел густо. Казалось, что пешеходы лезли под трамваи. И хотя было утро и светло, в домах, высоких, каменных, горело электричество.

– Ну и город, – не чета Вологде.

Андрей даже раздумал ехать к соседу на Васильевский остров и решил просто посмотреть на город. Пользуясь тем, что трамваи столпились в конце улицы, он выбежал на середину площади.

«Пугало» – прочел Андрей на мраморной глыбе, а с глыбы, раздирая удилами челюсть неуклюжей лошади, озирал невидящими глазами площадь грузный, бородатый предпоследний царь.

Андрей обошел вокруг монумента прочел надпись, высеченную на мраморе, подумал:

– Видать, был здоровеннее нашего старшины, а лошадь под ним не из быстрых, на такой бы камни с поля возить…

На остановке он простоял минут десять, пропустив несколько трамваев. Народ спешил, толкался. А он все ждал трамвая номер двадцать четыре. Но как ни посмотрит с боку на стенку трамвая, номера все четырехзначные, то тысяча с лишним, то за две перевалило, а двадцать четвертого все нет и нет… Не вытерпел Андрей, стал приглядываться к публике, выбрал простоватую на вид старушку, у которой из саквояжа торчала морковь и хвост какой-то рыбы, подошел к ней и вежливо спросил:

– Бабушка, а бабушка…

– Какая я тебе бабушка! – грубо оборвала она его.

– Ну, мамаша…

– И не мамаша, а гражданка…

Андрей не успел ее спросить, как «гражданка», зацепившись за поручни, толкая какого-то гражданина головой в спину, влезла в туго набитый трамвай. И тут он нечаянно заметил не с боку, не внизу на стенке трамвая, а спереди вверху более крупный номер – 24.

– Ах, мать честная, столько времени не там номер глядел…

Но трамвай был полон и поспешно отходил, заворачиваясь на широкий и длинный проспект. Ждать следующего трамвая пришлось не долго.

Проезжали шумный проспект. Трамвай свернул к Исаакиевскому собору, затем вправо, к Неве.

Все вышли; вышел и Андрей. Две-три минуты он постоял в раздумье, хотел было сесть на один из встречных вагонов и ехать обратно на вокзал к своим товарищам. Однако решил дойти до Невы, посмотреть на реку, на мост, на Васильевский остров, хотя бы издали. Около моста, закинув руки назад, ходил милиционер. Андрей поглядел на мост и от удивления замер, ему совсем было непонятно: как могли поставить на дыбы две громадины, две половины моста. Как же они сойдутся? Вот, поди-ка, грохнут! И ему захотелось посмотреть, как будут сводить мост. Но когда – разве спросить об этом вон того милиционера…

Андрей спустился по каменной лестнице к Неве, плещущей о гранитные берега, умылся. Вытер лицо верхом своей фуражки; отряхнул ее и снова надел на голову. Почувствовав свежесть, он облегченно вздохнул и смело подошел к милиционеру. Милиционер ему вежливо сделал рукой под козырек.

– Скажи, товарищ милиционер, где тут Васильевский остров.

– Вот он, итти прямо. Через полчаса по мосту движение откроется.

Ждать полчаса не так много. А главное – интересно посмотреть, как сойдутся две огромные мостовины с рельсами, с чугунными перилами и даже с фонарями.

Андрей стоял на берегу Невы, с любопытством озирался по сторонам на сплошь каменные дома, на шпиль Петропавловки, на суда, стоявшие у берегов; он даже припомнил старинную лубочную картину. На ней было изображено в лицах содержание песни:

«Как на матушке, на Неве-реке,На Васильевском славном острове,Молодой матрос корабли снастилО двенадцати тонких парусах,Тонких, белых да полотняных»…

Картина эта была наклеена на стенке в избе у сапожника Шадрины рядом с другой веселой картиной «Как мыши кота хоронили»… Загляделся Андрей на Неву и не заметил, как мост был сведен. «Фу-ты, чорт, как устроено, будто по маслу спустили», – удивился Андрей. А через минуту по мосту двинулись автомобили, трамваи.

Обратно Андрей ехал на том же двадцать четвертом номере и явился в агитпункт на два часа раньше срока.

– Ну, как, понравился город? – спросил Андрея сопровождавший призывников из Вологды командир.

– Да как сказать, город-то хорош, да с непривычки, глядя на него, в голове будто шумит, и народ какой-то, толком не хотят поговорить, все бегут, никому до тебя нет дела. А в деревне, знаешь, товарищ командир, хоть свой, хоть чужой попал навстречу, с кажинным надо поздороваться.

Командир рассмеялся.

– Здесь, товарищ, раскланиваться некогда, да и незачем. В случае что узнать надо – ступай к милиционеру, тот не ответит, – ищи справочное бюро, там всё знают.

Пришел сибирский поезд. На нем ещё приехали призывники из других уездов. Около вокзала построились по четыре в ряд. С мешками, сундуками, с берестяными кашавками колонна выглядела пестро и непривлекательно. Одежонка на многих была будничная, деревенская. Кое-кто выделялся в лаптях.

До казармы шли тяжело, сбивчиво – не научились ещё ходить по мостовым.

Вскоре после присяги Андрея из Ленинграда отправили на одну из пограничных застав. Местность, окружающая заставу, показалась ему обычной, похожей на свои куракинские окрестности. Густые хвойные леса. Зима здесь такая же, с глубокими снегами, с крепкими морозами. Только туманы между Балтикой и студеной Ладогой бывают чаще и гуще, нежели в Тотемском уезде.

В свободные часы пограничники с интересом слушали рассказы старших товарищей о боевых эпизодах на границе, и каждый новичок мечтал о той, как бы самому отличиться на деле.

С пограничных постов в темные длинные зимние ночи видно, как заревом огней маячит Ленинград. А здесь, рядом, за колючей проволокой, враждебное буржуазное государство. Оттуда переходят на советскую землю нарушители – шпионы, диверсанты и спекулянты контрабандой. Они иногда ускользают от преследования к себе за границу. Но чаще их удается задерживать, если не на самой границе, то неподалеку – в деревнях пограничной местности. Здесь каждый честный труженик – помощник советских пограничников.