Джон O'Xapa - Инструмент

O'Xapa Джон

Инструмент

I

Поздно ночью Янка Лукаса сморило, и он заснул, а газ остался гореть. Он подогревал воду для кофе, вода, закипев, убежала, залила огонь, и газ разошелся по всей кухне. Через несколько минут запах газа проник из-под входной двери на лестницу. Поднимаясь к себе наверх, Жук Малдауни потянул носом и понял, что несет из квартиры Янка. Он не был знаком с Янком Лукасом, не знал даже, как его имя, фамилия, не представлял себе, кто занимает эту квартиру, не желал впутываться в историю. Жильцы этого дома не любили соваться в чужие дела. Но, поколебавшись минуту-другую, Жук все же постучал в дверь, ответа не получил, тронул ручку и убедился, что дверь не заперта. Он вошел и увидел Янка Лукаса, распростертого на полу кухни.

Жук распахнул одно окно, второе, подтащил Янка к подоконнику, приподнял его и привалил спиной к стене. Потом выключил газ. Теперь надо было вызвать полицию. Так полагалось. Но Жук недолюбливал полицейских. Даже в такой ситуации ему требовалось подумать, стоит ли связываться с ними. Он высунулся в окно и подышал свежим воздухом. Из открытых окон в квартире сильно дуло; ночь была холодная, ветреная. Чтобы выстудить кухню, много времени не понадобилось, но квартиру следовало хорошенько проветрить, а Жуку следовало хорошенько подумать. Сопоставляя факты, Жук отметил, что на кухонном столе стоит початая банка с кофе, а кофейник весь залит гущей. Человеку, который собирался отравиться газом, вряд ли захотелось бы выпить сначала чашку кофе. Люди, кончающие с собой таким способом, обычно отворяют дверцу духовки и поворачивают кран, только и всего. Следовательно, все говорило о том, что этот человек не пытался отравиться, и Жук положил его ничком на пол, опустился рядом с ним на колени и стал делать ему искусственное дыхание. Он подсунул обе руки человеку под грудь и начал приподнимать и опускать его — вверх-вниз, вверх-вниз.

Ничего другого об искусственном дыхании Жук не помнил, но и этого оказалось достаточно. Человек пробормотал:

— Хватит, слышишь? — Слова прозвучали невнятно, но смысл их был ясен.

— Ладно. Хватит так хватит, — сказал Жук и встал с колен.

Человек лежал на полу, но по крайней мере он очнулся и приходил в себя. Жук вынул сигарету из пачки и хотел было закурить, но вспомнил, что этого сейчас делать нельзя. Человек перевернулся на спину и посмотрел на Жука. Он хотел что-то сказать — и не мог. На минуту сознание опять покинуло его, потом он открыл глаза.

— Холодно, — сказал он.

— Да, но дышать-то тебе надо, — сказал Жук. — Я говорю, свежий воздух тебе нужен.

— Холодище собачий… — сказал Янк Лукас. — Тошнит.

— Ты живой, хватит скулить, — сказал Жук. Он сел на единственный в кухне стул и покрутил пальцами незакуренную сигарету. Потом встал, намочил холодной водой посудное полотенце и приложил его Янку к лицу. Янк отшвырнул полотенце, но оно возымело свое действие.

— Ты кто такой? — сказал Янк.

— Малдауни, из верхней квартиры, — сказал Жук.

— Ну и проваливай к чертовой матери, — сказал Янк Лукас.

— Вот скотина неблагодарная, — сказал Жук. — Бросить тебя надо было, пускай бы валялся тут.

— Да ты кто такой?

— Я спас твою поганую жизнь, вот я кто такой, — сказал Жук.

— Жизнь мне спас, — сказал Янк Лукас. Он приподнялся и сел, опираясь рукой об пол. Потом медленно обвел глазами кухню, и его всего передернуло. — Холодище собачий, — сказал он.

— Не проходи я мимо, ты бы совсем окоченел, — сказал Жук.

От перемены положения Янк Лукас закашлялся.

— Слабость какая, — сказал он. — Газом несет.

— Ишь какой понятливый, — сказал Жук.

— Да ты кто такой?

— Я Джон Дж. Малдауни, эсквайр, — сказал Жук. — Сообщить тебе, под каким я номером числюсь? Предъявить профсоюзный билет? Дыши ровнее и не трать дыхания попусту. Мне спать охота.

— Вон чего тебе охота!

— Дать бы тебе в зубы, — сказал Жук. — Первый раз в жизни встречаю такую неблагодарную скотину. Попадались мне психи, подонки, но ты их всех за пояс заткнул.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Что я здесь делаю? Вопрос в точку, — сказал Жук. — Не волнуйся. Как только ты сможешь встать, я отсюда смотаюсь!

Янк Лукас посмотрел на банку с кофе, потом на плиту. Он начинал сопоставлять кое-какие данные.

— Ну, соображаешь, что к чему? — сказал Жук.

Янк Лукас кивнул:

— Угу.

— Помаленьку, — сказал Жук.

— Ты почуял запах газа?

— Помаленьку соображает. Да, я почуял запах газа.

— Я поставил кофейник на плиту. Потом сел к столу на минутку. Наверно, заснул. — Янк Лукас говорил сам с собой. Он посмотрел на свои ручные часы. — Двадцать пять пятого или двадцать минут шестого. Не разберу.

— Правильно, двадцать пять пятого, — сказал Жук.

— Давно ты здесь?

— Да, пожалуй, с полчаса, может, немного больше, — сказал Жук.

— Выпить хочешь?

— Еще бы, — сказал Жук. — Где взять?

— В той комнате, — сказал Янк Лукас.

— Я принесу, — сказал Жук.

Та комната оказалась в квартире единственной, если не считать кухни и ванной. В ней Жук увидел постеленную на ночь оттоманку, несколько стульев, письменный стол, портативную машинку, груды книг на полу, бутылку джина, бутылку дешевого виски и бутылку водки местного производства. Жук выбрал виски.

— Не знаю, тебе можно или нельзя, — сказал он. — По-моему, не стоит.

— Я не хочу. Вывернет тут же, — сказал Янк Лукас. — Разве стакан молока выпить.

— И этого не удержишь, — сказал Жук.

— Да, пожалуй, — сказал Янк Лукас.

— А если подлить в молоко виски, может, сойдет? Ну как, попробуешь?

— Я что угодно попробую, лишь бы избавиться от вкуса газа во рту, — сказал Янк Лукас.

Жук влил немного виски в полстакана молока и протянул стакан Янку Лукасу. Желудок Янка принял это питье, но ненадолго. Пока Жук пил виски с водой, Янк успел сходить в ванную, там его вырвало.

— Ну что ж, по крайней мере двигаться можешь, — сказал Жук.

Янк Лукас вышел из ванной, тряся головой и отирая лицо махровой рукавичкой.

— Плохо дело, — сказал он.

— Есть у тебя какой-нибудь знакомый доктор поблизости? — сказал Жук.

— Нет, — сказал Янк Лукас. — Я не знаю ни одного доктора во всем Нью-Йорке.

— Если не по знакомству, так среди ночи его на веревке сюда не затащишь.

— Ничего, пройдет, — сказал Янк Лукас. — Я должен принести тебе извинения.

— А я должен бы набить тебе морду, так что мы квиты. Ну и виски! Горлодер. Если ты такое потребляешь, немножко газа тебе не повредит.

— Я виски не пью. На водку налегаю, — сказал Янк Лукас. — Выпей водки. Виски я держу для одной приятельницы. Она его любит.

— Да, есть такие девки, что угодно вылакают. Ладно, попробую. Ты писатель?

— Да, как будто, — сказал Янк Лукас.

— Книги пишешь?

— Нет, пьесы, — сказал Янк Лукас.

— Надо мной живет девка, так она писательница. Мне слышно, как она стучит на своей окаянной машинке.

— Она не писательница. Она машинистка. Печатает рукописи, получает постранично.

— Вон оно что! А я-то удивлялся: черт возьми, с девяти утра, а то и раньше. И круглый день. Если бы столько насочинять, поди на миллион потянет. Шпарит без остановки.

— Бывает и остановка, когда рукописей нет, — сказал Янк Лукас.

— Да. А еще ей надо валяться с тем жуком, который у нее живет, — сказал Жук. — Меня тоже вот Жуком прозвали. Но я бы с ней нипочем не лег. Ты хоть раз на нее взглянул?

— Видел, — сказал Янк Лукас.

— Здорово должно приспичить, чтобы на нее позариться, — сказал Жук. — Бывает, конечно, что и с такой можно. Да, кое-когда бывает.

— Например, в армии, — сказал Янк Лукас.

— Н-да… Хотя я, собственно, не армию вспомнил.

— Тюрьму?

— А что же еще? В армии меня только на базах разбирало, когда не с кем было. Страшное дело, бывает, уж так приспичит, хватаешь что под руку попадает. Ну, как тебе?

— Лучше, — сказал Янк Лукас.

— На твоем месте я бы сходил завтра утром к доктору. Искусственное дыхание я тебе сделал, но не знаю, правильно или нет. Вот что, вызови-ка ты свою девчонку, и пусть она побудет тут с тобой до утра.

— Нет уж, только не ее, — сказал Янк Лукас.

— У меня жена дома, раскричится, дура, не знаю как, что я поздно пришел.

— У тебя жена? Никогда не слышал, чтобы она кричала, — сказал Янк Лукас.

— Ну что ж, твое счастье. Ты вообще, я вижу, счастливчик.

— Я догадывался, что в верхней квартире есть женщина. По шагам. Но она никогда не кричит.

— Да кричит она не так уж громко, зато ругается — только держись. Для затравки обложит матом. Ей, видите ли, интересно посмотреть, сколько она может себе позволить, прежде чем я дам ей в морду.

— Хм.

— Стукач, кричит, педераст, — сказал Жук. — Как только выпалит это, так я сразу ей в зубы.