Милорад Павич - Веер из Галаты

ВЕЕР ИЗ ГАЛАТЫ

Вспомни Константинополь в Афинах, и это будет один Константинополь. Вспомни его в Риме, и это будет совсем другой Константинополь.

Если бы вы поехали в Стамбул в конце XIX века, Восточный экспресс довез бы вас до самой бухты Золотой Рог, которая делит город на две неравные части. Потом бы вас доставили на судне в ту часть турецкой столицы, которая называется Галата, и с пристани отнесли в паланкине на холм Пера, к месту назначения всех пассажиров этого поезда — в знаменитый отель «Пера Палас». Нет такого политика международного класса, который, приехав в Стамбул, не остановился бы в отеле «Пера Палас». Здесь Ататюрк основал Турецкую республику, здесь жили известные писатели, такие как Агата Кристи, Хемингуэй или Бродский. Металлические таблички украшают двери апартаментов, где, пусть даже совсем недолго, находились великие люди. Если вам достанется номер с южной стороны здания, то со своего балкона вы и сегодня увидите знаменитую Галатскую башню, главное звено в цепи тех укреплений, которые веками возводили здесь византийцы, генуэзцы, венецианцы, галльские тамплиеры и германские крестоносцы. Рядом с башней начинается подземный ход, ведущий к морю, а внутри башни начинается наша история.

Несколько веков назад в переулке у подножия башни жил мальчик, которого легенда называет Хасан-Летатель. Каждый день он ловил рыбу и, поднявшись по склону холма наверх к своему дому, отдавал ее матери. Однажды, когда он шел по тропинке, три нахальных подростка преградили ему дорогу и потребовали отдать весь улов, а когда мальчик отказался, сломали ему ногу, отобрали рыбу и сунули в руку палку, на которую ему пришлось опираться до конца своих дней. Лекарь, осмотрев мальчика, пожал плечами и, уходя, сказал:

— Лечит Бог, мы только перевязываем…

Хасан безутешно плакал, а мать, чтобы успокоить его, расчесывала ему на ветру золотые кудри гребнем из козьего рога и шептала:

— Не плачь, дитя мое, глаза всегда быстрее ног, а взгляд быстрее человеческой мысли…

Ходить мальчику было трудно, и он нанялся гребцом к одному греку. Тот дал ему лодку с красным парусом, но сразу сказал, что пользоваться им не придется.

— Почему? — удивился мальчик.

— Потому. Лодка будет плавать под землей, а не в море. Там нет ветра. — И отвел мальчика к Святой Софии, но вместо того, чтобы войти в храм, они по каким-то ступеням спустились глубоко под землю.

Внизу была пещера, наполненная водой. Дальше без лодки было не пробраться. Над водой возвышались бесчисленные колонны, поддерживавшие свод пещеры.

— Это водохранилище. Его построил Юстиниан, он, как и я, был греком, — сказал хозяин лодки. — Чтобы не рухнул свод, он приказал установить триста шестьдесят пять колонн, столько же, сколько дней в году. Потом сюда подвели воду, и с тех пор каждый день в году Константинополь может пить из этого водохранилища.

Уже на следующее утро Хасан сложил красный парус и оставил его в башне, лодку же доставили к водохранилищу.

Не зная отдыха, сидел Хасан на веслах, день за днем скользя по подземной реке. Он нагружал свою лодку тем хламом и отбросами, которые выделял организм огромной столицы империи и которые ее жители кидали у входа в водохранилище. Этот мусор он увозил в самые дальние уголки огромного подземелья. За это ему и платили. От гребли его мышцы вздулись буграми, а сам он превратился в широкоплечего силача. Веслом мог вытащить человека из воды. Передвигаясь с фонарем на носу лодки по лесу ионических и дорических колонн, он изучил все уголки подземелья. Однажды он увидел колонну, которая постоянно плачет, в другом месте с ужасом обнаружил в воде огромную, вырезанную из камня женскую голову, подпирающую колонну более низкую, чем остальные.

— Это Медуза, — сказал ему грек, — она может отравить взглядом. Ее глаза убивают. Когда она смотрит на человека, то расчленяет его жизнь на счастливые и несчастливые мгновения. Ее правый глаз охватывает взглядом все беды и несчастья и видит только плохое, зато левый — только хорошее. Поэтому строители Юстиниана положили голову Медузы боком. Видишь, колонна опирается на ее ухо. И поэтому ее левый глаз, тот, что в человеческой жизни видит только хорошее, всегда находится над водой, а правый (тот, что убивает) — под водой. Через воду яд опасного глаза убить не может… Но на всякий случай будь осторожен. Она всегда смотрит в одном направлении, туда, где у побережья Азии виден остров Леандра, который вы, турки, называете Киз.

— А Медуза живая? — спросил Хасан.

— То живая, то неживая, — ответил грек.

— Как это?

— А вот так. Когда она выходит из греческого мифа, то убивает взглядом, а потом возвращается назад.

Иногда плавание в подземелье наводило на Хасана тоску. Чтобы отдохнуть от сырости и мрака, он забирался на самый верх башни, опоясанный круговым балконом, и там грелся на солнце, разговаривал с птицами и предавался лени. Он любил пить «печеный» чай, приготовленный на пару, и смотреть на туманную Азию по другую сторону Босфора. Иногда он приводил туда дочь своего хозяина-грека и показывал ей свое царство. Она веселилась, глядя на птиц, рассевшихся на верхушке башни, и как-то раз неожиданно поцеловала Хасана, а потом стащила с его головы зеленую чалму и подняла ее высоко над головой. Чалма размоталась, ее свободный конец струился по ветру.

— Если я отпущу чалму, она улетит в Азию, туда, откуда пришли твои предки.

Он улыбнулся и поцеловал девушку.

— Ты меня любишь? — спросила она.

— Почему ты хочешь, чтобы я это сказал?

— Потому что человеческое слово — самое древнее из всех живущих на земле существ, — ответила гречанка.

Этот разговор Хасан вспоминал всю свою жизнь. Несколько сказанных тогда слов в корне изменили его судьбу. Все чаще он забирался на башню и оставался там до утра, иногда с гречанкой, иногда один, потому что ему, калеке, трудно было спускаться вниз. Он прислушивался к балканским ветрам, которые, вырвавшись из лесов за его спиной, бросались на башню и летели дальше над Босфором. Смотрел на птиц, которые ждали этих ветров, чтобы сорваться с места и вместе с вихрем понестись через море в Азию. Он думал: «Почему бы и мне так не сделать? Разве человек не может улететь туда же, куда и его чалма? Это не так уж и далеко…»

Но у него не было крыльев, как у птицы. Но однажды его осенило. Он взял красный парус своего хозяина, поднялся на самый верх башни, разрезал полотно пополам, привязал куски к рукам и сделал взмах. И ощутил себя птицей, ощутил ветер в красных крыльях из паруса. Хасан знал, какой огромной силой обладают его плечи, и чувствовал, что сможет перелететь Босфор. Он показал свои красные крылья гречанке, но она испугалась.

— Не прыгай, ты разобьешься! Один грек уже так погиб! — сказала она и бросилась к отцу умолять его остановить Хасана. Тот, решив, что Хасан в лодке, пошел к башне и запер ее на ключ, головка которого была сделана из монеты. Хасан же был наверху, он смотрел на лежащие под его ногами Галату и Константинополь. Собравшись уходить из башни, он обнаружил, что дверь заперта, и снова поднялся наверх. Там он привязал к плечам и рукам крылья и принялся выжидать, когда какая-нибудь птица — а их на балконе всегда было много, — почувствовав благоприятный ветер, сорвется в бездну. И вот налетел порыв, он бросился вниз вместе с птицей и полетел из Галаты в сторону Босфора. Хасан, подражая птицам, просто парил в воздухе, то есть, не взмахивая крыльями, управлял ими так же, как раньше своей лодкой. «Раз я мог править под землей, смогу и над землей», — подумал он, радуясь тому, что все оказалось так просто.

Под ним лежал Константинополь, все жители которого заметили его полет и высыпали на улицы, наблюдая, как человек с красными крыльями скользит по воздуху над Босфором. Все, начиная от султана и визиря в Топкапы-сарае и до последнего торговца ювелирной лавки на Капали-Чарши, стояли задрав головы. И вот крылатый человек начал спускаться. Он пролетел над островом Леандра, который на его языке назывался Киз, и вместе с птицами приземлился в другой части света… Перелетел из Европы в Азию.

Его окружили невиданными почестями. И отвели к самому султану, который наградил его кошельком с дукатами и спросил:

— Что чувствует человек, когда летит словно птица?

— Он чувствует радость, о могучий султан, — ответил Хасан.

— Радость? — удивился султан.

— Да. Он чувствует, что радость — это единственное, что вечно во вселенной.

Тогда султан приказал отвести Хасана в башню на остров Киз и послал ему в подарок драгоценную миску с царского стола, она была китайской и становилась синей, если в ней оказывалась отравленная пища.

— Как это следует понимать? — спросил великий визирь. — Следует ли нам отравить его или же, напротив, уберечь от яда?