Марк Барроуклифф - Говорящая собака

Марк Барроуклифф

Говорящая собака

О, любовь, от тебя и пес завоет стихами.

Чем больше узнаешь людей, тем лучше относишься к собакам.

Человек — единственное животное на свете, способное смеяться и рыдать, ибо из всех живых существ только ему дано видеть разницу между тем, что есть, и тем, что могло бы быть.

1 ХОТ ДОГ, ИЛИ «ГОРЯЧАЯ СОБАКА»

В тот момент я от всей души желал, чтобы мистер Джилберт выбрал какую-нибудь другую контору для своего рокового сердечного приступа.

Впрочем, знай, я заранее, что случится потом, я бы от всей души пожал ему руку. Правда, это могло помешать попыткам моей секретарше очаровательной Люси привести его в чувство. Так что, может быть, даже хорошо, что я не стал этого делать.

Как заядлый картежник, могу сказать вам, что жизнь переменчива. Так, например, профессиональный игрок в покер не может избежать ареста в некоторые моменты своей карьеры (если вы играете в карты так, как это делаю я, тогда вы понимаете, что я называю карьерой), но в другие времена все, к чему он прикасается, обращается в золото; у жизни есть свои ритмы и темы.

Темой того июня — не хотелось бы, чтобы мои слова прозвучали как предисловие к мелодраме, — но темой того примечательного месяца стали смерть и, как это ни парадоксально, собака.

Был жаркий солнечный день, я хоронил свою мать.

— «Собачьи дни», — заметил взмокший от пота викарий, когда мы шли от могилы к выходу, — время сплошных каникул.

— Вот и у мамы теперь вечные каникулы, — отозвался я, наблюдая жаркое марево, вившееся над памятниками, и печально улыбнулся викарию. Мама была бы рада видеть, что я не терял присутствия духа.

Я мог бы уйти в этот полдень от всех трудностей, от стресса, от чужих проблем и от себя самого. Бог, однако, временами играет с нашими душами, проверяя, сколько можно сотрясать основы нашего бытия, пока они не разрушатся окончательно. Вот Он и направил ко мне согбенного годами мистера Джилберта вместе с его застарелой сердечной болезнью.

А также с его собакой.

Когда кто-то живописно валится прямо перед тобой на пол, вспомнишь все, включая самые красочные, кинематографические детали, как в остановившемся или замедленном кадре. Дугу, которую описала в воздухе выпавшая из руки пострадавшего сигарета, выражение его лица… и так далее.

Однако все, что мне реально запомнилось, — это пес с загнутым баранкой хвостом. Он выразительно посмотрел на меня, будто недоуменно пожимая плечами, и на морде его было написано нечто вроде: «Ну вот, похоже, этому крышка».

На это стоит обратить внимание, потому что точно такая же мысль промелькнула и в моей голове.

Не могу сказать, что столь неожиданный роковой исход — смерть случайного человека — не произвел на меня впечатления. На деле, как мне кажется, что, кроме самого мистера Джилберта, это событие оказало на меня такое сильное воздействие, как ни на кого другого в мире.

Дело в том, что после похорон матери я решил вернуться в контору. Мне было необходимо хоть как-то отвлечься, чтобы не провести весь день в хандре. И поскольку в покер мало кто садится играть по четвергам в два часа дня, интернетный покер был мне заказан — кредитная карточка сдохла, алкоголь — не моя стихия, в отношении наркотиков я пасую, а моя подружка Линдси не могла выкроить времени в своем плотном рабочем графике, я решил, что приду в контору и хотя бы просто посижу на рабочем месте, если не смогу взяться за работу.

Если вы уже прониклись ко мне симпатией после всего сказанного, позвольте предложить вам еще кое-что, чтобы довести до нужного состояния эти нежные чувства. Моя работа, то, чем я занимаюсь, зарабатывая на хлеб насущный, — это… Впрочем, прежде чем я продолжу, позвольте поведать вам еще кое о чем. Я, как и мой отец, от которого я унаследовал семейный бизнес, человек патологически честный. И дело не в том, что я так воспитан, и даже не в религиозных убеждениях. Просто это у меня в крови, передалось на генетическом уровне.

На самом деле я бы даже хотел отделаться от этой черты характера. Она страшно вредит, когда мне занижают налоги. О чем они вообще думают в этом налоговом управлении? Можете ли вы себе представить, до чего человеку бывает трудно доказать, что ему недосчитали налогов. Порой неделя тревожных звонков по телефону и бессонных ночей уходит у меня на то, чтобы уплатить верную сумму.

Я не умею жульничать, не могу лгать, мне просто не по душе разбивать людские надежды. Признаю, что это довольно необычные качества, если не сказать больше, для агента по торговле недвижимостью, но таков наш бизнес. «Сын и Баркер» — риэлтерская контора, которая была названа так потому, что мой отец передал дела моему деду незадолго до своей смерти. Да, представьте себе, агенты по недвижимости, и притом честные. В общем, те самые исключения, которые только подтверждают правило.

Имея дело с нашим учреждением, вы не столкнетесь ни с воображаемыми претендентами на дом вашей мечты, ни с заманиванием в «закрытый аукцион», не услышите никаких сверхоптимистичных посулов о дико заниженной оценке стоимости вашей недвижимости для налогообложения.

«Сын и Баркер» не пускаются на подобные уловки. Потому мы и терпели постоянные убытки. Отец говорил: «Лучше быть честным бедняком, чем богатым лжецом».

Впрочем, на то следовало материнское возражение. «Да ну», — говорила она, с пылающим взором листая каталог «Литтлвудс».

Но, в конце-то концов, конторой заправлял отец, а ей досталась роль пассивного оппонента.

Честность может показаться неожиданной чертой и для покериста, хотя это вовсе не так, если вы близко знакомы с игрой. Ведь, в конечном счете, вы просто следуете правилам, а блеф далеко не то же самое, что ложь, хотя, надо признать, иногда довольно сильно ее напоминает: балансирование на грани между правдой и ложью приятно щекочет нервы честному человеку. Временами всем нам просто необходимо отдохнуть от самих себя, оказаться на нейтральной территории, где мы можем побыть и кем-то иным.

Дела в конторе шли не шатко не валко, мы редко выходили за рамки того, о чем сообщали в своих рекламных объявлениях. Вам скажет любой, борись ты хоть как Самсон с мельничными жерновами, в торговле недвижимостью существует тройное правило: это место, место и еще раз место. Ну а что касается расположения нашей конторы, то оно было троекратно паршивым. Нет, конечно, где-то там, на заре семидесятых, его можно было называть «троекратно превосходным»: как раз когда папа приобрел его, по соседству с цементным заводом неподалеку от Ворсинга. Когда-то здесь располагалась часть «прекрасного нового мира» шестидесятых, пока народ не решил, что ему вполне достаточно паршивого старого мира, и не перенес свои заведения поближе к центру и основным дорогам.

Мы попытались оживить этот пыльный уголок, украсив контору цветочными горшками и книжными полками, так что она больше стала напоминать жилую квартиру, чем агентство по торговле недвижимостью. Нашему хорошему вкусу воздали должное: за годы существования конторы большая часть декораций была разворована.

Ныне нашими соседями оставались одни торговцы скобяными изделиями и модельный магазин. Причем мы оказались единственными, у кого хватило ума приобрести здесь недвижимость и укорениться, не ограничиваясь банальной арендой. Отец прекрасно сознавал, что он встал на путь, ведущий к полному банкротству, но все равно настаивал, что мы должны показать себя реальными собственниками. Дескать, твердо стоим на ногах в этом бесперспективном захолустье.

— Да никто не станет выяснять, арендуемое у тебя помещение или купленное, — доказывала ему мама.

— Главное, чтобы я сам это знал.

После этих слов мать закатила глаза и захлопнула свой «Литтлвудс». Лично мне это показалось достаточно красноречивым жестом.

Так что нам предстояло переместить свой бизнес поближе к центру, попытаться найти свое место в длинной цепочке тянущихся друг за другом офисов и контор всех мастей. Не знаю отчего, но мне лично не по душе была подобная перспектива. Наверное, потому, что папа свято верил, что добьется успеха именно здесь, и мне хотелось доказать его правоту, даже если он был вопиюще не прав.

Так что, когда толстяк, как выяснилось потом, по имени Пол Джилберт, вошел в нашу контору, волоча за собой на поводке пса, ему, что называется, не пришлось протискиваться сквозь толпы посетителей. Более того — его никто не встретил, ему даже никто не попался по дороге, потому что в конторе никого не было, не считая меня и очаровательной Люси. Остальной штат был распущен по домам во второй половине дня — не хотелось, чтобы они видели мое вытянувшееся лицо. Штат состоял из трех сотрудников, и все трое носили одно и то же имя — Эндрю. Поэтому, в порядке прибывания в контору, они стали называться Эндрю, Энди и Дрю. Всех троих объединяло не только имя, но и возраст и амбициозность. У меня они не задержатся, через пару лет прыгнут куда-нибудь повыше, если они хотя бы вполовину так хороши, как мнят о себе. Здесь они пока что находили идеальную комбинацию тяжелого труда и минимальной оплаты.