Джин Литтл - Слышишь пение?

Глава 1

Анну разбудил звук шагов в коридоре.

— Папа?

Незачем спрашивать, папины шаги она узнает и во сне.

— Да, да, спи, детка, прости, что потревожил.

— Я уже совсем проснулась, — не совсем правда, конечно, так, просто вежливые слова.

На сей раз ответа не последовало.

Анна спала за занавеской в алькове, оттуда хорошо были слышны папины шаги — он спускался по лестнице.

Девочка устроилась поудобнее, готовясь снова заснуть, но внезапно сообразила — а вдруг удастся немножко побыть вдвоем с папой, ей этого ужасно не хватает. Сколько она себя помнит, случись что действительно серьезное, с чем самой не справиться, папа всегда придет на помощь. Отец с дочкой — настоящие друзья, он все понимает с полуслова, ему не надо дожидаться, пока Анна закончит рассказ. А сейчас сложности тут как тут. Занятия в школе начнутся во вторник. Вдруг папе придет в голову какая-нибудь идея, ясное дело, пора уже перестать трусить, но так трудно поверить, что бояться нечего. Не в пример другим, папа никогда над ней не смеется, в нем сомневаться не приходится.

Впрочем, правда ли это? Папа страшно изменился в последнее время. У него совсем нет времени выслушивать дочку, свою любимицу.

— Папин хвостик, — бывало, дразнится старший брат Руди. Он придумал немало обидных прозвищ — Неуклюжая Анна, Балда, Зануда, Дурында и, конечно, Младенчик, она же младшая в семье. Обидно и унизительно, а Руди только того и надо. Нередко девочке казалось: "Я и впрямь неуклюжая и глупая, Руди ведь лучше знать". Однако зваться папиным хвостиком — тут возражений нет. Сколько бы брат ни обзывался, Анна только улыбается тишком — правда, она и есть правда.

По крайней мере, так было раньше. Но теперь…

— Правда, она и есть правда, — сердито повторила девочка. — Просто папа слишком уж беспокоится о политике. Надо спуститься вниз, пока не появился мальчишка-газетчик.

И прежде чем сесть в постели, она потянулась за очками, нацепила их на нос. Мир вокруг, такой размытый и нереальный, в ту же минуту принял четкие очертания, стоило только взглянуть на него сквозь толстые стекла очков. Сразу стали видны розоватые выцветшие полоски на обоях, разноцветные квадраты вязаного покрывала, табуретка, где корешком вверх пристроилась библиотечная книжка, раскрытая на нужной странице. Очертания комода в ногах кровати и высокого, узкого шкафа с платьями уже немного расплывались.

Анна носила очки без малого пять лет, но все не переставала удивляться — как она раньше без них жила? Теперь все дни начинаются одинаково — с утра очки на нос и не снимать весь день, только если надо протереть, и так до самого вечера. Даже ночью очки должны быть под рукой.

Но нет, теперь не время думать об очках!

Девочка вскочила с постели, нащупала ногами тапочки и тут услышала какой-то звук.

— Ну, пожалуйста, пусть мне показалось, — взмолилась она. — Пожалуйста, только не это…

Молитва не помогла. Снова то же скрежетание, теперь отчетливое, и ясные, такие до боли знакомые потрескивания и щелчки. Помехи! Папа уже включил приемник. Опять не успела с ним поговорить!

Анна забралась обратно в постель, взбила подушку, поудобнее прислонилась к ней спиной, натянула простыню до колен и уставилась в пространство. Нет-нет, дочка глядела на папу, хотя тот ее видеть не мог. Она и так знала, что происходит в гостиной. Одно и то же повторялось сотни раз. Отец сидит в потертом, засаленном кресле, голова склонилась над большим коротковолновым приемником, купленным год тому назад; отвернувшись от всех и вся, он слушает последние известия.

Удивительное дело, папа купил подарок самому себе, недоумевали дети, когда отец принес радио домой. Папа никогда и ничего не покупал для себя, если только мама не заставит. А приемник к тому же стоит недешево.

— Депрессия уже кончилась? — выпалил Фриц, уставившись на радио.

Все понимали, почему мальчик об этом спросил. Уже несколько лет семья переживала тяжелые времена. Еды в доме, в общем, хватало, но добавка случалась нечасто. Ни на что, кроме самых необходимых вещей, денег не оставалось. Когда Анне было десять, ей ужасно хотелось красивую куклу на Рождество. Она все канючила и канючила, пока мама крепко-накрепко не запретила мучить отца своими мольбами — на такое баловство в доме денег нет. А тут папа принес огромный сверкающий приемник!

— Нет, депрессия еще не кончилась, — папа расчищал почетное место для нового приобретения. — Но уже скоро.

— А когда? — приставал Фриц.

— Как война начнется, — спокойно, совершенно обыденным тоном ответил папа.

Будто знает, войны не избежать, опять подумалось девочке, и холодок страха пробежал по спине, словно вернулся тот вечер, когда папа принес радио. Но пока по-прежнему царит депрессия, а Канада в войне еще не участвует.

Конечно, где-то там, в Европе, уже сражаются. Несколько месяцев подряд войну показывают в кинотеатре, в новостях перед фильмами. Адольф Гитлер с экрана выкрикивает призывы к ревущей от восторга толпе, а немецкие войска маршируют и салютуют ему, теперь все знают этот салют — "хайль Гитлер". Немцы даже двинулись через границу и оккупировали соседние страны.

Сидя в темном кинотеатре и глядя на мелькающие черно-белые картинки, Анна никак не могла поверить — неужели между ней и этими людьми есть что-то общее, а ведь их семья переехала из Германии в Канаду только пять лет тому назад. Девочка смутно помнила времена, когда весь мир ограничивался Франкфуртом и вокруг разговаривали только по-немецки. Теперь их жизнью стал Торонто, и сама она говорила, думала и даже сны видела по-английски. Истерические выкрики немецкой толпы, запечатленные кинокамерой, оставались для нее такой же загадкой, как и для всех остальных в зрительном зале. По папиному утверждению, фашистское безумие грозило затопить весь мир, но мама только посмеивалась над подобными предсказаниями. Анна не знала, кому верить. Если бы мама пошла в кино и сама все увидела, то тоже, наверно бы, испугалась. Тем не менее, война была где-то там, далеко, на той стороне огромного океана. Но позавчера немецкие солдаты вторглись в Польшу. Для Анны это означало только одно — отец слишком занят политикой, чтобы обращать внимание на ее, младшей дочки, папиного хвостика, сложности. А завтра первый день нового учебного года — она идет в старшие классы и до смерти перепугана.

Неужели он забыл? Девочке казалось, будто папа ее предал — первый раз в жизни. И при том, честное слово, отец не знает ни одной живой души в этой самой Польше!

Внизу пробили часы. Анна сосчитала удары. Только шесть часов! Папа с ума сошел, наверно.

Она зевнула. Слишком рано, вставать еще не пора. Голова сама собой сползла на подушку. Надо поспать, раз уж не удалось побыть с папой.

Что случилось? Кто так страшно кричит?

— Клара, Клара, пойди сюда!

Девочка ничего не могла понять, а папа продолжал звать снизу:

— Руди! Анна, разбуди Руди! Позови всех! Быстро! Ты меня слышишь?

— Да, папа.

Выскочив из кровати, Анна бросилась — но не будить остальных, а взглянуть на папу, стоящего внизу, около лестницы. Но отец уже вернулся в комнату. Девочка услышала слабый, отдаленный голос. Не папин. Английский голос. Испуганная, она с трудом различала слова:

"…Боже, благослови нас и помоги правым в борьбе".

Папа показался в дверях гостиной. Анна, едва начав спускаться по лестнице, замерла, уставившись на отца. В чем дело? Он такой ужасно старый, старый и больной. И совсем незнакомый.

— Началось! Британия объявила войну Германии,[1] - произнес Эрнст Зольтен.

Выходит, папа прав. Пока он предупреждал, что скоро будет война, мама сердилась и повторяла: "Прекрати болтать глупости". А папа, оказывается, был прав. На мгновение Анна даже обрадовалась — смысл папиных слов еще не дошел до сознания — значит, глупости говорила мама, а отец, как всегда, все понимал правильно.

Но тут солнечный луч осветил папино лицо, и даже слабое зрение не помешало Анне разглядеть слезы на его щеках.

Девочка стремглав понеслась вверх по лестнице.

Глава 2

— Руди, — заорала она, распахнув дверь в спальню братьев. — Руди, проснись! Проснись!

Фриц немедленно выскочил из постели, но Руди никак не мог открыть глаза.

— Что такое? — вяло, хриплым со сна голосом спросил мальчик.

У Анны даже страх прошел на минуту.

Вот это счастье — раз в жизни узнать важную новость раньше старшего брата!

— Началась война! — объявила девочка. Ей казалось, она на сцене — играет посланца, который произносит одну-единственную, зато самую значительную фразу. — Папа велел спуститься вниз. Поторапливайтесь!