Олег Зайончковский - Тимошина проза (сборник)

Олег Зайончковский

Тимошина проза

© Зайончковский О. В., 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Тимошина проза

Глава первая:

В поисках женского

Как и любому из нас, теоретически ему принадлежал весь мир, но Тимоша редко осматривал свои отдаленные владения – он проживал на тринадцати квадратных метрах.

Правда, издавна обжитая комнатка – это тоже мирок, пусть даже и населенный одним-единственным обитателем. Оказавшись в Тимошиной комнатке, можно было, не задавая вопросов, узнать кое-что о его прошлом и настоящем. Вот за стеклом на полке выстроилась коллекция автомобильчиков, – модельки были хотя и старые, но все в отличной сохранности. На торце полки виднелись еще следы переводных картинок, соскобленных и затертых; а если заглянуть за кресло, разделявшее эту полку и книжный шкаф, то на обоях можно было найти каракули, начертанные младенческой рукой. Это трогательное послание из невозвратимого прошлого свидетельствовало о том, что комната не знала ремонта как минимум тридцать лет. Книжный шкаф справа от кресла, тесно уставленный книгами разной степени зачитанности и далеко не одинаковой художественной ценности, сверху завален был пыльными папками и тубусами, оставшимися, очевидно, от времен студенчества. Здесь же, в шкафу, в буковой красивой рамочке стоял портрет рыжего с пятнышками кота – друга Тимошиного детства и ранней молодости.

Однако и современность тоже заявляла в комнате свои права, пусть даже совершенно стихийно. Старая домашняя парта сама собой давно превратилась в компьютерный стол, а где когда-то была корзина с игрушками, там теперь высилась многоэтажная башня «хай-фай»-аппаратуры. Напротив дивана чуть не половину стены занимал огромный ковер-телевизор, большую часть времени беззвучно пылавший красками. Были тут и вещицы поменьше – разнообразные гаджеты с экранчиками и без, чье назначение не всегда понятно, но без которых уже не полна жизнь современного человека.

В этой же комнате находился предмет, привлекавший особенное внимание Тимошиных посетителей, а точнее сказать, посетительниц. Он обычно стоял за дверью, прислоненный к стене, и в сложенном виде напоминал большую гладильную доску. Это, однако, был настоящий массажный стол. Посетительницы затем Тимошу и посещали, чтобы на этом столе он гладил и освежал самое дорогое, что у них было.

Комната, где человек прожил достаточно долго, может многое рассказать о нем. О характере и привычках, о занятиях и увлечениях, и даже о состоянии его сердечных дел. Последнее, разумеется, интересовало Тимошиных посетительниц. Независимо от того, имело ли это для них значение, проницательные посетительницы отмечали, что фото кота Тимоша оправил в рамочку, а женских ни одного в комнате не держал. Это доказывало, что у него сердце было или разбито, или просто никем не занято.

Свое любопытство к Тимошиному персональному житью-бытью (впрочем, довольно поверхностное) посетительницы утоляли в ходе ознакомительного визита. Являясь в последующие разы согласно назначенному расписанию, они уже не отвлекались на изучение комнаты. Драгоценных минут не теряя попусту, посетительницы раздевались – застенчиво, или кокетливо, или отважно-решительно, или царственно-неторопливо. Тимоша тем временем приготовлял ложе, то есть раскладывал свое массажное сооружение и покрывал его простыней. Обнажась до пределов, положенных только их собственной скромностью, посетительницы взбирались на высокий стол с помощью небольшой скамеечки, после чего укладывались на живот и опускали лицо в специальный иллюминатор. Когда Тимоша орошал их тело арабским благовонным маслом, женщины сладко ежились: с замиранием сердца ждали они прикосновения его волшебных рук.

Эти полеты на массажном столе производили на посетительниц неизгладимое впечатление и, во-вторых, конечно, оказывали укрепляющее, оздоровительное воздействие.

– Все ломоты и в пояснице, и вот в этих местах прямо как рукой снимает, – рассказывали посетительницы своим подругам. – И потом он так это делает, просто не сказать как!

Молва о Тимоше как о талантливом массажисте передавалась из уст в уста. В женских кругах микрорайона он был популярен не меньше Ниночки, выдающейся маникюрши из салона «Локон». Разница между ними заключалась в том, что Ниночка своим искусством зарабатывала на жизнь, а Тимоша лишь подрабатывал. Правильнее сказать, что массаж был для него способом самовыразиться. Каждому человеку нравится делать то, что у него хорошо получается. Незабываемые свои сеансы давал он по вечерам, не чаще трех раз в неделю, днем же Тимоша трудился в Проектной организации, где от сотрудников требовались не чудо-руки, а умственные способности. К счастью, Москва велика, и Тимошино место работы далеко отстояло от места жительства. Чем занимался он в неслужебное время, коллеги Тимоши не знали, да и вряд ли хотели знать.

Однако предосторожность была не лишняя, если учесть, что в обществе живы еще предрассудки в отношении любого массажа. Многие люди считают, что массажные процедуры доставляют непозволительное удовольствие пациенту и оператору. Какое глубокое непонимание! И вообще, кто сказал, что целебное и полезное непременно должно быть болезненным или горьким? Как бы то ни было, но сотрудники Проектной организации если и пользовались услугами массажистов (а надо думать, пользовались), то, разумеется, не из своей среды.

Хорошо, что никто из среды Тимошиных сослуживцев не проживал от него поблизости. Может быть, это не говорило в пользу микрорайона, но как массажисту Тимоше давало свободу рук. Женщин изо всех сред общества схожи строением тела; все они иногда испытывают ломоты и нуждаются в укрепляющих процедурах. Что из того, что Тимошины посетительницы читали только журнальчики со столика салона «Локон». Во время сеансов Тимоша руками чувствовал их первобытную женскую плоть, а они ощущали его первобытную магию рук. И при чем же тут, спрашивается, круг чтения? Конечно, порой случалось, что отзывчивость женской плоти переходила в зов, а Тимошина плоть на зов этот откликалась. Это было вполне естественно и лишь доказывало пользу от его сеансов. Посетительницы забывали о своих ломотах; они покидали Тимошу омолодившимися и обновленными.

Некоторые подробности массажной практики Тимоша благоразумно скрывал от своих родителей, с которыми делил жилплощадь. Но он не мог запретить им тревожиться и фантазировать по поводу посетительниц. Впрочем, во время сеансов родители, как правило, сидели тихо у себя в комнате.

Когда благодарные посетительницы покидали Тимошу после сеанса, их путь пролегал коридорчиком и дальше налево в прихожую, куда выходили еще три двери. В одной из дверей непременно показывалась лысоватая голова. Это был папа, и с ним воспитанные посетительницы тоже заодно прощались. Папина голова отвечала киванием – сдержанным, но достаточно вежливым. Однако как только за посетительницей закрывалась дверь, сдержанность оставляла папу.

– Эти хождения по вечерам! – восклицал он. – Когда же они прекратятся?

Дверь, где была его голова, открывалась шире – рядом с папой возникала мама. Она поясняла папино возмущение:

– Дорогой, мы просто не знаем, что думать… Эта женщина наверняка замужем.

– Вы опять за свое! – огрызался Тимоша. – Ваше ханжество нестерпимо! Если хотите знать, я просто даю сеансы.

Подобные сцены периодически повторялись и были привычны для их участников. Оскорбленный беспочвенными, по его словам, подозрениями, Тимоша скрывался у себя в комнате, а родители продолжали делиться друг с другом невеселыми соображениями.

– Эти женщины явно не его уровня, – уверенно предполагал папа.

– Ты совершенно прав, – соглашалась мама. – И должно быть, не нашего круга.

– Когда он только остепенится…

– Ох, и не знаю… Должно быть, не скоро дождемся мы законных внуков.

Этот обмен замечаниями показывал, что ни в какие «просто сеансы» папа с мамой не верили. Кроме того, проявлялась сложность родительского запроса. Папе с мамой, конечно, хотелось внуков, потому что кто их не хочет, однако не от кого попало. Эта требовательность означала, что покамест родителей не припекло. Под конец разговора папа уже сидел под торшером и листал газету, а мама целилась в телевизор пультиком.

Для родителей, как и для всех неравнодушных людей, личное отступало, когда подходил ежевечерний час новостей. Час волнительной геополитики, пропагандистских клише, поразительных разоблачений и беспощадной биржевой статистики. В мире происходили события, которые тоже нуждались в папином с мамой анализе, обсуждении и оценке.

Но когда жизнерадостный телесиноптик выдавал завершающую свою порцию лжи, когда прочитанная газета становилась мусором, – тогда к родителям возвращалось «личное». Оно во плоти появлялось в комнате – большое, немногословное, немного хмурое.